— Я должен спросить тебя кое о чем. Это очень важно. Поговорим там, в тени. — Норман кивнул на яркий цветастый зонт возле низких скал и зашагал в указанном направлении, на ходу подобрав ее пляжную сумку и парусиновые тапочки. Полотенца не было. А, собственно, зачем ей полотенце, когда вилла рядом? Жаль, конечно. Он расстелил бы его на коленях.
Ничего, он будет думать об аборте, сосредоточит на этом все свои мысли, и тогда ему не страшен никакой зов тела.
Черные плавки на нем непростительно узки, с раздражением думала Алисия, ступая за Норманом по горячему песку. Мужчина просто не имеет права столь вызывающе щеголять своей сексуальностью. Загорелая фигура с лоснящейся гладкой кожей — образец атлетичности: плечи прямые, широкие, сотканная из мускулов спина сужается к талии, поджарые ягодицы, длинные, длинные сильные ноги.
Нет, это уж слишком! Алисия пыталась занять свой взгляд чем-то другим, но глаза сами, словно намагниченные, устремлялись к нему. Тяжело вздохнув, она проследовала за Норманом под тень зонтика. В купальник она влезла сразу же, как вышла из океана. Интересно, скрыла вода хоть частичку ее обнаженности от его взора? Пожалуй, этим вопросом лучше не задаваться.
— Итак, что тебя интересует?
Купальник, который казался совершенно обычным, когда она надевала его дома, теперь словно ужался со всех сторон, оголяя больше чем нужно и грудь, и бедра. Алисия топталась на месте, не решаясь сесть. А не убежать ли, пока не поздно? Но ведь он сказал, что хочет спросить о чем-то важном? Наверное, это как-то связано с наследством.
— Может, пойдем в дом беседовать? — предложила она, надеясь склонить Нормана к согласию. Во всяком случае, там она будет вести разговор в одежде, защищающей ее от бесстрастного взгляда пронизывающих дымчатых глаз.
— Под надзором Жозефы, которая усадит нас обедать, требуя, чтобы мы вели себя как послушные дети? По-моему, перспектива не очень привлекательная, как ты считаешь?
В его ироничном высказывании отчетливо слышались стальные нотки. Было ясно, что этот мужчина уж точно никому — в том числе и грозной Жозефе — не позволит вмешиваться в его планы. Норман твердо решил переговорить с ней именно здесь, под зонтиком, и лучше подчиниться, если она не желает лишних неприятностей на свою голову.
Что ж, она дает ему на все про все пять минут. Дольше терпеть его без малого обнаженное общество она не намерена.
Не скрывая недовольства, Алисия со вздохом опустилась на песок и, притянув к подбородку колени, обхватила их руками, чтобы спрятать как можно больше от его взора. Она сделает вид, будто равнодушна к его сексуальности. Однако это будет очень и очень нелегко.
— Так в чем дело? — спросила Алисия, устремляя взгляд к горизонту.
Причин для нервозности нет, убеждала она себя. Вчера ему было недвусмысленно заявлено, чтобы не смел распускать руки, и ночью он держался вполне пристойно, был предупредителен и добр с ней. Если не принимать во внимание долгие годы вражды, внешне, по крайней мере, казалось, будто они хорошие друзья.
— Расскажи, что случилось с нашим ребенком.
Ее шокировал не столько жесткий неумолимый тон, каким был задан вопрос, сколько его содержание. А потом в Алисии всколыхнулись гнев и злоба — за незаслуженную обиду, за предательство. Она рывком повернула к нему голову и с презрением уставилась на его каменные черты.
— С чего вдруг теперь такой интерес? — Боль тяжелой утраты вновь захлестнула все существо, придав резкости голосу. Она так хотела того ребенка! — Семь лет назад, когда это имело значение, тебя и близко не было!
Смерив Нормана ледяным взглядом, Алисия вскочила на ноги и рванулась было прочь. Однако пальцы железным обручем сдавили ее лодыжку.
— Отпусти!
— Когда получу ответ.
Ну нет, она ничего не скажет! Филлис сообщила ему о том, что произошло, а он в ответ лишь пожал своими могучими плечами и продолжал жить, как жил. У нее нет ни малейшего желания вновь подвергать себя агонии, пересказывая муки нескольких самых страшных часов в ее жизни и последующего периода скорби и депрессии только ради того, чтобы удовлетворить его извращенное любопытство.
Она попыталась выдернуть ногу, но давление его пальцев лишь возросло. Да, сила у него недюжинная. Характера б ему столько же! Алисия с бунтарским видом неловко плюхнулась на песок, раздумывая, стоит ли предпринять еще одну попытку улизнуть, поскольку длинные смуглые пальцы больше не обвивали лодыжку. Нет, до позорного бегства она не опустится. Пусть ей придется сидеть здесь вечно, ответа из нее он не вытянет.
Но от ее несгибаемой решимости не осталось и следа, когда Норман произнес сердито:
— Тогда поставим вопрос иначе. Почему ты сделала аборт? Я ведь собирался жениться на тебе и взять на себя заботу о вас обоих.
— Что я сделала?! — невольно вырвалось у Алисии. Ее взгляд метнулся к его суровому лицу. Сдвинув брови, она пыталась вникнуть в смысл услышанного.
— Не притворяйся! — Раздражение окрасило глаза Нормана в черный цвет. — Просто объясни. Я должен знать причину твоего поступка. Как только мотивы мне станут ясны, я уйду из твоей жизни раз и навсегда.
«Угроза или обещание?» — завертелось в голове. Почему-то его заявление воспринималось скорее как угроза. От этой безумной мысли ее вдруг затошнило, в глазах потемнело. Алисия зарылась пальцами в песок, но тот ускользал из-под ладоней, и зацепиться было не за что. Так же как не за что будет зацепиться в этой жизни, если он уйдет навсегда.
А это значит, в отчаянии думала Алисия, что я схожу с ума!
Она посмотрела на Нормана, одним быстрым взглядом окинув его рослую гибкую фигуру с гладкой оливковой кожей, обтягивающей крепкие мускулы. Узкая полоска черных плавок коварно подчеркивала мужественность красивого атлетического тела. Алисия проглотила стон и закрыла глаза.
— Ты предложил мне замужество из чувства долга. Не хотел поступаться порядочностью. Услышав, что сказал Леон в тот ужасный день, ты поверил ему. За мной ты даже не последовал, ибо моя версия тебя не интересовала. Ты дал мне уйти на все четыре стороны, потому что я стала тебе омерзительна, — скороговоркой произнесла она.
С тех пор как Норман появился на крошечном островке, она, не считая одной-двух вспышек озлобленности и непокорности, постоянно деградирует, теряя свое лицо. А сейчас и вообще дошла до того, что оправдывается перед ним, почти как та юная Алисия, всеми презираемая, беззащитная и неуверенная в себе. Она поежилась.
— Я не последовал за тобой, — заговорил Норман, роняя слова, как тяжелые камни, — только потому, что давал отповедь нашему дорогому отчиму, царствие ему небесное, советуя, — как теперь выясняется, ошибочно, — не винить тебя в своих пороках. Я и представить не мог, что ты бросишься бежать словно крыса с тонущего корабля. — Он раздраженно вздохнул и вскочил, подобрав с песка ее вещи. — Ладно, пойдем в дом. Что-то ты побледнела. Того и гляди в обморок упадешь. Должно быть, из-за жары. Да и поесть тебе, наверное, надо. Разговор закончим позже.
Алисия предпочла бы дойти до дома одна, но Норман не бросил ее на берегу. И хотя они шли, не касаясь друг друга, она так остро сознавала его близость, что это ощущение было сравнимо только с пыткой. Он время от времени искоса поглядывал на нее, хмуря лоб, словно проверял, не валится ли Алисия с ног.
Она в жизни не теряла сознание, и сейчас бледность и головокружение были вызваны эмоциональным потрясением, а отнюдь не голодом. Когда они подошли к ступеням входа и Норман отступил на шаг, пропуская ее вперед, Алисия начала твердо:
— Я не…
— Не сейчас, — непреклонным тоном перебил он. — После обеда. И запомни, лжи я не потерплю. Я просто хочу знать твои мотивы. Потом ты вольная птица. Мы расстанемся навсегда.
И желательно это сделать поскорей, думал Норман, направляясь в свою комнату. Когда она пришла к нему в ту ночь, семь лет назад, лекарства, алкоголь, болезненный жар и похоть затуманили его разум. И лишь позже, узнав о последствиях, понял он, сколь дорога ему Алисия, сколь велика в нем жажда связать свою жизнь с этим милым, нежным, сладострастным существом, растить ребенка, которого она вынашивает для него, опекать, любить и лелеять их обоих.
Ныне телом он по-прежнему желал ее — даже сильнее, чем прежде, но рассудок подсказывал, что любви и нежности в ней не больше, чем в холоднокровной ядовитой змее. Коварная беспринципная эгоистка, она живет по своим, аморальным, правилам. Такой была и Филлис, ее мать. Верно говорят, яблоко от яблони недалеко падает.
И он сегодня же уберется с острова. Прочь от ее греховного магнетизма.
Пока не потерял самоуважения.
9
— Садись наверстывай! — набросилась на нее Жозефа, едва Алисия ступила в просторную столовую. — Или я зря готовлю? Чтобы продукты без толку переводить? — Похрустывая огромным накрахмаленным передником, экономка удалилась из комнаты, но уже через минуту возвратилась с заставленным подносом в руках. — И что на тебе за наряд? Его давно стирать пора. У тебя столько красивых вещей; почему ты их не носишь?
Алисия села за обеденный стол, элегантно накрытый на две персоны. Посередине красовалась ваза с нежными розовыми цветами, источающими душистый аромат.
— Я надела первое, что подвернулось под руку, — с беспечным видом отозвалась она.
А вот это, разумеется, была чистая ложь! Алисия нарочно вырядилась в рубашку с брюками. Интересно, вчера, ожидая прибытия Нормана, она тоже специально выбрала этот наряд? Потому что в глубине души сознавала, что их обоих влечет друг к другу, и искала в закрытой одежде спасения? От него? От себя?..
Жозефа, что-то бормоча себе под нос, поставила перед ней блюдо с жареным пряным цыпленком, тарелку с аппетитным манго, салат из помидоров и красного лука, тонкие ломтики подрумяненного хлеба и миску с рисом и горохом. Затем отступила на шаг и подперла бока, ожидая, когда подопечная примется за еду.
Алисия при виде такого изобилия содрогнулась. Она не в состоянии съесть и четверти того, что было выставлено перед ней. Во всяком случае, не сейчас, когда в мыслях и чувствах царит сумбур от выдвинутых Норманом обвинений. Ладно, чем скорее она пообедает, тем скорее развеет его заблуждения.