Кроме того, советское командование заставлял торопиться тот факт, что мелкие группы немецких окруженцев части НКВД и истребительные батальоны – в прошлом партизанские отряды – могут вылавливать по лесам хоть до весны, но движение по основным железным дорогам из Ленинграда в направлении Москвы должно быть восстановлено как можно скорее. Город Ленина, колыбель Октябрьской революции, должен был в ближайшие сроки полностью восстановить свой научный и промышленный потенциал. Война была далеко еще не закончена, и многочисленные заводы и институты помогут приблизить ее окончание.
9 марта 1942 года, полдень. РСФСР, город Невель
Длинный и худой, как палка, генерал танковых войск Иоахим Лемельзен с отчаяньем издали смотрел на забитую немецкими воинскими эшелонами станцию Невель-1. Его штабной поезд отогнали в лес на полу-кольцевую ветку, и вышедший размять ноги генерал получил возможность без помех подумать о дальнейших планах.
В этой проклятой России все пошло наперекосяк, и теперь кадровый прусский офицер находился в состоянии, близком к отчаянию. Да, он прошел от начала до конца всю Первую мировую войну, участвовал в Польской кампании в должности командира 5-й танковой дивизии, громил французов и англичан в сороковом году.
На Восточном фронте 47-й моторизованный корпус, которым командовал тогда еще генерал артиллерии Лемельзен, находился с самого первого дня. В составе 2-й танковой группы Гудериана он форсировал Сан, сражался с большевистскими танковыми армадами в приграничных сражениях, брал Минск, Бобруйск, Смоленск. А потом, повернув в сторону Киева, помог этим бездельникам из группы армий «Юг» разгромить полчища Буденного. Это были славные денечки…
Потом лето кончилось, опали пожелтевшие листья, и Россия явила пришельцам всю свою мерзкую сущность. Холодные дожди превратили дороги в непроходимые болота, в которых по самые оси вязли немецкие грузовики. Корпус барахтался в грязи под Брянском. Моторесурс техники стремительно таял, и к боевым потерям добавились многочисленные технические – техника не выдерживала эксплуатации в варварских русских условиях. Не хватало всего: запчастей, горючего, теплого обмундирования и многого другого. Германия была не готова к так любимой русскими войне «на износ»
Но все это были лишь цветочки. Ударили лютые морозы, и как раз в тот момент, когда вермахт попытался совершить последний отчаянный рывок к Москве. Наверное, в этот раз ефрейтор, ранее считавшийся непогрешимым, все же ошибся. Холод и метели останавливали немецких солдат не хуже русских укреплений. Хотя были и сами укрепления, спешно возведенные во время распутицы, и неизвестно откуда переброшенные резервы, и ярость большевистских фанатиков, сражавшихся до последнего патрона.
Русские больше не сдавались тысячами в плен, как это было в Белоруссии. Они дрались, словно дьяволы бросались на танки с гранатами и коктейлями Молотова в руках. В этих боях 47-й корпус таял, как кусок сахара в стакане кипятка. Но надежда на победу Германии еще жила. Казалось, еще одно, последнее усилие, еще один рывок, и победоносные части немецкой армии ворвутся в Москву.
Жуков ударил 4 декабря, точно подловив момент кризиса наступления. И вермахт покатился от стен Москвы на запад. На горизонте замаячила тень погибшей Великой армии Наполеона. Сорок седьмому корпусу повезло – он находился на дальнем фланге русского наступления и смог отступить в относительном порядке.
Другие отделались не столь легко. Соседи из 24-го моторизованного корпуса под Тулой были разгромлены, потеряли большую часть техники, и вскоре они убудут в рейх на переформирование. Заводы работают, танки выпускаются, еще несколько месяцев, и потери будут восполнены.
Тогда, празднуя новый 1942 год, еще никто не знал, что наступление под Москвой – это только увертюра в задуманной Сталиным большой и грозной симфонии. Массированные десанты русских в Крыму опрокинули прежнюю уверенность в том, что худшее уже позади. Каким-то образом, буквально за одну-две ночи, русские смогли уничтожить прямо на аэродромах сначала 4-й авиакорпус люфтваффе, а потом почти весь 4-й воздушный флот. Лишившись поддержки с воздуха, армия Манштейна полегла под натиском русских десантов, освободивших Крым, – «непотопляемый авианосец» на Черном море.
К середине января 1942 года командованию вермахта показалось, что вражеское наступление выдохлось. Но это было далеко не так. Русские имели на этот счет особое мнение. Их механизированная кампфгруппа вдруг вырвалась на оперативный простор, по пути легко разгромив численно превосходящие силы вермахта, спешно собранные для того, чтобы под командованием опального Быстроходного Гейнца вернуть Крым. Вернули… Гудериан и Клейст в плену, Гот пропал без вести, русские освободили Донбасс, установив сухопутное сообщение с Крымом, а фон Бок спешно перенес свою ставку из Полтавы в Кривой Рог.
Дальше было еще веселее. Умники в Цоссене почему-то решили, что после побед на юге большевики постараются еще дальше отодвинуть фронт от Москвы и ударят на Вязьму – Смоленск. Возможно, этому способствовали вопли избиваемого в Ржевском котле Модели, которого русские молотили всем подряд, вплоть до поставленной на железнодорожные платформы артиллерии чуть ли не линкорных калибров.
Правда, с точки зрения генерала Лемельзена, у этого решения был несомненный плюс. Его 47-й корпус пополнили боевой техникой и личным составом, снабдили запасными частями, новыми моторами, и уже к концу февраля он вновь представлял собой грозную силу. Хотя не все было так радужно, ведь чуть больше половины танков его корпуса были средние Pz Kpfw III и Pz Kpfw IV. Остальные были легкими: Pz Kpfw II и чешские Pz Kpfw 38(t). И на этих консервных банках танкисты должны были выходить против русских КВ?
Хотя удалось убедить некоторых твердолобых в том, что ему необходимо заменить пехотные 7,5-сантиметровые пушки на батареи штурмовые орудия Stug III, более пристойные для моторизованного соединения. Тем более что с кумулятивными снарядами они могли сражаться и с новыми русскими танками. Впрочем, уже дошли слухи о появлении у противника быстроходного сверхтяжелого танка с двенадцатисантиметровой пушкой и непробиваемой броней. Они вгоняли в панику немецких танковых генералов.
Сосредоточенный у Рославля 47-й моторизованный корпус со дня на день ожидал начала русского наступления и приказ о контрударе. Впрочем, и тут умники из Цоссена и абвер оказались в дерьме. Русские ударили в указанные в разведданных сроки, только не на Смоленск, а сначала два раза на Ленинград, потом на Старую Руссу и Псков. А потом снова на Ленинград… Ранее обобранная до нитки в пользу московского направления и для затыкания дыр на юге группа армий «Север» крякнула и развалилась на части.
Когда вечером 2 марта генерал Лемельзен получил приказ грузить свои танки в эшелоны, еще теплилась надежда на то, что удастся деблокировать окруженную 18-ю армию. От Рославля до Дедовичей, которые были назначены в качестве станции выгрузки, более семисот километров по железным дорогам через Смоленск, Бобруйск и Невель. Для перевозки корпуса вместе со всем тыловым хозяйством потребуется более полутора тысяч вагонов и не менее недели времени. Если гнать танки своим ходом, то расстояние увеличится до тысячи километров, а сам марш займет две недели. Все это сожрет моторесурс техники, только что прошедшей капремонт. Нет, никакой альтернативы железной дороге не было. Надо было только решить, что отправлять в первую очередь.
Недолго думая, генерал Лемельзен выделил в передовую кампфгруппу разведывательные батальоны обеих дивизий на «двойках» танковые роты на «тройках» и «четверках» все три батареи «штугов» и первые батальоны мотопехотных полков, посаженные на бронетранспортеры. Кроме того, было необходимо взять с собой обоз, запас боеприпасов, продовольствия и топлива из расчета ведения боев в течение двух недель. Все остальное железнодорожники должны были подвезти по мере возврата в Рославль порожняка. Командовать остающимися в Рославле частями, а также руководить погрузкой второй волны, был назначен начальник штаба корпуса полковник Генштаба Рудольф Бамлер.
Сейчас, когда стало понятно, что спасать под Петербургом уже фактически некого, передовая кампф-группа во главе с генералом Лемельзеном плотно застряла в этом проклятом Невеле.
С самого начала все пошло не так. Перевозимый по железной дороге корпус неожиданно подвергся нападениям лесных бандитов. Диверсии, обстрелы, подрывы путей, мелкие пакости вроде песка, насыпанного в вагонные буксы. За Витебском два эшелона были пущены под откос, а место крушения обстреляно из пулеметов и снайперских винтовок. Попытка преследования бандитов завела солдат в глубокие, незамерзающие даже самой лютой зимой болота. И немало истинных арийцев упокоилось там навечно. По счастью, тогда пострадала только пехота со своими бронетранспортерами, но еще никто не знал, что те происшествия были только вестниками большого несчастья, вроде полуночного крика баныни.
В Невеле эшелоны корпуса встали – большевистские бандиты взорвали мост через одну из многочисленных речушек. Мост начали ремонтировать, но тут был подорван еще один, а затем еще. Невель – край лесов, озер, рек, болот, где местные чувствовали себя как дома. И даже составленным из всякой прибалтийской сволочи айнзацкомандам в кишащий партизанами и советскими парашютистами лес лучше не соваться.
Генерал Лемельзен начинал нервничать. Приближение весны грозило сделать местность абсолютно непроходимой до мая-июня и тем самым сорвать планируемую операцию. Каждый день задержки работал на большевиков, давая им подтянуть резервы, укрепить позиции, подвезти боеприпасы и еще лучше изготовиться к обороне. Кроме того, пользуясь слабостью того, что осталось от 16-й армии, русские совершили рейд на Дедовичи, сожгли станцию, взорвали водокачку, уничтожили стрелки и специальным устройством поломали шпалы на всех станционных путях.
Тем временем на станциях Невель-1 и Невель-2 накапливались прибывающие один за другим эшелоны, в том числе с топливом и боеприпасами. Эшелонами была забита даже соединяющая обе станции полуторакилометровая ветка.