— Есть еще что-нибудь?
— Белая метка? — неуверенно проговорил мальчик, как будто спрашивал сам себя.
— Какая белая метка?
Он медленно покачал головой, и я решил, что пора заканчивать. С него и так уже хватит.
— Иди на звук моего голоса. Все, что произошло этой ночью, останется в прошлом. Все закончилось. Давай, Билл. Иди.
— Я иду. — Его глаза двигались под закрытыми веками.
— Ты в безопасности. Все, что случилось на ранчо, уже прошло. Правда?
— Да…
— Где мы сейчас?
— На дороге в Дебарию. Мы едем в город. Я там бывал только раз. Папа купил мне конфет.
— Я тоже куплю тебе конфет, — сказал я. — Ты молодец, Маленький Билл с ранчо Джефферсона. А теперь открывай глаза.
Он открыл глаза. Поначалу они были сонными и смотрели прямо сквозь меня. Но уже через пару секунд его взгляд прояснился, и мальчик смущенно улыбнулся:
— Я, похоже, заснул.
— Да, заснул. И теперь нам с тобой надо поторопиться, чтобы добраться до города прежде, чем начнется буря. Ты сможешь ехать быстро, Билл?
— Да, — ответил он и добавил, поднявшись на ноги: — Мне снились конфеты.
Когда мы с Биллом вошли в кабинет шерифа, нас встретили двое не самых толковых помощников. Один из них — толстяк в черной шляпе с щегольской лентой из кожи гремучей змеи — сидел за столом Пиви, развалившись в кресле. Увидев револьверы у меня на поясе, он поспешно вскочил.
— Так ты, значит, стрелок? — сказал он. — Душевно рад встрече, мы оба рады. А где тот, второй?
Не удостоив его ответом, я провел Билла через арку в здание тюрьмы. Мальчик смотрел вокруг с любопытством и без всякого страха. Давешний пьяница, Соленый Сэм, уже давно освободил помещение, но его «благоухание» задержалось.
У меня за спиной раздался голос другого помощника:
— А ты вообще чего делаешь, юный сэй?
— Делом своим занимаюсь, — ответил я. — Принесите мне связку ключей от всех камер. И побыстрее, пожалуйста.
В одиночных камерах матрасов на койках не было, поэтому я отвел Билла в общую камеру для пьяниц и дебоширов, где прошлой ночью спали мы с Джейми. Я положил два матраса один на другой, чтобы мальчику было удобнее — после всего пережитого прошлой ночью он заслужил, чтобы о нем позаботились и создали ему хоть какое-то подобие уюта. Пока я устраивал ему постель, он рассматривал карту, нарисованную мелом на стене.
— Что это, сэй?
— Да так, ничего. Тебе это не интересно, — ответил я. — А теперь слушай внимательно. Я запру тебя в камере, но ты не бойся. Ты не сделал ничего плохого. Это лишь для твоей безопасности. У меня есть дела, которые обязательно надо сделать, но как только я с ними закончу, то сразу вернусь к тебе.
— И мы вместе закроемся здесь, — сказал он. — Нам лучше закрыться. А то вдруг он вернется.
— Теперь ты его помнишь?
— Немножко, — отозвался он, глядя в пол. — Это был не человек… а потом — человек. Он убил моего папу. — Билл закрыл лицо руками. — Бедный мой папа.
Помощник шерифа — толстяк в черной шляпе — принес мне ключи. Второй помощник тоже пришел вместе с ним. Они оба таращились на мальчика, словно это был двухголовый козел на ярмарочном представлении.
Я взял ключи.
— Хорошо. А теперь возвращайтесь в контору, вы оба.
— А ты не слишком ли тут раскомандовался, молодой человек? — высказался толстяк в черной шляпе, и его напарник (маленький и тщедушный, с выступающей вперед нижней челюстью) энергично закивал головой.
— Идите в контору, — повторил я. — Парнишке надо отдохнуть.
Они смерили меня взглядами, но все же ушли. И правильно сделали. Очень правильно. Потому что я был явно не в лучшем расположении духа.
Только когда их шаги затихли вдалеке, мальчик отнял руки от лица.
— Вы его поймаете, сэй?
— Да.
— И убьете?
— А ты хочешь, чтобы я его убил?
Он секунду подумал и кивнул:
— Да. За то, что он сделал с папой, и с сэем Джефферсоном, и с остальными. Даже с Элродом.
Я вышел из камеры, нашел нужный ключ и запер дверь. Кольцо с ключами надел на руку, как браслет — оно было слишком большим и не помещалось в карман.
— Даю тебе честное слово, Маленький Билл, — сказал я. — Клянусь именем моего отца. Я не убью шкуроверта, но ты будешь на площади, когда его вздернут на виселице, и я лично дам тебе хлеб, чтобы ты его раскрошил под ногами повешенного.
Я вернулся в контору шерифа. Двое не самых толковых помощников поглядывали на меня с настороженной неприязнью. Меня это не волновало. Я повесил кольцо с ключами на гвоздь, вбитый в стену рядом с телефонным аппаратом, и сказал:
— Я вернусь через час. Может быть, раньше. Пока меня не будет, никто не должен входить в тюрьму. Вас двоих это тоже касается.
— Наглая нынче пошла молодежь, — заметил тщедушный.
— Вам лучше сделать, как я говорю. Это будет самое благоразумное. Вам понятно?
Толстяк в черной шляпе кивнул.
— Но шериф будет поставлен в известность, как ты тут с нами обходишься.
— Значит, в ваших же интересах сохранить зубы в целости и сохранности до его возвращения. А то без зубов неудобно в известность ставить, — сказал я и вышел.
Ветер, ставший заметно сильнее, гнал по городу клубы колючей, соленой пыли. На главной улице Дебарии не было ни души, кроме меня самого и пары-тройки лошадей у коновязи. Они стояли, повернувшись к ветру задом и понурив головы. Свою лошадь я бы в жизни так не оставил. Как не оставил бы и Милли — мула, на котором приехал Маленький Билл. Я отвел обоих животных в платную конюшню на дальнем конце улицы. Конюх принял их с радостью и обрадовался еще больше, когда я отломил ему половину золотого «орла» из тех двадцати, что дал мне отец.
Нет, ответил он на мой первый вопрос, в Дебарии нет ювелира. И на его памяти не было. Но на второй мой вопрос он ответил: «Да», — и указал на здание напротив, на другой стороне улицы. Это и была кузница. Сам кузнец стоял в дверях. Низ его кожаного передника с инструментами, рассованными по карманам, развевался на ветру. Я перешел через улицу. Кузнец поднес кулак ко лбу:
— Хайл.
Я тоже с ним поздоровался и объяснил, что мне нужно. (Ванней говорил, что оно может мне пригодиться.) Кузнец внимательно меня выслушал и взял патрон. Тот же самый, с помощью которого я погрузил в транс Маленького Билла. Кузнец спросил:
— Сколько в нем гранов пороха, знаешь?
Конечно, я знал.
— Пятьдесят семь.
— Так много?! О боги! Это прямо чудо, что ствол твоего револьвера не разрывает, когда ты стреляешь!
Навеска пороха в револьверах моего отца — которые когда-нибудь станут моими — составляла семьдесят шесть гран, но я не стал этого говорить. Кузнец все равно не поверил бы.
— Вы сможете сделать, что я прошу, сэй?
— Наверное, да. — Он немного подумал, потом кивнул: — Да, смогу. Но не сегодня. Не хочу раскочегаривать горн на таком ветру. Один выпавший уголек — и может вспыхнуть весь город. А пожарной команды у нас нет с тех пор, как мой отец был мальчишкой.
Я достал кошелек с золотыми «орлами» и вытряхнул две монеты себе на ладонь. Немного подумал и добавил еще одну. Кузнец смотрел на них как завороженный. Это был его заработок за два года.
— Мне нужно сегодня, — сказал я.
Он улыбнулся, показав на удивление белые зубы, сверкнувшие в густых рыжих зарослях бороды.
— Ах ты, бес-искуситель, как же тут устоять?! За то, что я вижу, я рискну сжечь дотла даже сам Гилеад. К закату все будет.
— К трем часам пополудни.
— Да, я и имею в виду, к трем часам пополудни. Минута в минуту.
— Отлично. А теперь подскажите, какой у вас в городе самый лучший ресторан?
— У нас в городе их всего два, и в обоих готовят не так чтобы прямо объедение. Но все-таки и не отрава. Кафе Рейси, наверное, малость получше.
Меня это вполне устраивало. Я рассудил, что Маленький Билл с его молодым растущим организмом в любом случае отдаст предпочтение количеству, а не качеству. Я отправился в кафе. Теперь мне приходилось идти против ветра. К вечеру будет уже настоящая буря, сказал мне Маленький Билл по дороге сюда, и, похоже, парнишка был прав. Ему пришлось многое пережить, и сейчас ему нужен покой. Теперь, когда мне стало известно про татуировку на ноге шкуроверта, я, наверное, мог бы обойтись и без помощи Билла… но шкуроверт об этом не знал. В тюрьме мальчик был в безопасности. По крайней мере я на это надеялся.
Это называлось рагу, и я мог бы поклясться, что вместо соли его приправили песком с солончаковых равнин, но мальчик умял свою порцию подчистую, а потом доел и мою тоже, когда я отставил тарелку в сторону. Кто-то из не самых толковых помощников старшего шерифа сварил кофе, и мы с Биллом пили его из жестяных кружек. Мы обедали прямо в камере, сидя на голом полу. Я все время прислушивался, ждал звонка. Но телефон молчал. Меня это не удивляло. Даже если Джейми с шерифом пытались сюда дозвониться, ветер мог оборвать провода.
— Ты, наверное, все знаешь про эти бури, которые вы здесь называете самумами, — сказал я Биллу.
— Да, песчаные бури, — ответил он. — Сейчас как раз начинается их сезон. Ковбои их ненавидят, а временные работники — и подавно. Обычно их посылают на самые дальние пастбища, а там негде укрыться от ветра. Спать приходится на земле, и даже нельзя развести костер, потому что…
— Потому что ветер разносит горячие угли, — сказал я, вспомнив слова кузнеца.
— Да, именно. А рагу не осталось? Все съели?
— Съели. Но есть еще вот что.
Я вручил ему маленький полотняный мешочек. Билл заглянул внутрь и весь просиял.
— Конфеты! Настоящие, шоколадные! — Он протянул мне мешочек. — Вы первый берите.
Я взял одну конфету и пододвинул мешочек Биллу:
— Все остальное — тебе. Только смотри, чтобы живот не разболелся.
— Не разболится! — И он принялся за угощение. Мне было приятно смотреть, как он радуется. Первые две конфеты Билл проглотил, почти не жуя, а третью засунул за щеку, как белка — орешек, и вдруг спросил: — Что со мной будет, сэй? Как мне теперь без папы?