И снова увидел я правду и силу христианско-православного пути. Мне ещё только предстоит долго и тщательно работать над собой. Очищать своё сердце молитвой. Отмывать, отстирывать, высветлять своего сумасшедшего родственника от низших страстей и энергий, осветлять чистым Светом Любви, чтобы подняться в царство Духа, к Богу. Процесс очищения длительный, трудный, но благодатный. Я только в начале пути…
Путь любви — радость богопознания, блаженство бытия, мудрость всевидения, озарение открытий, тайна вселенной, высокий полёт свободы…
Большинство людей вообще не помнит своих сновидений. А если человек вдруг начнёт поглубже в себя заглядывать, то он может ужаснуться — целая куча бесов кормится его энергией, а сам он — полный раб этих бесов. Поголодав 2–3 дня, человек поймёт, что им до этого управлял не голод, а бес чревоугодия. Обратив внимание на свою раздражительность или гнев, он увидит, что к этому толкает его некая злая, агрессивная и реальная сущность. Прекратив сексуальные контакты, человек осознает, что он находится в полной власти лярв похоти и блуда и т. д. И вся эта тёмная и жуткая неорганика насядет на него после смерти. Даже если он перенесёт сознание в сон — это ему не поможет. Это только усугубит его страдания.
Кто под влиянием разных хитрых теорий «недвойственности» забывает о реальности существования таких сущностей и конкретного «зла», я снова отсылаю к примеру с пациенткой Ст. Грофа — Флорой.
Глубокое понимание своего сна «Сумасшедший родственник» помогло мне более осмысленно и регулярно работать с христианской молитвой. А это позволило сделать ещё много открытий, в частности, и по поводу загадочной личности дона Хуана. Очищение сердца — всё более приближение к истине.
Духовное видение — самое глубокое и проникновенное — принадлежит вовсе не толтекам. Маги накапливают и сгущают неполноценный, бледный и ущербный свет периферии, который никак не может дать истинного видения. Видение толтеков подобно рассматриванию отдельных частей того самого механизма, который находится за циферблатом башенных часов. Это видение шыворот-навыворот, которое не даёт «видения» главной сути и не относится к сущему вопросу — «сколько времени?». Собственно, такое видение является «уводящим», отвлекающим, дезориентирующим и вовсе не является видением как таковым! Подлинным чистым видением обладают религиозные христианскиме мистики — именно они обладатели чистого, полноценного, волшебного Света! Православные старцы прозревают такие умопомрачительные тайны, простреливают такие глубины и внутренего и внешнего космоса, что толтекам даже и не снилось!
Путь дона Хуана, внешне заманчивый и загадочный, не является духовным путём. Очнитесь от массового ослепления и гипноза и прозрейте, люди!
Союзник
И наступил мрак. Бог оставил меня. Бога нет! Болезнь моя прогрессирует неуклонно и со страшной скоростью. Прогрессирует от занятий магией. Мчусь я на своей судьбе—лошадке к смерти. Раньше и так крутил—вертел смерть со всех сторон. Да всё больше теоретически. А попробуй, брат, практики! Ум мой, изворотливый и проницательный, уже всё просчитал до мелочей, прикинул, вычислил — наверняка, конец. Неизлечим. Тупик. Безнадёжность. Видится больница. Почки совсем отказывают. Мой беспомощный крик: «Сестра!…» Боль острая от тела отрывает, в сновидение последнее уносит. Тело, похолодевшее и застывшее, на тележке в морг откатывают (неоднократно наблюдал, как это делается).
Но сердце ещё верит, надеется, любит…Где ты, о вселюбящий и всепомогающий Отец небесный?!
Бытие моё — серое, томительное ожидание смерти. Да и что такое жизнь, как не медленное умирание? Изредка беспокоят меня люди. Кто-то обращается ко мне «как дела?» — Ах, оставьте, всё нормально, не мешайте мне, я занят — умираю. Ощущаю, как середина тела гниёт, но странное отношение к нему, как к чему-то чужому, постороннему. Это не я.
Некая, ещё значительная часть меня сопротивляется неумолимому року. Она страдает и не хочет умирать. Умереть сейчас, когда я эту жизнь распотрошил, разложил, собрал и понял до конца. Когда обрёл её великий смысл, заглянул в её глубины и тайны, прикоснулся к Богу, Любви! Теперь, когда я знаю как и зачем жить. И так трудно, болезненно и долго шёл к этому пониманию, вдруг — открылось! — и оставить этот мир?!
Вот он голос хозяина кармы, чугунный и грозный, исполнителя и слуги возмездия: «Приговорить Терентия Смирнова к смертельной казни через тяжелую неизлечимую болезнь!…»
«За что?!» — вопрошаю. Понимаю, здесь не спрашивают, каждому своё на роду написано. Не задобрить, не обхитрить, не умолить.
Сижу я в одиночной камере смертников в многоэтажном доме, в своей комнате, ощущаю давление всех верхних этажей надо мной. Жутко, тоскливо. Неизвестно, когда вступит в силу смертный приговор. Хуже так. Знать бы — легче было. Точка сборки моя качается как поплавок, тонет в разных волнах эмоциональных, характерных для такого бедственного положения. Тоска, отчаяние, страдания, боль душевная, озлобление на судьбу, безразличие, депрессия, страхи, сожаления, сопротивление року. Недолгая покорность, смирение и вновь страхи и безнадёжность. Цепляюсь за жизнь я. Уехал в деревню.
Если есть ты, Бог, то как ты не справедлив! Но значит нет тебя!
Знаю уже, что молитва все ключи открывает, и даже смерть остановить может. Из опыта это. Но вот беда. Сердце моё наглухо закрылось. Любить не хочет. И всё чаще и чаще запирается подолгу. Сухое, мёртвое, бездушное сердце моё стало. Нет сердца у меня, вместо него — дырка! Тупик во всём непробиваемый. А без сердца как бы уже умер я. Как труп существую по инерции.
Уж в какие только хитрости не пускался. Энергии гонял по каналам. И токи есть, и движение, и тепло с пульсациями. Пробивается что-то болезненно вроде, а болезнь моя не только не приостанавливается, а пуще прежнего обкладывает. До конца решил стоять. Большой опыт здесь заимел. Воля и жажда до жизни во мне говорят. Выжить, выстоять, преодолеть и не сдаваться!
Но более на главную свою магическую хитрость рассчитывал, на помощь дона Хуана. Но здесь дело не простое встало. Его магия моё тело преждевременно-то и разрушало. И любовь моя к дону Хуану, к магии его, как в молодости любовь к падшей женщине одной демонической красоты. Запал я тогда на неё сильно. И ничего поделать с собой не могу. Знаю, тянет она меня на дно. Сама стремительно гибнет, опускается и меня прихватила, за собой, тащит. Понимаю, что падаю я с ней в бездну тёмную. Понимаю, а разлюбить не могу…
Так же и с доном Хуаном сейчас в магическом волшебном танце. Хитростью хотел болезнь свою обойти.
Я от этой жизни печальной своей отвернулся. В сновидения свои кинулся, погрузился. И там мрак, темнота, беспросветность! Серые улицы какие-то, скользкие мосты, люди—тени. Крысы дорогу тёмную перебегают. В канавах змеи шершавые. А главное — небо закрыто! Густое, чёрное оно. Хоть бы лучик мелькнул, будь бы кусочек маленький солнышка! Знаю, засветит во сне, — наяву тут же лучше станет. В осознании я по снам рыскаю — охота на солнце! Чуть отблеск света замечу — сразу туда. Нет… мираж, свет отражённый, тенями занавешенный.
Боги, дайте солнце, где вы?!
Не поймал солнце, на себя во сне обратился. Стал себе во сне почки оживлять, лечить. Гляжу — и наяву эффект в почках: токи, тепло. А болезнь усугубляется. Резервы энергетические на осознание себя потратил, иссякли они, и у больных почек энергия отбирается… Чувствую, опрокидыватель — накатывающая сила смерти, всё методичнее меня кулачком в животик тюкает так, и медленно рассыпаюсь я…
Вот здесь меня на новый уровень сознания стало выносить. Точки сборки движение. К безупречности стал прибиваться. Отказываюсь я от врачей и экстрасенсов. Не хочу больше, чтобы одни в моё тело антибиотики вливали, а другие — тёмные свои энергии. Что за болезнь моя такая? Она же великий учитель мне, думаю. Покруче Мескалито, — другом её сделаю! Прорывы, озарения у меня пошли. Кто это во мне, размышляю, так страдает, беспокоится и умирать не хочет? Эго моё разненаглядное! Взял — и выкинул его! Суждено мне умереть, так зачем ещё страдать и мучиться дополнительно? Какая разница? Лучше умирать буду в радости, любви и благодарности за то, что жил, и жизнь давалась. Прозрел. Отбросил мученичество своё, и остались радость и тихий смех существования. Ай, да учитель, ай, да Мескалито (болезнь так назвал)[28]
Однако сознание на достигнутом уровне ещё не закрепилось. Точка сборки назад откатывается, во мрак. Но главное, я настроение воина поймал — отрешённость и безразличие к себе. Стал наблюдать равнодушно, как моё тело медленно умирает, будто не мое, а чужого человека.
Тут во сне проблеск неожиданный случился — солнце. Засветило вдруг — вот надежда!
Шёл я в этом сне по солнечной зелёной поляне. И, похоже было, подходил к какому-то посёлку. Повернул голову вправо, глядь, сарайчик старенький. На нём птица чудесная—расчудесная сидит. Крупная, широкая, размером с человека, с тёмно-зелёными красивыми отливами, крылья чуть раздвинуты. И с головой человеческой! Вроде, сказочная птица. Волнительно мне стало. Проблеск осознания меня прошиб. Это же вещая птица! У неё много имен: Гамаюн, Сирин, Алконост. А в христианстве — это символ божьего промысла, проводник определённых сил, пусть и не всегда хороших. Понял это. Восхищение, скрытый, благоговейный тайный страх к птице этой стал испытывать. А ощущения мои говорили мне, что Гамаюн энергией сильной обладает. Чувствовал и знал — союзник это!
Кинулся я к женщине—птице, лицо у неё тёмное, африканское. Почему-то на одно колено припал. И страстно—страстно так и жалобно стал ей быстро-быстро рассказывать. Как страдаю я сильно, как болею, как мучаюсь, что ищу Бога, счастье и любовь.
И тогда союзник открыл мне своё имя. Сказал мне, что в любое время могу его вызвать. И что он лечить меня будет.
Дальше случился то ли пробел какой-то в сознании, то ли я память кратковременно потерял. Но возле меня женщина оказалась тёмнокожая, но с тем же самым лицом, что у птицы было. Ага, думаю, всё тот же союзник это. Просто перенастройка световых волокон внутри кокона произошла и в более привычную интерпретацию восприятия обернулась.