– Эмиль… но это же ужасно! Как они все там до сих пор не сошли с ума? Та же прислуга.
– Они не чувствуют это так сильно, как ты. Для них это просто странность, прихоть сумасшедшей дочки хозяина. Кто-то смеется, кто-то сочувствует.
– Неужели совсем ничего нельзя сделать?
– Если бы она подписала контракт, была бы сейчас успешной здоровой женщиной. У нее уже была бы семья, дети, свой дом, счастливые родители. А так… все-таки лучший выход для нее – уйти в Меркабур. Когда ее отец больше не сможет за ней ухаживать, я отправлю ее туда.
– И все-таки я не понимаю… как могло такое случиться?
– Сейчас трудно сказать. Меркабур – тонкий мир, он требует чуткого понимания и обращения. У нашей организации огромный опыт, мы находим способы защитить своих скрапбукеров от подобных ситуаций.
– И часто такое бывает?
– Бывает, – он пожал плечами. – Скоро въедем в город. Посидим где-нибудь, поговорим?
Встреча с помешанной Зоей пробила брешь в скорлупе Софьи. Теперь, когда она вдруг со всей ясностью осознала, что сбежала из дома, и отец, должно быть, рвет и мечет, ее начала колотить мелкая, противная дрожь. А может быть, это сказывался краткий визит в приторно-сладкий домик. Магрин за рулем излучал само спокойствие. Прижаться бы к нему сейчас, заразиться его уверенностью, хоть на минуточку почувствовать себя как за каменной стеной.
– Поедем туда, где нет людей, – попросила она.
– На улице холодно, – заметил Магрин.
Софья вдруг первый раз подумала: интересно, у него есть жена, дети? Почему он не пригласит ее к себе? Но не стала спрашивать, просто ответила:
– Мы можем посидеть в машине.
Он свернул на проселочную дорогу, припорошенную снегом, и через некоторое время остановился на краю белого поля. Ветер играл последними редкими листьями, которые вырвались из снежного плена, над полем висели тучи, налитые чернилами.
– Если ты откажешься, я заключу контракт с другим человеком, – он отвернулся.
– Эмиль, – тихонько попросила она. – Эмиль, если я не подпишу этот контракт, мы будем с тобой продолжать встречаться? Или я стану тебе неинтересна?
– Если ты не сойдешь с ума, как Зоя, и не пропадешь в Меркабуре, как Роза, то почему бы и нет? – Он повернулся и хитро сощурился.
Софья никак не могла понять, шутит он, говорит серьезно или издевается. С неба повалил снег, крупными хлопьями, как будто над ними кто-то тряс огромную пуховую подушку, засыпал лобовое стекло так, что поле пропало из вида.
– Ты не подпишешь? – сказал он почти утвердительно.
– Я не знаю. Я могу подумать еще?
– У тебя есть неделя. Я жду от тебя ответ до первого ноября.
– Я еще кое-что хотела спросить…
– Я тебя слушаю.
Она снова поразилась, как быстро растворилась стена между ними, как весь он превратился во внимание, в того хорошо знакомого ей Магрина, которому хочется безоговорочно доверять.
– Ты что-нибудь знаешь об открытке с дверью? Такой дверью, через которую можно вытащить хранителей из альбома?
– Ты хочешь вернуть своих хранителей в реальность? Что же они такого для тебя сделали? – Он искренне удивился.
– Но они попали туда по ошибке! Их обманули! Почему контракт не удержал Надежду, почему они оказались в альбоме, да еще сразу оба? Выходит, и контракт – тоже обман?
– Надежда влезла не в свое дело. Она не понимала до конца, что делает. – Магрин провел рукой по лицу, словно хотел снять усталость. – Она должна была пойти официальным путем, подать жалобу, потребовать повторно собрать комиссию в расширенном составе, включая независимых скрапбукеров. Теперь это уже неважно. Как неважно и то, где находится открытка с дверью. Она работает не так, как ты думаешь.
– А как?
– Забудь об этом. Я тебя очень прошу. Не из-за контракта, а просто как твой друг. – Он протянул руку к Софье, потрепал ее по щеке. Она вдохнула его запах, так быстро ставший родным, прижалась к ладони щекой и упрямо сказала:
– Я хочу их оттуда вытащить.
– Ты как маленькая девочка, – он покачал головой. – Хорошо. Знаешь что? Подпиши со мной контракт, и я верну их в реальность. Взамен ты будешь полгода работать бесплатно. Договоримся или как?
– Это удар ниже пояса, – глухо сказала Софья.
– Для тебя так будет лучше. У меня есть на примете другая девочка, тоже очень талантливая, но я действительно считаю, что тебе нужен этот контракт. Нужен, понимаешь? Причем тебе он нужен гораздо больше, чем мне.
Снег укрыл лобовое стекло плотным покрывалом, и в машине стало темно. Магрин щелкнул лампочкой, Софья посмотрела ему в глаза, медленно взяла его за руку и прислушалась к своим ощущениям. Эмиль не врет. Он сам верит, что контракт для нее – это благо. Но она не может позволить ему решать за нее. И никому не может. Чем он, в сущности, отличается сейчас от отца?
– Эмиль, ты хоть понимаешь, что ты мне сейчас говоришь? – тихо спросила она.
– Понимаю. Больше того, ты – первая, кому я это говорю. Не в моих привычках кого-то уговаривать. Обычно уговаривают меня, – усмехнулся он.
– Если бы твоя дочь была скрапбукером, ты бы сказал ей то же самое?
– Моя дочь не стала бы скрапбукером. Она бы заняла мое место.
Магрин освободил руку из ладоней Софьи, от него повеяло холодком. Она что, задела больное место? Ей вдруг захотелось извиниться. Или расплакаться и уткнуться ему в плечо. Или и то и другое сразу.
– Эмиль, мне так сложно сейчас, ты даже не можешь себе представить. Я… я ушла из дома.
– Ты молодец, – совершенно серьезно сказал он. – Тебе есть где жить?
Она кивнула.
– Слушай, а что мы с тобой все как на похоронах? Сидим тут мрачные, когда такой снег валит, – Эмиль вдруг улыбнулся и хитро подмигнул ей.
Он выбрался из машины, потом открыл дверцу со стороны Софьи и вытащил ее, упирающуюся, в одном свитере, на заснеженное поле. Пухлые снежинки садились на лицо и волосы, прилипали к ресницам. Софья запрокинула голову, поймала несколько штук ртом и чуть не поперхнулась, потому что за шиворот ей обрушился внезапный холод. Эмиль довольно улыбался и лепил новый огромный снежок. Она завизжала, зачерпнула в обе ладони снега, и вскоре они так самозабвенно играли в снежки, как нынешние школьники способны играть только в компьютерные игры. Потом они, запыхавшись, повалились прямо на землю, валялись на снегу, и Софья представляла себе, как их сейчас заметет с головой, и они превратятся в двух лежачих снеговиков.
– Ладно, поехали, а то дорогу занесет – не выберемся, – сказал Магрин и поднялся.
На обратном пути Софья заснула. Ей снилось, что она стала белым полем, а Магрин был снегом, и сыпался на нее сверху пушистыми хлопьями, и укрывал ее мягким покрывалом, а потом они вместе таяли, превращались в бурную реку, и эта река промывала всю ее изнутри так, что она ощущала внутри только чистоту, словно и в самом деле была всего лишь белым полем.
А потом, когда она уже вышла из машины, Магрин сказал тихо, будто сам себе, так, что она едва расслышала:
– Голова-то у тебя всегда была в облаках, а вот что теперь насчет ног на земле? Может быть, ты справишься и без контракта? Решай сама.
После этих его слов она снова задумалась. Поднималась по лестнице, а сама размышляла: что будет, если она, в самом деле, согласится на контракт? Что в нем, в сущности, плохого? Контракт – это гарантированный баланс: между черным и белым, между реальным миром и волшебным потоком.
Вечером квартирка показалась Софье еще более уютной. Она снова устроилась на диванчике с чашкой кофе. Интересно, а без контракта, управляет ли сам скрапбукер этим балансом? Бывает ли белое без черного или черное без белого? И что такое вообще этот Меркабур? Она вспомнила, как бежит по пальцам волшебный поток, как преломляется он в ее руках, как лучи солнца – сквозь цветное стекло. Кто кем управляет? Меркабур – это инструмент в ее руках или она сама – инструмент в руках Меркабура? И сразу же поняла: неверно ни то и ни другое, они просто сливаются и становятся одним целым, как инь и ян, как две половинки одного яблока, как река и ее берега, как море, в котором отражается небо. И между этими половинками держится неизменное равновесие. После прогулки на свежем воздухе тошнота, наконец, успокоилась, и захотелось есть. Софья заказала на дом пиццу и принялась искать информацию о пропавшем мальчике. Начала с Интернета, но не нашла ничего подходящего. Дети пропадали и находились, кто-то убегал из дома, кто-то загулял в гостях у друзей, кого-то, увы, находили погибшим или утонувшим, но рассказа о внезапном появлении в Ницце или у себя дома пропавшего мальчика ей не встретилось. Тогда она взялась за стеллажи. Ящики с материалами и инструментами пропускала, сосредоточилась на папках и коробках с документами. У Надежды Петровны царил порядок, как в городской библиотеке. Подшивки с заказами были рассортированы по годам и месяцам. Самые старые оказались самыми толстыми, а папки за последние годы были совсем тоненькими. Софья нашла подшивку за текущий год, открыла с замиранием сердца. Внимательно прочитала страницу за страницей все записи вплоть до самых последних в мае, было их не так уж и много. Она терпеливо пролистала подшивки за последние три года, но ничего похожего на открытку для мальчика не нашла. Вообще ни одной открытки-приключения. В основном деловые заказы – привлечение партнеров, работа с инспекциями и разными проверяюще-разрешающими органами, парочка довольно скучных вдохновлялок для свадебных фотографов и ничего похожего на подарок для ребенка. Софья еще раз просмотрела весь стеллаж, нашла на нижней полке те самые альбомы – белый и черный. Просмотрела мельком оба – никаких записей о мальчике. И никаких вычеркнутых записей или следов вырванных листов, ничего такого. Почему-то Надежда Петровна ничего не хотела записывать об этом случае. Возможно, у нее были на то свои причины.
Софья уселась на полу и еще раз оглядела стеллаж сверху донизу. Ящики и папки, картотеки и подшивки, тетради и альбомы. Короткие истории из жизни клиентов, сиюминутные капризы чередуются с точками поворота. Встанет у человека на жизненном пути скрапбукер, незаметно переведет стрелки, и вот уже паровоз судьбы устремляется по другим рельсам. Из подшивки с заказами люди переезжали в черные и белые альбомы, некоторые потом снова возвращались в картотеку заказов и опять попадали в альбом, иногда в тот же самый, иногда в другой. И так до бесконечности, наматывают круги, как на карусели. И едва Софья уловила эту мысль, поймала знакомое ощущение махины вращающегося вала, как вдруг разом поняла все, словно непроницаемую тьму вокруг нее разгладили мягкие лучи света. Она поняла, что ей нельзя заключать контракт ни за что на свете, и одновременно поняла, что Магрин и в самом деле считает: контракт для нее – это благо. Она просто не создана, чтобы стать частью механизма, – и неважно, будет ли это хромированное и холодное офисное колесо или теплая и яркая карусель Меркабура. Быть инструментом оркестра, подчиняться дирижерской палочке – это не для Софьи, она соло-музыкант, только так она по-настоящему может жить в унисон со своей родной нотой, а иначе и смысла никакого в жизни нет. Магрин же, как и отец, – человек системы, и в самой принадлежности механизму он не видит ничего противоестественного ни своей, ни чужой натуре.