- Их надо будет собрать и захоронить по-человечески. Но вначале, попытаемся оттащить груз к нам. Машины нам ни к чему, дорог все равно нет, а вот разобрать их стоит.
- Дмитрий Иванович, Дмитрий Иванович! – На борт сухогруза забрался матрос с рацией.
Он держал ее на вытянутой руке, как олимпиец факел.
- Американцы вышли на связь! – Запыхавшийся матрос передал рацию Татарчуку.
- Какие американцы еще? – Не понял Татарчук.
Он нажал кнопку приема.
- Это командир российской АПЛ «Пересвет» капитан первого ранга Татарчук.
- Привет, капитан, это «Монтана», Джон Коннелли. Еще не списал нас со счетов?
- Привет, Джон! Рад слышать. Судя по тому, что мы разговариваем, ты где-то рядом?
- Так точно. Гораздо ближе, чем ты думаешь. Я иду по координатам, оставленным вами на Шпицбергене. И я теперь командир не «Монтаны», а старой ржавой дизельной бочки, на которой везу вам очень щедрый подарок.
- Спасибо, Джон, через сколько придешь?
- Да я уже вижу берег на горизонте. Маякните, где у вас порт.
- Секунду.
Татарчук отдал приказания по рации, чтобы со стороны порта пустили несколько сигнальных ракет.
- Готово, Джон. Видишь?
- Спасибо, капитан, вижу.
Татарчук, заинтригованный тем, что привез ему капитан «Монтаны», бросил осматривать сухогруз и отправился назад. Когда он прибыл в порт, там уже стояло видавшее виды судно. Сравнение ее со старой ржавой бочкой было уместным. Татарчук сошел на берег и сразу заметил оживление в поселке. Что же такого могли привезти американцы, переполошившие народ?
На подходе к поселку ему стала понятна причина нездорового ажиотажа. На площади, возле административного здания, стояли женщины. Человек сорок. Чернявые, напуганные. Татарчук прошел сквозь толпу и столкнулся с Джоном Коннелли. Признать в нем того капитана было тяжело. Американец постарел, с него сошел офицерский лоск. Суровые северные ветра обветрили лицо. Одет он был свободно, мешковато, и только на голове была старая морская фуражка с надписью «Монтана».
- Привет, старина! – Хлопнул Коннелли по плечам Татарчука.
- Привет, Джон. Я уже забыл, как выглядят женщины! Это тот самый сюрприз?
- Так точно. Это мексиканские невесты Господа, монашки, одним словом. Прятались в монастыре, который сделали в пещерах. Их точно вела рука Господа. Они уверены, что заслужили честь продления рода людского. Вот, поделился с вами по-дружески. Отобрал лучших. – Коннелли засмеялся.
- Спасибо, капитан. Это по-настоящему мужской поступок. С женщинами у нас до сих пор туго. – От переполнивших чувств Татарчук крепко обнял Коннелли. Затем отстранился от него. – Ну, как вы там, устроились?
- Всего и не рассказать сразу. Окажешь гостеприимный прием, непременно расскажу.
- Вот, черт! - Татарчук хлопнул себя по лбу. – Извини, на радостях совсем потерялся.
Татарчук отдал распоряжения топить баню и готовить обед на дополнительные сорок пять персон. Женщин оказалось тридцать восемь человек и семь членов экипажа. Работа в тот день не спорилась в руках мужчин. Они подтягивались в центр поселка, чтобы разглядеть женщин, которых жестом доброй воли привезли американцы.
Мексиканки были в основном небольшого роста, черноволосы, кареглазы. Многим было далеко за тридцать, а кому и за сорок. Но даже самая старшая из всех имела все шансы выбрать себе жениха по вкусу. Пока они стеснялись, молча ели скромный, по понятиям поселка, обед и тихо переговаривались между собой.
Коннелли рассказал, в каком состоянии обнаружил этих несчастных. Отощавшие монашки уже собирались отдать Богу душу. В пещерах не осталось ничего съестного, каннибализм страшил их похлеще адских мук. Сестры лежали и ждали смерть. Капитан рассказал, что в церкви не осталось даже свечей, все было съедено. И тут его матросы явились, как посланники Бога. Монашек неделю приводили в себя, а потом загрузили на корабль и привезли в свой поселок.
Американское поселение было основано экипажем подводной лодки на северной оконечности Хребта Брукса, на Аляске. Эти территории меньше всего задело ураганом и наводнением. В горах кое-где сохранились приличные участки леса, и даже животные. Коннелли запретил на них охотиться, для того, чтобы восстановилась их численность. По словам капитана, плыть через полюс было дурацкой затеей. Айсберги кругом. Обратно они собирались идти вдоль российского побережья.
- В Мексику прошли через Берингов пролив. Не вздумайте сами пытаться пройти там. Мы знаем там фарватер, и он настолько узкий, что без лоцмана и не суйтесь. Вообще грязь затягивает все. Скоро и фарватера не станет.
- Да нам туда и ходить-то без нужды. У нас тут работы хватает. Разве что за монашками новыми?
- Это вряд ли, мы всех привезли.
- Джон, не знаю даже, как благодарить тебя? Наш поселок перед тобой в большом долгу.
- Да брось, жизнь найдет способ отблагодарить. Я знаешь, что подумал? Мы бы забрали назад своих людей, тех, кто захочет вернуться сам, естественно.
- О чем вопрос, пусть едут, кто хочет.
В дверях столовой раздался шум. Все обернулись. В помещение вошел Горбунов Егор, Гренц и девушка с ребенком. Татарчук привстал от неожиданности. Гренц прошел к командиру.
- Дмитрий Иванович, мы закончили экспедицию, и вот, привезли Джейн Оукленд с дочерью.
Когда имя девушки было произнесено вслух, вскочил уже Коннелли.
- Джейн, астронавт Оукленд?
- Да, это я. – У Джейн, тронутой родной речью, на глазах выступили слезы.
- Я капитан Коннелли, командир «Монтаны». Как я рад, что вы живы!
Маленькая Анна обняла мать за талию и испуганно выглядывала из-за ее спины. Ей никогда в голову не приходило, что в одном месте может собираться такое огромное количество людей. Ее любопытные глазенки перебегали от одного лица к другому, замечая в них сходства и отличия. Мать снова пустила слезу. Она не плакала так много с тех пор, как Анна помнила ее. Девочка чувствовала, что мать плачет от радости, и поэтому душа ее была спокойна.
Послесловие
Послесловие
В основании жерла старого вулкана, под прикрытием буйной растительности, высилось целое поле мачтовых антенн. Для дополнительной маскировки от спутников врага они были прикрыты камуфляжной сетью. Объект был настолько секретным, что военные, работавшие на нем, обязаны были соблюдать приказ неразглашения военной тайны пожизненно. В том числе и от близких родственников. Секретность хорошо оплачивалась, что дополнительно стимулировало держать язык за зубами.
В тесном помещении, прорубленном в скале, находился пульт управления работой антенн. Пока монтировалось оборудование, здесь было людно, и кондиционеры с трудом справлялись с большой нагрузкой. Сейчас в помещении, стрекочущем и жужжащем работающей электроникой, было прохладно и спокойно. Двое военных, одетых в военную униформу тропического образца, следили за работой оборудования.
Один из них был ярко-рыжим, с выцветшими глазами, небольшим брюшком, но крепким телосложением. На вид ему было около тридцати пяти. Он постоянно что-то жевал и периодически восклицал, когда из его бутербродов что-нибудь капало на его униформу. Его коллега был младше лет на семь. Смуглый, долговязый, со взглядом, выражающим вечное уныние. Его ссутуленная спина нависала над столом и тряслась в такт отстукиваемому ритму пальцами по клавиатуре. В свою смену «смуглый» старался работать, не отвлекаясь, потому что его раздражал напарник своей привычкой все время жевать. Он специально не смотрел в его сторону, чтобы не раздражаться еще сильнее.
Это было их первое совместное недельное дежурство. Армейский психолог по каким-то своим шаблонам сделал вывод, что эта пара будет находиться в гармонии друг с другом. Долговязый считал, что психолог сработал отвратительно, а может быть, сделал это намеренно, потому что он не понравился ему. Возможно, это было то ментальное неприятие, которое возникает между людьми с первого взгляда, как некая противоположность любви с первого взгляда.
Долговязый боковым зрением посмотрел на рыжего и увидел движение челюстей. Его передернуло от отвращения. Как можно постоянно жрать? Долговязый решил, что сразу после дежурства пойдет к начальству, минуя психолога, и потребует найти ему другого напарника.
- Да чтоб тебя! – Снова воскликнул рыжий, оттирая, а по большому счету, размазывая каплю кетчупа по форме.
- Повяжи салфетку или надень на себя фартук. – Предложил долговязый, не оборачиваясь.
- Я не барышня и не клерк манерный. Меня никто не видит.
- Я вижу.
Рыжий, до этого не догадывающийся о мыслях в голове долговязого, подозрительно посмотрел на него. Он почувствовал по интонации, что напарник его раздражен. Не поняв до конца причину раздражения последнего, рыжий смачно, с причмокиваниями, облизал пальцы, испачканные горчицей и кетчупом. Спина долговязого заходила ходуном.
- Слушай, парень, если тебе не принципиально, давай я первым схожу на обед? – Предложил рыжий долговязому.
Долговязый почувствовал, как тьма опустилась у него перед глазами. Это было слишком. Весь день жрать без перерыва и проголодаться к обеду.
- Принципиально. По графику я обедаю первым. Не стоит начинать наше дежурство с нарушений.
- Ладно, как хочешь, парень. Я просто спросил. Мне показалось, что ты не особо хочешь есть. Ты так увлечен стучанием по кнопкам, что я подумал, будто работа для тебя всё.
- Да, примерно, как для тебя обжираться. – Не удержался долговязый.
Он встал и молча проследовал в сторону небольшого возвышения, на котором была оборудована кухня. Рыжий проводил его взглядом. Теперь он был точно уверен, что неприятен напарнику.
- На твоем месте я был бы немного повежливее, задрот. Свой аппетит я приобрел, занимаясь тяжелыми видами спорта, и если ты будешь наглеть, я живо прощупаю твой костлявый скелет на предмет нахождения в нем печени, селезенки и прочего. Понял? – Вопрос был задан ледяным металлическим голосом, словно принадлежал другому человеку.