– Если кто-то положит монетку, то делай книксен. А если бумажную купюру, то реверанс.
– А чем они отличаются?
– Золотце, чем крупнее денежка, тем глубже приседай, поняла?
– Ага.
Инга влезла на тумбочку и замерла. Внизу рекой лился серый, равнодушный поток прохожих. Люди поглядывали на нее искоса, кто-то с любопытством, кто-то с презрением, некоторые показывали пальцами или кивали, но никто не останавливался. Инга сама себе казалась странным зверьком в зоопарке, не достаточно симпатичным, чтобы подойти рассмотреть поближе. «Я был когда-то странной игрушкой безымянной, к которой в магазине никто не подойдет…» Какое счастье, что здесь нельзя встретить никого из знакомых! Вдруг ее бы кто-то узнал? Время остановилось. Сколько она уже так стоит? Минут десять, не меньше. К тому же холодно, ведь не май месяц! Она попыталась пошевелить кончиками пальцев на ногах, но в узких туфлях это удавалось с трудом. Мучительно зачесался нос. Но клоун велел не шевелиться! К тому же грим размажется. Инга тихонько вздохнула, скосила глаза на кончик носа, потом уставилась прямо перед собой. Так прошло еще несколько бесконечных минут, а может, и все полчаса. Руки свело так, что они начали дрожать и сами по себе потихоньку опускались вниз.
– Эй! Ты что делаешь, – возмутился клоун. – Велел же стоять и не двигаться! Пока тыщу рублей не соберешь, ничего не узнаешь, поняла?
– Я не могу больше, – прошипела Инга сквозь зубы.
Тысячу рублей! Ей бы пять копеек кто подал! Руки сводило мучительной судорогой, на глаза наворачивались слезы, внутри кипели, рвались наружу досада и злость. Черт возьми, Кристофоро Коломбо, мама миа, да мать его за ногу, зачем она согласилась на это издевательство? Еще пять минут так постоит, и у нее будет истерика. Небось выражение лица у нее сейчас зверское, ничего удивительного, что никто не подходит. Инга вздохнула, шумно сглотнула слюну, попыталась расслабиться и отвлечься от боли в руках и спине. Теперь начали почему-то дрожать ноги. Она закатила глаза наверх, впилась взглядом в пушистое облако, пересчитала голубей на карнизах окон здания напротив, а когда посмотрела вниз, то увидела толстого сопливого мальчика лет десяти.
– Я денежку положил, – прогнусавил тот. – Ты должна сделать реверанс.
В шляпе лежала смятая десятка.
Ах так! Значит, узнать, как открытки делают, да? Кланяться тут маленьким жирным сопливцам?! Инга наклонилась и показала пацану обеими руками фиги. Клоун схватился за голову и зашипел:
– Реверанс! Реверанс, золотце, а не кукиш!
– Клево, – пацан просиял. – Покажи еще!
В розово-зеленую шляпу упала еще одна десятка. Инга с удовольствием состряпала два кукиша, наклонилась пониже, повертела у пацана перед носом, еще и язык показала. Дышать сразу стало легче, боль в руках отпустила. Пацан довольно улыбнулся и зашлепал дальше по лужам.
– Мама, мама, смотри, какая фея-хулиганка! – раздался тоненький девчачий голосок.
Инга скосила глаза и увидела красивую женщину в элегантном пальто и шляпе, а обладательница детского голоска была слишком маленькой, чтобы увидеть ее с высоты тумбочки.
– Что ты, дочь, какая же она хулиганка. Вот мы ей сейчас денежку положим, а она нам поклонится, – произнесла женщина.
Инга улыбнулась про себя. Руки все еще держали невидимый шар, но в предвкушении удовольствия она забыла о мучительной боли, замерла, как самая настоящая золотая статуя. Бряк! В шляпу упала монетка. Инга не спеша повернулась задом, раздвинула пошире ноги, наклонилась, просунула голову между ног, насколько хватило гибкости, и показала даме язык. Пышная юбка наверняка задралась так, что стало видно обтянутую грязноватыми золотыми колготками задницу, но от этой мысли Инге стало только веселее.
– Мама, я же говорю, фея – хулиганка! – обрадованно заверещала маленькая девочка в розовом плаще. – Давай ей еще денежку дадим!
– Какая гадость! Постыдились бы, детям такое показывать! Гнать вас надо с улицы, – возмутилась мамаша и потащила девочку прочь.
Инга развернулась обратно, снова взяла невидимый шар и застыла. Внутри поселился чертик, как в звонке в квартире родителей, хихикал и ждал новых зрителей.
– А мне, мне тоже шиш покажи, – снова детский голос снизу, а потом по ноге мягко стукнули, и еще раз, и еще раз.
Инга чуть заметно наклонилась и изо всех сил скосила глаза вниз. Прелестный карапуз долбил ее по ноге молотком, grazie al cielo, надувным.
– На, положи монетку, – услышала Инга мужской голос. И снова бряк! Она хихикнула про себя, сделала учтивый реверанс и снова приняла прежнюю позу.
– Ааааааа, – раздался детский плач. – Меня фея не любит!
И снова посыпались мягкие удары по ноге.
– Слышь, фея, ну покажи ребенку шиш, тебе жалко, что ли?
Инга скосила глаза – в шляпе полтинник, перед ней стоит здоровый жлоб, жует жвачку, в руках держит огромную красную пластмассовую машинку. И снова она склонилась в изящном реверансе. Всю улицу оглушил пронзительный детский рев:
– Меня фея не люююююбииииит!
А Инга про себя смеялась, хихикал в ней чертик, веселился, плясал на радостях, и теперь стоять в обнимку с невидимым шаром было уже не так тяжело. Где-то на самом дне сознания затрепетала укоризненная мысль: «Нельзя обижать маленьких!» – но Инга тут же задушила ее: «Каких еще маленьких? Это же все фикция, вымысел, игра воображения!» Она даже и подумать всего этого толком не успела, так, мелькнуло смутное ощущение и пропало. А тут еще клоун выскочил откуда-то сзади и принялся зазывать, сверкая на солнышке розовым пятном лысины:
– Фея-хулиганка! Дорогие детишки и их уважаемые родители! Только сегодня ваш единственный шанс получить настоящий волшебный кукиш, который подарит вам счастье и удачу! А если вы очень понравитесь нашей фее, она покажет вам язык, а может быть даже, одарит чудодейственным пендалем здоровья и богатства!
Люди останавливались, брякали монетки, Инга то показывала кукиши тому, кто положил деньги, то проводила двумя фигами перед собравшейся толпой, то высовывала язык, то прикладывала к носу растопыренную ладонь, а за ней вторую, изображала «нос», дразнила всех вокруг, заигрывала, наконец, поднимала юбку и показывала всем обтянутую золотыми колготками задницу. Вокруг нее образовался небольшой круг, шляпа быстро наполнялась. Ингу подхватил буйный, разноцветный, сияющий поток, и она перестала соображать, что делает, не она владела своим телом – тело само вытворяло такие номера, что Инга только успевала удивляться. Кто-то кинул сотенную купюру, неожиданно для себя она наклонилась, встала на руки, задрыгала ногами и показала язык. В толпе засмеялись, зааплодировали. Она приземлилась обратно и снова обхватила невидимый шар, с трудом перевела дыхание, пытаясь успокоить сердце.
– Пошли. – Клоун потащил ее за рукав.
– Да погоди ты, я только во вкус вошла! – отмахнулась Инга.
– Пошли, золотая моя. В альбоме долго нельзя.
Инга неохотно слезла с тумбочки, толпа разочарованно вздохнула, люди разошлись. Клоун подхватил шляпу, и они снова помчались по улице. В пыльном вагончике он вытряхнул деньги прямо на пол и принялся считать. В основном в шляпе оказались десятки и пятирублевые монеты, но нашлось несколько сотен и полтинников. Инга шумно дышала, приходила в себя. Он разложил все на аккуратные кучки, торопливо пересчитал.
– Девятьсот восемьдесят три рубля. Извини.
– Пошли обратно! Еще пять минут, и будет тысяча.
– Время вышло, – он покачал головой. – Ты не успела.
– Да я там целый час торчала! Еще бы две минутки, жалко тебе, что ли? И потом, это же почти тысяча, совсем чуть-чуть не хватило.
Клоун смотрел на нее, его глаза влажно блестели в полумраке, нарисованная улыбка совсем расплылась. Он улыбнулся по-настоящему, подмигнул:
– Так ты ничего не поняла, золотце?
У Инги слезы навернулись на глаза. Кристофоро Коломбо! Она напялила чужие колготки, изображала из себя черт знает что, ее били надувными молотками противные карапузы, в нее тыкали пальцами сопливые бездельники, ее осуждали приличные люди, а ему теперь семнадцати рублей не хватает! Да он издевается! В глазу защипало, она попыталась протереть его грязной перчаткой, но стало только хуже.
Клоун смотрел на нее, как ученый на редкую бабочку: изучал с ног до головы, приподнимал брови, шевелил губами, будто хотел что-то сказать, потом хлопнул себя по лысине:
– Две минуты еще есть.
Он снова схватил ее за руку, Инга послушно выскочила из фургона вслед за ним.
– Стой вот тут, под окном, и не шевелись!
Уф! Замучил уже: «Не шевелись, не шевелись!» Инга послушно замерла, но не прошло и минуты, как она во весь голос завизжала и оглянулась. Она поначалу не поняла: что это? На нее обрушился внезапный дождь? Смерч? Почему так мокро, холодно и трудно дышать? Она обернулась: из окна вагончика торчала лысая башка и довольно улыбалась, в руках клоун держал пустое ведро, причем не самое чистое. Грим потек, холодная сырость тут же проникла за шиворот, с головы до пяток охватил озноб, Инга попыталась отряхнуть с себя воду, потом со злостью заколотила кулаками в стенку вагончика.
– Ты! Да ты! – Она хватала воздух ртом, никак не могла подобрать слова, потом, наконец, выдавила дрожащими губами: – З-з-зачем?
Вагончик дрогнул, поплыл перед глазами, голова закружилась, Инга поняла, что ее выбрасывает из альбома.
– Зачем? – повторила она громче и закашлялась.
– Золотая моя, слушай меня сюда. Повторишь то же самое в настоящей жизни и тогда узнаешь, как сделать открытку, – он подмигнул и щелкнул себя по лицу красным носом на резинке. – И про конфеты не забудь!
Последним, что она успела увидеть, была нарисованная улыбка на небритом лице.
Инга всхлипнула, открыла глаза и очутилась в родной комнате. Из груди вырвался не то хрип, не то хрюканье, она вдохнула, и еще, и еще, и никак не могла надышаться, и сердце стучало в бешеном ритме, и ледяные пальцы отказывались слушаться. Она прокашлялась и ощупала себя с головы до ног – все сухо, к рукам и ногам потихоньку возвращается тепло. Ах он скотина такая! Думал легко отделаться? Инга схватила открытку, принялась снова и снова тереться об нее щекой. Сейчас она вернется и наконец-то все ему выскажет. Откуда он вообще завелся в альбоме родителей? Может, это паразит, вроде таракана? Она прикладывала открытку то так, то эдак, но ничего не выходило. О чем она думала в тот раз? Об отце и подарках на день рождения. Инга глубоко вздохнула, дыхание немного успокоилось. Она зажмурилась и представила свою детскую комнату, и трубу под окном, и как толкаются под потолком шарики, наполненные гелием, и как хочется прыгать от восторга вместе с ними до самого потолка. Снова прижалась к открытке. Вот сейчас голова закружится и… Она просидела так десять минут. Никакого эффекта.