Таким образом, литературный сталкинг Кастанды в самую первую очередь является искусством захвата, удержания и порабощения живого человеческого света. Со страниц его книг восстают и протягиваются многочисленные тусклые и липкие волокна, они постепенно обволакивают кокон искателя. Это бесшумная работа Паука…
На протяжении всего длинного повествования Кастанеды можно смело выделить два общих стратегических манёвра.
И первый из них — незатейливое внедрение в сознание ИДЕИ НАКОПЛЕНИЯ ЭНЕРГИИ, о которой упоминалось ранее. Идеи очень вредной и опасной, неправильной идеи, которая кладётся в основание всего духовного поиска человека и служит в дальнейшем его полной духовной дезориентации. На гнилом и ветхом фундаменте невозможно построить добротный дом. Одновременно с учеником Карлосом читатель всё больше и больше проникается той самой ложной установкой, в соответствии с которой вершится всё «развитие» магов. Хочешь осознанных приключений в нефизических мирах сновидений? Копи энергию и получишь. Ах, что за увлекательные эти миры! Желаешь проникнуть в суть всех вещей и явлений и научиться «видеть»? Тебе потребуется накопить очень много энергии. Но если бы знал, как это здорово видеть энергию всех людей и мира в целом «как она течёт во вселенной»! Хочешь стать обладателем чудодейственного дубля? Это не так уж и сложно, вот только тебе потребуется энергии ещё больше. Ещё и ещё. Зато ты станешь неотразим, ты будешь настоящим волшебником! Читатель не может видеть и понимать, как незаметно действуют такие психологические рычаги захвата. Как постепенно он подсаживается на «Кастанеду», как на наркотик. Как непомерно развивается его духовная алчность, как заражается, пропитывается он тёмными энергиями, духовной инфекцией и постепенно становится, в конечном счёте, духовно (и психически!) больным человеком. Как духовный поиск в целом становится безудержной и потной гонкой за острыми переживаниями, а его смысл рассматривается в качестве свиньи-копилки. А Кастанеда продолжает незаметно давить на кнопки и рычажки. Он продолжает усиливать жажду волшебства и чуда, подогревая её романтикой и поэзией и, что немаловажно, создаёт ложное представление о доступности и близости всех этих чудес, а равно об уникальной возможности их использовании в личных целях. Всё очень просто — взял и сдвинул свою точку сборки и тут же тебе и чудеса, миры, уникальные способности, путешествия. Столь чудовищного выхолащивания и обесценивания духовной сути, а равно сведения таинства её на уровень механики, машины, вы не найдёте ни в одном эзотерическом описании! Человек низводится до винтика, вращающегося подшипника. Дополнительно загружается и интеллект — уму нужна пища. И он её получает! При этом те самые (столь близкие и доступные!) чудесные и волшебные перспективы, сказочные возможности и реалии становятся приманкой (куском сырого мяса) для привлечения дикого зверя к яме или замаскированному капкану. Да, Кастанеда обращается с читателем, как с диким зверем, потому что сам является носителем хищного сознания. Начинающего любителя-«мага» именно затравляют и заманивают. Его уже давно ведёт по жизни собственная возросшая духовная алчность, животный инстинкт, а не сердце. И вот однажды под воздействием грязного энергопотока толтеков происходит хаотический качок точки сборки, и наш любитель становится «профессионалом» — он получает свой самый первый опыт осознанного сновидения. Всё внутри него торжествует. Ему, как он считает, открылась главная тайна мира и он восклицает: «Как это здорово! Кастанеда — гений! Учение дона Хуана — высшая мудрость и вершина всех знаний!» С этих пор он ещё более преданно и беззаветно отдаёт своё сознание зловещим толтекам и попадает в железные лапы дона Хуана. С этого этапа дон Хуан — отец родной!
Всё! И с этих же пор духовный капкан захлопнулся, искатель пойман в ловушку, но этого даже и не подозревает! Таково коварство духовных ловушек вообще. И если обычный человек физически проваливается в яму и попадает в беду, то он это осознаёт и ищет выход и спасение. В случае же духовной ловушки никакого осознания своего бедственного положения не происходит. А довериться толтекам — это более серьёзная беда и даже катастрофа, нежели попасть в глубокую яму в действительности!
Итак, читатель продолжает увлекаться, восторгаться, соблазняться, будоражиться и возбуждаться обретёнными «глубокомысленными» и уникальными знаниями. Он приступил к практике. Он, что называется, «фанатеет». А мы обратим внимание на другой манёвр сталкинга Кастанеды — на особую ПРИТЯГАТЕЛЬНОСТЬ ТЁМНЫХ ЭНЕРГИЙ.
Тьма вообще обладает свойством психологической привлекательности. Сравните! Допустим, вы гуляете ясным солнечным днём и наблюдаете за окружающим. Все фигуры, предметы, вещи воспринимаются вами как очевидные и понятные объекты. В голове вашей лёгкость, умиротворённость и ясность. Но не такова природа ночной тьмы! Какой-нибудь трухлявый и совершенно бесполезный, никчемный пень создаст у вас ощущение некого удивительного живого существа, который шевелится, походит на… Он покажется таинственным, загадочным. Объект станет гипнотизировать вас, разжигать воображение, неодолимо притягивать к себе, вызывая потребность и жажду его познания. Таким качеством притягательности обладают все тёмные хищные миры сознания толтеков. Но при дневном ясном освещении пень остаётся всего лишь простым гнилым пнём, а равно такими же примитивными окажутся и все миры толтеков (и это мы ещё рассмотрим!). Такова вкратце психология восприятия тьмы.
Но подлинным и очень конкретным трюком сталкинга Кастанеды явилось само ОПИСАНИЕ ТОЛТЕКОВ, его особая уникальная ОРИГИНАЛЬНАЯ ТЕРМИНОЛОГИЯ. Любое описание представляет собой не просто некое ментальное пространство идей и концепций, оно становится очень конкретным миром субъктивного сознания каждого, вступившего в данное пространство. Оно становится реальным энергетическим полем, в котором человек начинает существовать. Такое описание проецируется на мир общеизвестный и овладевает сознанием полностью. Человек начинает мыслить в определённых терминах и смотреть на окружающее только через призму полученных понятий. И в этом нет большой беды — каждый человек на земле пребывает в собственном описательном мире — но нет большой беды в случае описания, исходящего из чистого духовного источника. А вот в отношении учения дона Хуана об этом сказать определённо нельзя! Тьма призвана искажать очевидные истины.
Каждое новое описание подобно картам географическим и картам игральным. Дон Хуан, давая своё описание мира, фактически приглашает вас сыграть с ним в карты. Но всё дело в том, что его карты меченые, краплёные. Войдя на его территорию, принимая правила его игры, используя его же карты, вы неминуемо проиграете. Вы незаметите, как он мухлюет, обманывает, как он тусует и подтусовывает выгодные ему понятия, смещая известные смыслы, набирая себе всё новые и новые очки. Однако он создаст в вас такое обманчивое представление, что выграли именно вы, а не он! Такой вот искусный и замечательный сталкинг! Нет, всё-таки эти толтеки — молодцы!
Рассмотрим отдельные примеры. Каждый человек с самого детства имеет представление о христианском аде. Ну что, ад есть ад. Он очень реален. Там предельно жарко, душно, тяжко. Попавшие туда мучаются безвременно. Пожалуй, это самое отвратительное место, какое можно себе представить! Отметим в памяти три известных основополагающих признака ада: невыносимость, мучительность, непереносимость этого места; конкретика и его реальность; и «вечность»…
Казалось бы, всё очевидно и просто. Но это не так в случае, если вы принимаете некую незнакомую, оригинальную концепцию, какой является описание толтеков. Вы теряетесь на новой территории, вам ничего неизвестно об окружающем, вам нужны дополнительные разъяснения, определения, названия. Войдя в чужой мир, вы забываете о своём прежнем, вы теряете представления о столь очевидных и простых вещах, которые для вас были ясными и понятными в прошлом. В новом мире вам требуется проводник, и дон Хуан к вашим услугам! Он всё покажет и расскажет, он даст всему имена и разложит всё по полочкам. Ведь он — новый видящий, и видит насквозь суть всех вещей и явлений. Вообще новые видящие — это уникальные люди.
Мир состоит из известных смыслов, но когда я ввожу новое имя для уже известного, я могу вкладывать в это известное свои, выгодные мне смысловые оттенки таким ловким, неприметным способом, что вы совсем не заметите подвоха. Пользуясь собственным описанием, я могу таким образом вас постепенно дезориентировать вплоть до состояния психически больного, невменяемого человека. Конечно же, путешествие по новому, непривычному миру всегда интересно. Но в этом незнакомом мире обычный стул, например, может неожиданно присвоить себе новое имя и показаться уже не стулом, а каким-нибудь «местом для сидения». «Надо же! — воскликнет про себя искатель, — а я и не знал об этом, какие потрясающие оригинальные знания я получил!» И продолжит свои неуверенные блуждания и «познания». В самом деле, на чужой («индейско-мексиканской») территории вам могут заморочить голову как трёхлетнему ребёнку, и вы, будучи взрослом, будете покупаться на самые дешёвые трюки восприятия. Это сталкинг. Вот смотрите…
В книгах Кастанеды описывается «чёрный мир». Что это за энергетическое пространство? Повествование не скрывает того, что это такое ужасное место, пребывать в котором крайне невыносимо и тяжко. А ещё? Чёрный мир является самостоятельным, независимым и самодостаточным, потому что находится в большой (отдельной) полосе эманаций. Ладно, а ещё что об этом известно? В чёрном мире отсутствуют эманации, отвечающие за время, там нет времени… Дон Хуан, погрузившись в чёрный мир ненадолго, постарел в нём на целых 10 лет. Но постойте! Это же полностью по всем основным признакам совпадает с описанием христианского ада! Собственно, сами толтеки в своём опыте полностью подтверждают! наличие ада и в его ужасном воздействии, и в его реальности (а не иллюзиорности), и, наконец, в его вневременности. Сам Кастанеда, попав в чёрный мир впервые, ужасается, насколько тот совпал с его религиозно-католическим представлением. Он так открыто и пишет о том, что подумал — он попал в ад! Таким образом, чёрный мир — это христианский ад, ад — это чёрный мир… Ад — пространство всепоглощающих чёрных энергий. «Место для сидения» по-прежнему осталось стулом, поменялись только имена для одного и того же.