Сидеть на жесткой лавочке вагона, прижавшись к плечу жены и склонив голову к ее голове, впав в полудрему, не обращая внимания на мелькающие за окном виды, можно было бесконечно долго. А час — это так мало… Но поезд неумолимо приближался к цели нашего сегодняшнего путешествия. Не доезжая остановки до Наро-Фоминска, на малом полустанке со старорежимным названием «Зосимова пустынь», я быстро спускаюсь по крутым ступенькам на платформу (хотя какая там платформа — так, усыпанная гравием площадка…), оборачиваюсь и подхватываю за талию Лиду, опуская ее рядом с собой.
Женский монастырь, обосновавшийся в прошлом веке в этих местах, был закрыт еще в двадцать втором году, однако его обитательницы никуда не делись, образовав довольно успешно функционирующую сельскохозяйственную артель, во многом продолжающую удерживать монастырские порядки. Впрочем, нам сейчас было совсем не до этих деталей нынешнего монастырского быта, тем более что и направлялись мы в противоположную сторону от монастырской обители.
Миновав домики маленького пристанционного поселочка, начали спускаться в пойму местной речушки под названием Гвоздянка. Пойма с каждым шагом становилась все более сырой, грязь на тропинке уже противно чавкала под подошвами сапог. Хотя впереди через русло речки были перекинуты мостки, до них еще надо было дойти.
— Слушай, Виктор, — начала вдруг разговор моя жена, доселе хранившая почти полное молчание, — а как ты своими знаниями собираешься распорядиться? — Тут она сделала паузу: ей, как и мне, приходится сойти с тропы, на которой можно утонуть в грязи, и лавировать, внимательно выбирая места посуше. — Опять в политические интриги с нашими вождями влезешь?
— Нет, — тут же отзываюсь на ее слова, двигаясь причудливыми зигзагами и стараясь не слишком глубоко проваливаться в сырую, хлюпающую под ногами почву. Обширные пространства вдоль речки были, по весеннему времени, так насыщены влагой, что, пожалуй, через грязь и в сапогах пройти будет непросто — хорошо, что мы вовремя сообразили не отправляться в этот вояж в ботиночках. — Не буду я больше интриговать.
— Это ты небось только так говоришь… Ой! — И с этим возгласом Лида одной ногой провалилась в разжиженную землю чуть ли не до края голенища.
Подхватываю жену на руки и, не обращая внимания на глубину грязи, пру по прямой к мосткам через реку. Если учесть, что на двух пальцах правой руки у меня висит довольно тяжелый портфель, да еще надо следить за тем, чтобы не уронить холщовую сумку, которую я тащил, повесив через плечо, то номер получился едва ли не цирковой.
Благополучно достигнув мостков, ставлю свою драгоценную ношу на ноги, и мы пересекаем еще довольно полноводную после таяния снегов речушку.
— Так я не договорила, — вернулась было к разговору Лида, но тут ее сапог, погрузившийся в глинистую почву, не пожелал выдергиваться обратно. Замолчав и прикусив губу, она после нескольких попыток все же выдергивает его за ушки из плена — и вновь оказывается у меня на руках. Через два десятка шагов в горку почва становится не то чтобы достаточно сухой, но, по крайней мере, ноги не проваливаются в нее сразу на две, а то и на все три пяди. Знатно извозюкавшись в грязи, мы все-таки перебрались на ту сторону.
Теперь тропинка ведет нас к плоской возвышенности, поросшей лесом. И в самом деле, лучше двигаться именно туда — пожалуй, есть надежда отыскать там какое-нибудь подходящее местечко посуше. Вновь поставив мою комсомолку на ноги, помогаю ей обтереть сапоги от налипшей глины пучками длинных пожухлых стеблей прошлогодней травы, ну и себя тоже не забываю почистить.
— Виктор, — строго проговорила жена, недовольно оглядывая так и не очистившуюся до конца обувь, — не уходи от разговора! — А разве я уходил? Да и Лида вроде бы и сама не возражала против того, чтобы прокатиться у меня на руках. Но… не буду спорить. — Не надо тебе голову подставлять, влезая между членами Политбюро. Чего ты этим добьешься?
— Да не собираюсь я между ними лезть, сказал ведь уже! — немного нажимая на голос, отвечаю ей.
— А то я тебя не знаю! — произносит она с полной убежденностью в своей правоте. — Вечно ты во что-нибудь встрянешь в этакое…
— Лида, я серьезно говорю! — Внутренне уже начинаю закипать. — Нет мне больше никакого смысла интриговать. Сумел по нахалке припугнуть кое-кого, отсрочил схватку за власть — и хватит. Не смогу же я их на поводок взять и вечно на этом поводке водить — смешно даже и думать! И нет в интригах главного: создать что-либо путное с их помощью нельзя. Так что буду теперь действовать открыто, буду пробивать свои предложения путем убеждения. Союзники уже есть и еще, думаю, найдутся.
— Не врешь? — В голосе ее звучит сомнение и даже, пожалуй, затаенный страх. Неужто всерьез за меня испугалась?
— Сама, что ли, не видишь, чем я целые дни занят? — продолжаю успокаивать жену. — Сплошная канцелярская писанина, заседания, совещания… Муж у тебя, Лида, сделался обыкновенным советским бюрократом.
— Вот уж это ты точно врешь! — заявила она с каким-то даже удовлетворением, явно ощущающимся в ее голосе, но на этом расспросы прекратила.
По еле заметной тропе мы углубились в лес, а когда тропка окончательно пропала, просто двигались дальше, выбирая направление на ближайшую возвышенность, надеясь на то, что там будет хотя бы малость не так сыро. Добравшись до вершинки, приступили к тренировкам. Недалеко был Наро-Фоминск, где стояли воинские части, так что выстрелы в здешних окрестностях не должны были привлекать слишком уж пристального внимания.
Настрелявшись (насколько хватило взятого с собой запаса патронов) и еще немного добавив грязи на свою одежду, мы настолько умаялись от непрерывного движения по вязкой почве, что, несмотря на усиленно заявлявшее о себе чувство голода, далеко не сразу устроились перекусить. Правда, у меня хватило сил вытащить из лежавшего поодаль портфеля предусмотрительно захваченный клеенчатый дождевик, и мы тут же легли на него вповалку. Последним усилием я устроил голову у Лиды на животе и замер не шевелясь.
Где-то через четверть часа Лида негромко произнесла:
— Ты вправду не врешь, что больше не будешь лезть в большую политику?
— Все мои дела так или иначе задевают большую политику, — не считаю нужным приукрашивать положение для ее спокойствия. — Но напрямую в политическую борьбу в партийном руководстве я сам лезть точно не собираюсь. Твой муж вообще не политик. Специалист я и именно в таком качестве гораздо больше буду полезен.
Еще через четверть часа, собравшись с духом, мы все-таки решили утолить все громче заявлявший о себе голод. Расположившись все на том же клеенчатом плаще, мы с Лидой быстро умяли всю свою провизию и, еще немного передохнув, отправились в обратный путь. Мои новые (ну, пускай не новые, а подержанные, но только что купленные) мозеровские часы показывали, что надо торопиться, чтобы успеть на обратный поезд…
Неделя перед майскими праздниками пролетела незаметно. В последний рабочий день, в четверг, тридцатого апреля, мой свежеиспеченный помощник Сергей Илюхов принес заказанный ему материал. Сработал пунктуально. Уже ему плюсик. А теперь посмотрим, что же он там накропал.
После прочтения нескольких страничек рукописного текста (машбюро напрягать моему помощнику не по чину, ибо официально он пока числится студентом-стажером), откладываю листки в сторону и ненадолго задумываюсь. Работа, конечно, выполнена не без серьезных пробелов, в которые моего помощника надо будет непременно ткнуть носом, но главное из нее все же прорисовывается. Поскольку Сергей теперь делит со мной кабинет, окликаю его и начинаю воспитывать:
— Так, Сергей Константинович, первое и главное — похоже, мы с вами будем работать и дальше. Помощник из вас должен получиться. Но… — тут к месту краткая пауза, — теперь второе, и не менее важное. Чтобы наше сотрудничество продолжилось и приносило пользу нам обоим, вам следует еще серьезно над собой поработать.
Беру в руки исписанные его почерком листочки и поясняю:
— Описательную часть, касающуюся работы ОСВОК, вы, Сережа, исполнили совсем неплохо. А вот анализ страдает серьезными упущениями. Вам удалось схватить общий замысел того, что можно назвать «пятилетним планом ОСВОК», но в то же время вы не дали оценки этого замысла и не смогли показать, какое экономическое обоснование специалисты ОСВОК подвели под свои плановые наметки.
— Но, Виктор Валентинович! — вспыхивает мой новый помощник. — Кто я такой, чтобы давать оценку работе ОСВОК?
— Так, Сергей. — В голосе моем сразу прорезались весьма строгие нотки. Заразу эту надо драть с корнем: на хрена, простите за выражение, мне нужен сотрудник, готовый стать в позу «чего изволите?». — Ты эти замашки брось, а то не сработаемся. Ишь, чем вздумал прикрываться! Кто ты такой? Для начала достаточно, что ты гражданин СССР, не лишенный ума и получивший довольно приличное экономическое образование. Ты ведь член РКСМ?
— Конечно! — с некоторым даже вызовом откликается Илюхов.
— Тогда должен понимать задачи социалистического строительства, стоящие перед СССР. На только вчера завершившейся партийной конференции об этом было сказано достаточно ясно! И нечего тут намекать на чинопочитание и тащить в наши советские учреждения худшие привычки царской бюрократии! — Политическая демагогия, скажете вы? Она и есть, но без нее мозгов моему помощнику не прочистить. — Я что, должен тебе в пример ставить наших беспартийных спецов, бывших меньшевиков, кадетов, а то и монархистов? Они вон не стесняются перед самыми нашими грозными партийными деятелями свою точку зрения отстаивать, хотя знают, что это может обернуться для них самыми жесткими политическими выводами. Этих спецов Дзержинский с Пятаковым не пугают, несмотря на всю репутацию последних. А член коммунистического союза молодежи на их фоне собирается демонстрировать политическую трусость?! Если ты даже во внутреннем служебном документе боишься свое мнение иметь, что будет, если в открытую выступать придется?