– Зинаида Михайловна, здравствуйте! – радостно приветствовал я Машину соседку, когда та вышла мне навстречу. – Рад вас видеть!
– А уж как я тебя рада видеть, Олежик! – ну вот, опять! Но разве ж я могу обижаться на нее? – Ты что–то давно ко мне не заходил, что так?
– Да дела, Зинаида Михайловна: то, се, пятое–десятое. Вы же знаете.
– Олег! – Зинаида Михайловна неожиданно враз посуровела. Уж не сморозил ли я что–нибудь лишнее? – Сколько раз я тебя просила не называть меня по имени–отчеству? Зови меня просто тетя Зина. А то что как будто не родные?
«Вообще–то так и есть. Не родня, мы с вами. Может быть, шурин моей троюродной прабабки и приходился внучатой племяннице вашего деда кем-нибудь, но история об этом умалчивает».
– Ну, поймите, не могу я вас тетей Зиной называть. Извините, конечно, но это как–то…
– Аморально, хочешь сказать?
– Да нет, ну не могу и все тут. Я еще не готов, нужно время.
– Ясно все с тобой! – улыбнулась Зинаида Михайловна, но, как мне показалось, немного натянуто. – Знаешь, ты мне сейчас напомнил саму себя в студенческие годы. Я вот под таким же предлогом отвергала ухаживания не нравившихся мне парней. Хорошие то были времена. А сколько молодых людей добивались хоть капли моего внимания…
– Зинаида Михайловна! – я чувствовал, что если не перебить мою собеседницу, то эти воспоминания могут продлиться очень долго.
– А? Что? Ой, Олежик, извини, я что-то задумалась. Да и что мы тут стоим, ты проходи, проходи.
Зинаида Михайловна отодвинула полог палатки и уже после того, как я оказался внутри, зашла сама. Ее рассеянность не ускользнула от меня, но я постарался не придавать этому значения. Все-таки ей уже перевалило за семьдесят…
– Извини, ничем не могу тебя угостить, как бы ни хотела, сам понимаешь, – виновато развела руками хозяйка.
– Да ничего страшного, я не голоден.
Тут я немного приврал, есть мне хотелось. Перед походом сюда я почему–то не удосужился хоть немного перекусить. Но я мужественно терпел, тем более что голод был не таким сильным.
– Ну, Олежик, что ж ты молчишь? Расскажи, как у вас там, на «Ладожской», все ли хорошо?
Я все сказал, как есть, но поскольку новостей было не так уж и много, то я позволил себе немного приврать. И в один момент меня так занесло, что я не мог остановиться. А Зинаида Михайловна слушала и смеялась, когда я рассказывал про какой-нибудь смешной случай, и охала, если речь шла о чем-нибудь неприятном.
– А у вас как дела? – спросил я, закончив свой рассказ.
– У нас? Да как обычно. – Вдруг Зинаида Михайловна замолчала, губы ее задрожали. – Вот только…
– Вот только что? – не на шутку перепугался я.
– Маша пропала.
Меня словно молнией шарахнуло. Не может быть!
– Как пропала, куда пропала?
– Я… я не знаю. Это случилось три дня назад. Накормив свиней, Маша зашла ко мне и сказала, что хочет сходить на базар. Идти одна она боялась, да и путь неблизкий, поэтому она взяла в сопровождающие Сашку. Ты его наверняка знаешь, он такой пухленький, розовощекий, небольшого роста…. – Я кивнул, мол, знаю его, продолжайте. – Они вдвоем и пошли. И до сих пор не вернулись.
Я видел, что Зинаиде Михайловне стоило чудовищных усилий не разрыдаться, но она держалась молодцом.
Эх, Маша, Маша! И зачем же тебе на базар понадобилось идти? Да и нашла кого себе в спутники выбрать! Сашку. Что он, разве сможет защитить тебя, если что?
А теперь возможно обоих уже нет в живых. Я почти уверен, что исчезновение Маши и Сашки – это дел рук «красных». И зная их, можно ожидать самого худшего.
Конечно же, вслух я свои мысли не озвучил – Зинаиде Михайловне сейчас и так было паршиво.
– А посылали кого на их поиски?
– Да ходила на Спасскую одна группа. По возвращении сказала, что их на станции никто из торгашей не видел. Получается, они до базара даже не дошли.
Я задумался. О чем, точно сказать не могу. Наверное, о Маше, но может и не о ней. Так мы и сидели с Зинаидой Михайловной минут десять в полнейшей тишине, думая каждый о своем.
Тут вдруг моя визави, словно выйдя из оцепенения, хлопнула себя по лбу, издав при этом смачный хлопок, и сказала:
– Я ж про свиней совсем забыла! Они ж там, наверное, голодают, бедняги. Олежик, пойдем.
Зинаида Михайловна опрометью выскочила из палатки. За кормом для свиней, догадался я. Видно после исчезновения Маши, обязанность смотрителя за «пятачками» легла на ее плечи. Я знал, что Зинаида Михайловна скоро вернется, поэтому не спеша пошел к загону. Там все было, как и прежде, только сладкая парочка уже закончила свои амурные дела и теперь похрапывала в уголке. Устали, труженики!
Уже издалека завидев женщину с тазиком, свиньи оживились и радостно захрюкали, предвкушая пирушку. Зинаида Михайловна прошла к загону поменьше и высыпала содержимое посудины в корыто. Затем крикнула мне:
– Я сейчас открою перегородку, чушки налетят как саранча. Проследи, чтобы Гектор не оказался одним из первых, хорошо?
Гектор – самый здоровенный боров из всех здесь присутствующих. Не найти его в толпе практически невозможно. Но у него был еще один опознавательный знак – на боку несмывающейся краской была нарисована буква «Г». Гектор в силу своих размеров был еще и самым прожорливым среди всех своих сородичей, поэтому если его подпустить к еде раньше остальных, то он сожрет все без остатка.
– А что я смогу сделать? Я ж его не удержу.
– Придумай что-нибудь.
Зинаида Михайловна подняла перегородку вверх, свиньи ринулись к еде. Пирушка началась.
Глава 3. Тротил много дел наворотил
Тротил является продуктом воздействия смеси
азотной и серной кислот на толуол.
Почти сразу же после того, как все свиньи набили свои животы непотребного вида мешаниной, я вернулся на «Ладожскую». Даже несмотря на уговоры Зинаиды Михайловны, которая до последней минуты не хотела меня отпускать. А когда же я отчаялся уйти по–хорошему, объяснил, почему мне нужно покинуть её. И как только сообщил Зинаиде Михайловне о своем намерении сопровождать группу Петра Данилыча, она так завелась, что было просто уму непостижимо. Стала мне втолковывать, что «это опасно», что «от подрывников ничего хорошего не жди» и прочее в этом роде. А я и так это знаю, но решение-то уже принято.
В общем, под конец рассердился я сам и, не сказав ни слова, повернулся спиной и ушел. Уж не знаю, как на это отреагировала Зинаида Михайловна. Наверное, обиделась. А может, поняла, что сама виновата, что я вот так, по-английски, не прощаясь, ушел от нее. В любом случае, в следующий раз как побываю на «Новочеркасской», обязательно перед ней извинюсь. Все-таки я тоже нехорошо поступил.
Обратно идти по туннелю было уже не так страшно. Все мысли были заняты моим уходом от Зинаиды Михайловны и известием о пропаже Маши, и мне было так паршиво, что никакой абсолютно боязни я не испытывал.
Так, почти незаметно и дошел до «Ладожской». Дом, милый дом! За те годы, что я провел под землей, станция стала для меня родной, хотя до Катастрофы моя квартира находилась близ «Улицы Дыбенко». Сюда нас с мамой пригласил переехать дядя Вова, на что мы, немного поколебавшись, дали согласие. Перевезли на «Ладожскую» все свои вещи и вскоре очень хорошо там обустроились.
Поначалу мы с мамой жили в нашей палатке вдвоем. Но с годами я рос и становился все выше и больше. Места в небольшой палатке нам двоим стало не хватать. Тогда я «переселился» в вагон поезда и впоследствии спал там. И, скажу по правде, мне это нравилось больше. Перед сном можно поговорить с соседями – в вагоне лежа могли поместиться шестнадцать человек – чего в палатке сделать не получится. Да и вообще, на мой взгляд, в электричке удобнее и комфортнее.
Спать мне сейчас совсем не хотелось. Тем не менее, я все–таки пошел устраиваться на боковую, перед этим зайдя к Фомичу и сдав оружие, чтобы не ворчал. Сон обязательно придет, нужно просто некоторое время полежать без движения и глаза должны будут закрыться сами собой.
Вот и мой вагон номер 10280. Именно здесь я провожу большую часть своей жизни в метро. Старенький уже, все железки в нем давно покрылись ржавчиной, как, впрочем, и в остальных электричках. Бывшие когда-то коричневого цвета обивки сидений уже не являлись таковыми. Их теперешний оттенок попросту не имеет названия – некая смесь бордового, пунцового и рыжего. Все стекла были настолько грязными, что мыть их уже было бесполезно – слой пыли въелся намертво.
Однако, несмотря на все эти недостатки, вагон меня вполне устраивал.
Я улегся на сиденье, подложив под голову руки, и постарался ни о чем не думать. Я приказал мыслям на время улетучиться из моей головы. Похоже, они меня послушались, потому что сразу стало так легко, и в ушах лишь «завывал ветер».
Спустя уже минуту бездумного лежания, меня начала одолевать дремота. Когда я уже готов был закрыть глаза, чтобы погрузиться в безмятежное царство Морфея, невольно вспомнилось, что завтра мне предстоит тяжелый день. Я вновь прокрутил в голове наш разговор с Петром Данилычем и вспомнил, что встать мне надо очень рано.
Проблема! Теперь мне уже было не до сна.
Итак, встает вопрос: что делать? Ответ вроде как очевиден: поставить будильник, тем более что он у меня есть. И все бы хорошо, но ведь я в вагоне буду не один. Через некоторое время придут еще люди, которым завтра не потребуется вставать в такую же рань, что и мне. Монотонное и раздражающее «дзынь–дзынь–дзынь» будильника непременно разбудит всех, кто будет находиться не только в этом, но и в соседних вагонах тоже. За несвоевременное пробуждение мне спасибо всяко не скажут.
Один мудрый человек, уже не помню кто, говорил: «Выход есть всегда». Очень умная мысль. Например, самый простой выход из любой ситуации – ничего не делать. Но простой, не значит рациональный.
Ну а раз выход есть всегда, то и я, в конце концов, что-нибудь придумаю.