Я пришёл! Было бесполезно двигаться. Тогда я тут же на перепутье сел на край дороги и отказался от выбора. Секунду позже я осмотрелся вокруг: со всех сторон и улиц ко мне надвигались чёрные тени. Тогда я сел в позу мыслителя, безучастно замер, но видел и слышал всё.
Почти одновременно ко мне с разных сторон подошли четыре тёмные фигуры. Я был обречён. Я был уже собственностью одной из них.
Люди в чёрном торговались, ругались, спорили из-за меня. Причём с таким цинизмом и наглостью, словно речь шла не обо мне, ещё живом человеке, а о вещи, ничейном полезном предмете.
— Отдайте его мне. Это тело ещё свежее, — проскрипела высохшая старуха в чёрном балахоне. — Имейте уважение к моей старости. Я ваша старшая сестра, смертельная болезнь. Я вгрызусь, вопьюсь в его тело медленно, постепенно. Я пущу в его органы метастазы и буду убивать его не сразу. Мы все подзарядимся чёрной энергией его мучений и страхов, братцы мои. Я позову всех вас на пир. Мы будем его кушать долго, хватит всем… Не то, что ты, мой братец, проказник и авантюрист — несчастный случай…
Неожиданно старуха захлюпала, заклокотала, стала задыхаться. Безумно задвигала глазами в глубоких глазницах, и из её нутра прорвался новый голос, отличный от прежнего, — хрипящий бас:
— я — боль, я — смертельная боль! Я — мучительная острая боль, отдирающая мясо от костей, душу от плоти, леденящее тело…
— Как страшно, матушка. Но скучно вы живёте! — перебил тот, к кому обращалась старуха. Это был мужчина в чёрном плаще с глазами вампира, хитреца и подлеца. — Я заведую отделом «интересных несчастных случаев». Мы все славно позабавимся. Уверяю Вас, господа, вы все получите неописуемое удовольствие. У нас большие возможности. Особенно в последнее время. Я давно пресытился автомобильными катастрофами, неожиданными падениями и сталкиванием кирпичей на голову с крыши и другой мелочёвкой. Я со своими помощниками, оборотнями, устрою ему потрясающую мафиозную разборку с перестрелками и гранатными взрывами. Мы поместим его в центр событий, на этот раз ему не уйти. Вот будет здорово!
— Несправедливо, — проревел пожилой мужчина в маске злодейства и коварства, укутанный в чёрную мантию. — Я давно пасу и мучаю его, — старик потряс своими длинными когтями. — Он мой! Только самоубийство и ничего больше. Я доведу его. Он почти готов. У меня, поверьте, тоже много способов: самоотравление, самоповешение, самоутопление… Я возглавляю отдел самоубийств.
— Не так уж и много, — отозвался до этого стоящий в молчании мрачный худой молодой тип. — Мой способ самый надёжный и верный, — костлявый силуэт воплощал собой смерть от нищеты и голода.
— Ваша-то уж точно не пляшет, — обратился к нему бледнеющий скелет. Он поскрипывал и гремел костяшками, но выглядел для смерти традиционно и классически, с косой.
— Отдайте его мне и будет плясать. У меня в бомжах спят по вокзалам и не такие, есть и кандидаты наук… — возразил чей-то сахарный, вожделённый голос.
Но скелет в накидке с чёрным капюшоном и косой в руке перебил:
— Справедливости ради он меня заслужил. Помимо того, что я — смерть от массовых эпидемий, катастроф (землетрясение, наводнение…). Я — счастливая смерть по старости во сне в окружении близких. По ночам я выкашиваю зрелую высокую травку — людей отживших, старых…
«Сколько-то их», — думал я безучастно, сидя на бордюре последнего перекрёстка.
Мои смерти долго никак не могли придти к соглашению. Каждый выдвигал свои аргументы. Споры перерастали в упрёки, обвинения друг другу, завистливые пререкания и оскорбления. Они совсем забыли обо мне.
Я медленно приподнялся, встал и пошёл по Невскому проспекту. Никто не взглянул на меня и даже не заметил моего отсутствия. Вдали над Невским, над движением машин и скоплением людей, в воздухе стояла окутанная голубым туманом молодая женщина. Она была тоже в чёрном одеянии, но походила на монахиню. Я рассмотрел её лицо с зовущими глубокими всепонимающими глазами, теми самыми “цвета мокрой смородины.” Лицо белое нежное, очерченное складками чёрного платка. Я двигался к ней навстречу и случайно заметил, что чуточку приподнялся и начал идти по воздуху. Нас заметили, на меня стали показывать пальцем. Я поднимался в пространстве выше и наблюдал реакции людей внизу на земле. Как на больших монументальных полотнах великих художников здесь, на Невском, были широко представлены различные человеческие типы и характеры.
Я видел наивные изумлённые взгляды обывателей, восторгающихся моей святостью и чудом. Замечал благодарные и преданные лица своих немногочисленных последователей и учеников. Внизу подо мною было и много разных шаблонных фигур-карикатур, словно вырезанных из картона. Они вообще ничего не замечали вокруг себя. Я проходил и двигался в воздухе над людьми—персонажами: иностранцами, новыми русскими, туристами, приезжими зеваками… Многие воспринимали меня как музейный диковинный экспонат. Слышал возгласы священников: нечистая, смотри, лукавый идёт! В страхе они сгибались к земле, успевая язвительно угрожать мне пальцем. Нет, я так и не вписался в христианскую догму и установленный ими обрядовый порядок. Они считают Бога своей частной собственностью, своей привилегией, но Бог ходит, где хочет! Они стремятся причесать всех одной гребёнкой догмы, вылепить одинаковых похожих друг на друга оловянных солдатиков…
Всё выше поднимаюсь я к своей возлюбленной незнакомке в чёрном. Всё ниже опускается подо мной Невский проспект. Мельче становятся лица, сами фигуры, вот все они — уже поток пёстрой движущейся массы. И, наконец, сам город превратился в мелкий рельеф на карте, и земля в становилась всё меньше.
Прекрасная монахиня оказалась рядом, и, странно, от неё не веяло холодом и не отдавало сыростью. От неё исходила любовь, торжественный покой и тихое величие. Она властно, но мягко опустила мне на плечи свои точёные белые руки. Сняла свой чёрный платок и уронила его. Тот медленно опустился и тёмным покрывалом упал на облако. Над Петербургом зависла большая чёрная туча…
Незнакомка легко кивком головы встряхнула русые длинные волосы. Они рассыпались кудрями по плечах. Это стало будто сигналом — включилась неизвестно откуда музыка. Заиграл трогательный сердечный небесный вальс. Вальс очень знакомый мне и волновавший меня ранее.
— Я не знал, что у смерти такие красивые волосы… — произнёс я удивленно.
— Я не смерть, я — жизнь! — торжественно ответила она…
Элегантно и легко, словно созданные друг для друга, мы закружились с ней в последнем танце, отдаваясь чувству любви. Любовь и музыка наполнили высшие сферы. И всё в нас и вокруг завибрировало чистотой, благодатью, вдохновением и глубоким счастьем. Мягкий ласкающий свет переливался радужно.
Мы кружились в вальсе и поднимались всё выше и выше. Всё дальше и дальше… Пока, наконец, в танцевальном полукруге высоко-высоко не исчезли совсем…
Далеко внизу оставалось серо и мрачно. Над городом зарядил долгий монотонный теплый дождь.
Сновидения про смерть…
Ещё не догадались, кто была та женщина в чёрном?
Так слушайте дальше.
Копаясь в бесконечном человеческом материале судеб и характеров, я обнаружил один прелюбопытный тип людской старости. Заключается он в том, что человек как бы заранее, преждевременно принимает на себя облик старца. Ещё будучи не старым или почти не старым такой человек начинает играть роль пожилого. И живёт в этой роли долго-долго, практически до конца своих дней. 10, 20, 30 и больше лет проходит, человек тот не меняется, не стареет — всё по-прежнему старый. Не стареет тело, чуть подсушивается. Сушка, как известно, способствует длительному хранению продукта. (некоторые пытаются экспериментировать с заспиртованностью). В чём здесь загадка? Есть ли это действительно уловка и некая человеческая хитрость, попытка остановить тем самым время, отдалить приход самой смерти? Или это естественное измерение старости некоторых людей? Кто знает… Жизнь многих из нас так мало исследована. Но таков был мой дед. Уже после 40 лет, он начал притворяться стариком, охать и ворчать. Нет, не для того, чтобы отлынивать от работы, нет. Быть может, он уже начинал неосознанно пользоваться той самой человеческой уловкой, чтобы растянуть свою жизнь, сделать её ещё длиннее. Придать ей глубину, дополнительное внутреннее измерение. И у него получилось. На старости своей «напоследок» он прожил ещё одну целую свою дополнительную жизнь, длинной почти в 60 лет!
Вижу здесь разгадку в человеческом сознании. Мироощущение в старости таково, что жизнь кажется прожитой, всё позади, некуда спешить и нечего терять. «Пора на покой». Человек становится просто наблюдателем жизни. Этот уровень сознания и даёт стабильность, качество и новое измерение бытия. Жизнь такого человека в самом деле удлиняется.
Я давно примериваю на себе сей костюмчик. Наша роль становится нами. Игрок и игра сливаются в целое. Облачаюсь в костюм старого человека. Слышите, застёгиваю молнию на своей старой спине? Бжжик!
Далее здесь у меня следует лёгкая подсказка шёпотом: она, та женщина — молитва-любовь!..
Писать — всё та же хитрость, человеческая уловка, как и в случае со старостью. Попытка обойти смерть. Борьба со смертью. Игра, шахматная партия со старухой в чёрном — ангелом смерти. Попытка остановить время, увековечить себя, обыграть сознанием смерть, проскользнуть мимо, выиграть…
Потрясающе, сколь многолика и разнообразна человеческая смерть! Не по внешней форме, а во внутреннем измерении. Не бывает среди миллиардов умерших на нашей планете ни одной похожей друг на друга человеческой смерти! После жизни многих из нас, в конце, верным будет ставить окончательную точку. Для них дальше ничего нет. Но в русском языке существует ещё такой знак, как многоточие. Как известно, многоточие означает незаконченность, незавершённость события, подразумевает продолжение чего-либо…
Существует иная удивительная альтернатива: смерть — как сознательный окончательный выход из тела. Умереть — это так просто! Встретить её с любовью. Всего лишь выйти из комнаты в другую, более просторную и светлую (для тех, кто умеет). Выйти из комнаты жизни и даже не оглянуться, можно даже хлопнуть дверью. Можно даже рассмеяться! Смерть — проход к новой и красивой жизни. Смерть — всего лишь та самая комнатная дверца. Смерти не бывает…