— Это же вдова Смэк! Что она делает у нас дома?
— Возможно, ты сам ее спросишь об этом, юный Тим.
— Это вы ее как-то направили к нам?
Сборщик налогов улыбнулся и покачал головой.
— У меня множество увлечений, но спасение барышень, попавших в беду, к ним не относится. — Он наклонился над чашей. Широкие поля черной шляпы затеняли его лицо. — Ох ты ж. Кажется, с ней и вправду беда. Впрочем, и неудивительно. После такого битья! Говорят, правду можно прочесть по глазам, но я всегда смотрю на руки. Посмотри на ее руки, юный Тим.
Тим наклонился поближе к воде. Вдова Смэк по-прежнему поддерживала Нелл, а та шла, выставив руки вперед. Вот женщины поднялись на крыльцо, но вместо того чтобы сразу войти в дом, мама направилась в стену, хотя крыльцо было совсем не широким, а дверь — прямо перед глазами. Вдова Смэк мягко подтолкнула Нелл куда нужно, и женщины вошли в дом.
Сборщик налогов сокрушенно цокнул языком.
— Кажется, плохо дело, юный Тим. Удары по голове — штука опасная. Даже если они не смертельны, от них бывают последствия. Очень плохие последствия. Необратимые. — Его голос был мрачным и скорбным, но в глазах плясал смех.
Тим этого и не заметил.
— Мне надо ехать. Я нужен маме.
Он опять бросился к Битси. На этот раз успел пробежать пять-шесть шагов, прежде чем сборщик налогов остановил его, схватив за плечи. Пальцы этого человека были словно стальные тиски.
— Прежде чем ты уедешь, Тим — и я, конечно же, благословлю тебя на добрый путь, — тебе нужно сделать еще одну вещь.
Тиму казалось, что он сходит с ума. Может быть, так и есть, подумал он. Может быть, у меня жар. Я лежу дома в постели, и все это мне снится.
— Отнеси чашу обратно к речке и вылей воду. Но не в том месте, где ты ее набирал. Кажется, наш живоглот переварил свой обед и живо интересуется происходящим вокруг.
Сборщик налогов взял лампу Тима, зажег ее, выкрутив ручку подачи газа до самого конца, и поднял повыше. Теперь змея свесилась с ветки почти на всю длину своего гибкого тела. Ее голова была поднята и вертелась из стороны в сторону. Янтарные глаза с узкими прорезями зрачков смотрели прямо на Тима. Раздвоенный язык стремительно высунулся наружу — хлюп, — и Тим успел мельком увидеть два длинных загнутых зуба, сверкнувших в рассеянном свете газовой лампы.
— Когда пойдешь к речке, бери левее, — посоветовал сборщик налогов. — Я составлю тебе компанию и постою на страже.
— А вы не можете сами вылить? Мне надо ехать. Там мама. Мне надо…
— Я пригласил тебя сюда не ради твоей мамы, юный Тим. — Сборщик налогов как будто стал выше ростом. — Делай, как я говорю.
Тим взял чашу и пошел к речке, забирая влево. Сборщик налогов с лампой в руках шагал рядом, держась между Тимом и живоглотом. Змея повернула голову, следя за их передвижениями, но не стала на них бросаться, хотя расстояние было ничтожным, а нижние ветки деревьев переплетались так густо, что атака наверняка была бы успешной.
— Это участок Косингтона — Маршли, — сказал сборщик налогов. — Ты, наверное, видел табличку.
— Да.
— Мальчик, который умеет читать, — это сокровище для феода. — Сборщик налогов подошел так близко к Тиму, что у того по спине побежали мурашки. — Ты будешь платить немалый налог… когда-нибудь. Если, конечно, не сгинешь в Бескрайнем лесу сегодня… или завтра… или послезавтра. Но не нужно высматривать бурю, когда она еще не видна за горизонтом, верно? Ты знаешь, чья это делянка, но я знаю чуть больше. Узнал, когда объезжал деревню. Кстати, много чего интересного услышал. И что Фрэнки Саймонс сломал ногу, и что ребенок у Виландов захворал, выпив испорченного молока, и что у Риверлайсов подохли коровы. Так мне сказали… врали, конечно, если я что-нибудь понимаю в своем деле, а я в нем понимаю, можешь не сомневаться. Чего только люди не выдумают! Но я вот о чем, юный Тим. Я узнал, что в начале Полной Земли Питера Косингтона придавило деревом. Ствол упал не в ту сторону. Такое случается время от времени, и особенно — с железными деревьями. Я думаю, железные деревья и вправду разумны. Отсюда, должно быть, и происходит обычай просить прощения у дерева перед тем, как его срубить.
— Я знаю, что было с сэем Косингтоном, — сказал Тим. Несмотря на тревогу и страх, его заинтересовал этот разговор. — Мама варила им суп, хотя сама была в трауре по папе. Ствол упал ему на спину, но не прямо на спину. Иначе он бы сразу погиб. А что с ним такое? Он же поправился.
Они подошли к речке. Здесь гнилостный запах был уже не таким сильным, и чавканья личинок слышно не было. Это хорошо. Но живоглот по-прежнему наблюдал за ними с пристальным, голодным интересом. А это плохо.
— Да, Коси Ствол — крепкий парень. Снова вернулся к работе, и мы все говорим спасибо. Но пока он лежал дома — две недели до того, как твой отец встретил своего дракона, и еще шесть недель после, — на этой делянке и на всех остальных участках, закрепленных за Косингтоном и Маршли, было пусто и тихо. Потому что Эрни Маршли — он совсем не такой, как твой отчим. Я имею в виду, он никогда не пойдет рубить деревья в Бескрайнем лесу без напарника. Хотя, конечно — также в отличие от твоего отчима, — у Тугодума Эрни есть напарник.
Тим вспомнил о папиной счастливой монетке, висевшей теперь у него на груди. Вспомнил о том, почему он вообще предпринял эту безумную поездку в лес.
— Не было никакого дракона! Будь это дракон, он бы сжег и папину монетку! И как она оказалась в сундуке у Келлса?
— Вылей воду из чаши, юный Тим. Думаю, здесь не будет личинок, которые так тебя беспокоят. Нет, здесь не будет.
— Но я хочу знать…
— Закрой рот и делай, как я говорю. Ты не уйдешь с этой поляны, пока моя чаша полна.
Тим опустился на колени и склонился над речкой. Ему хотелось лишь одного: побыстрее разделаться с поручением и ехать домой. Он нисколько не переживал за Питера Косингтона и не верил, что человека в черном плаще волнует судьба лесоруба. Он меня дразнит. Или же издевается, хочет помучить. А может, и вовсе не видит разницы между одним и другим. Но как только я вылью воду из этой проклятой чаши, то сразу сяду на Битси и поеду домой. И пусть он только попробует мне помешать. Пусть только попробует…
Мысль оборвалась — резко, как сухой прутик ломается под каблуком. Тим выронил чашу, и та упала, перевернувшись вверх дном, в густую траву. Сборщик налогов не обманул: в этом месте и вправду — никаких личинок. Вода такая же чистая и прозрачная, как в ручье за домом Тима. Глубина здесь была небольшая, и мертвое тело лежало буквально в шести-восьми дюймах от зыбкой поверхности. Одежда мертвеца давно превратилась в лохмотья, колыхавшиеся в воде. Век на глазах не было, волос на голове почти не осталось. Лицо и руки, когда-то дочерна загорелые, теперь были белыми, как алебастр. А в остальном тело Большого Джека Росса сохранилось на удивление хорошо. Если бы не мертвая пустота в этих глазах без ресниц и без век, Тим бы точно подумал, что папа сейчас поднимется из воды и обнимет его крепко-крепко.
Живоглот издал громкий голодный хлюп.
От этого звука что-то надломилось у Тима внутри, и он начал кричать.
Сборщик налогов что-то насильно вливал Тиму в рот. Мальчик попробовал увернуться, но у него ничего не вышло. Сборщик просто схватил его за волосы на затылке и резко дернул, Тим закричал, и уже в следующую секунду горлышко фляжки было у него во рту. Какая-то едкая жидкость обожгла ему горло. Не виски. Потому что Тим не опьянел, но зато сразу же успокоился. Ему показалось, что внутри у него все замерзло и он превратился в заледеневшего гостя внутри своей собственной головы.
— Оно выветрится через десять минут, и тогда я тебя отпущу, — сказал сборщик налогов. Его веселость ушла. Он больше не называл мальчика юным Тимом; вообще никак его не называл. — А пока навостри уши и слушай. Еще в Таваресе, в сорока колесах отсюда, до меня дошли слухи о лесорубе, которого испепелил дракон. Об этом все говорили. Самка дракона, огромная, словно дом. Я знал, конечно, что это вздор. Вот тигр, насколько я знаю, тут есть. Должен быть, где-то в чаще…
При этом губы сборщика налогов на миг искривились в улыбке, которая тут же исчезла.
— …но дракон?! Нет и нет! Так близко от человеческого жилья драконы давно не встречаются, уже сотню лет, если не больше. И никто никогда в жизни не видел дракона размером с дом. Мне сделалось любопытно. Не потому, что Большой Росс — налогоплательщик… или был таковым… хотя как-то так я бы и ответил, если бы кто-то из этой беззубой толпы вдруг нашел в себе смелость спросить. Нет, это было чистой воды любопытство. Любопытство ради любопытства, потому что желание знать тайны всегда было моей главной слабостью. Да, вот такой у меня недостаток. И когда-нибудь он меня точно погубит, тут можно не сомневаться.
Вчера ночью я был уже здесь, на Тропе железных деревьев. Решил провести ночь в лесу, прежде чем отправляться в деревню за налогом. Только вчера я доехал до самого конца Тропы. На самых дальних делянках, почти на границе с Фагонардской топью, висят таблички с фамилиями Росс и Келлс. Там я набрал в чашу воды — в последнем чистом ручье до того, как начнутся болота, — и что я увидел? Я увидел табличку, на которой написано «Косингтон — Маршли». Так что я сел на Черного и поехал назад. Просто чтобы увидеть и убедиться. Не было необходимости смотреть в чашу еще раз. Я просто приметил то место, которого сторонится наш живоглот и где речка не заражена червями. Они плотоядные и ненасытные, пожирают любое мясо, но, как говорят старухи, эти черви не могут есть плоть добродетельного человека. Старухи много чего говорят, и далеко не всему надо верить, но тут они, кажется, правы. Вода в речке холодная, поэтому тело так хорошо сохранилось. На нем нет никаких ран и отметин. Потому что убийца ударил со спины. Я его перевернул и увидел разбитый череп. Потом опять положил на спину, чтобы избавить тебя от этого зрелища. — Сборщик налогов умолк на мгновение и добавил: — И наверное, чтобы он тоже увидел тебя, если его душа задержалась у тела. На этот счет у старух нет единого мнения. С тобой все нормально? Может, еще глоток нена?