На улице было тепло. Вдова села в кресло-качалку, в котором Большой Росс любил сидеть на крыльце летними вечерами.
— Погода, как будто перед стыловеем. Называй меня сумасшедшей — ты будешь не первым, — но погода как раз такая.
— А что это, сэй?
— Не бери в голову. Может быть, и ничего… разве что ты вдруг увидишь, как сэр трокен пляшет при свете звезд или смотрит на север, задрав мордочку кверху. В здешних краях стыловеев не случалось с тех пор, как я была маленькой девочкой, а это было давно, очень-очень давно. Но мы с тобой собрались говорить о другом. Что тебя беспокоит? Только то, что этот зверь сотворил с твоей мамой? Или есть что-то еще?
Тим вздохнул, не зная, с чего начать.
— Я вижу у тебя на шее монетку, которую, я точно помню, носил твой отец. Может, с этого и стоит начать. Но сначала нам надо решить, как защитить твою маму. Я бы отправила тебя к констеблю Говарду, несмотря на столь поздний час, но у него в доме темно, ставни закрыты. Я сама лично видела, по дороге сюда. Впрочем, и неудивительно. Всем известно, что когда в Древесную деревню приезжает сборщик налогов, у Говарда Тесли сразу находятся сотни причин, чтобы слинять. Я — старая женщина, ты — ребенок. И что мы с тобой будем делать, если Берн Келлс вернется докончить начатое?
Тим, который больше не чувствовал себя ребенком, положил руку на пояс.
— Сегодня ночью я нашел не только папину монетку. — Он достал из-за пояса топор Большого Росса и показал вдове Смэк. — Он тоже папин. Пусть Келлс только попробует сюда вернуться! Я вобью ему в голову этот топор, где ему самое место.
Вдова Смэк начала было возражать, но увидела глаза Тима, и тут же сменила тему.
— Рассказывай, что хотел рассказать. Рассказывай все до единого слова.
Когда Тим закончил (как велела вдова, он рассказал все до единого слова, не забыв упомянуть и о том, что мама говорила о человеке с серебряной чашей, который ни капельки не изменился за столько лет), сэй Смэк какое-то время молчала… хотя ночной ветерок шевелил вуаль, и поэтому казалось, что старая женщина тихо кивает головой.
— А знаешь, она права, — наконец проговорила вдова. — Он действительно не изменился и не постарел. И сбор налогов — для него это не ремесло. Думаю, это его увлечение. Он человек увлекающийся, о да. Любит себя поразвлечь. — Она поднесла руки к лицу, скрытому под вуалью, задержала на несколько секунд, как будто рассматривая свои пальцы, а потом опустила руки и сложила их на коленях.
— Они не дрожат, — решился заметить Тим.
— Да, сегодня они не дрожат. И это очень хорошо, если я собираюсь провести всю ночь у постели твоей мамы. А я как раз собираюсь. Ты, Тим, ляжешь за дверью, на полу, на соломенном тюфяке. Это будет не очень удобно, но если твой отчим вернется, единственный шанс — напасть на него со спины. Совсем не так, как Отважный Билл из легенд, да?
Тим стиснул кулаки, так что ногти впились в ладони.
— Этот гад именно так и убил папу. Ничего другого он и не заслуживает.
Вдова взяла его за руку и ласково разжала кулак.
— Возможно, он и не вернется. Тем более если думает, что прикончил ее. А он может так думать. Было так много крови.
— Скотина, гад, — хрипло и глухо выдохнул Тим.
— Сейчас он, наверное, валяется где-нибудь пьяный. Завтра тебе нужно будет пойти к Питеру Косингтону и Эрни Маршли, ведь это у них на участке лежит твой папа. Покажешь им эту монетку и скажешь, что нашел ее в сундуке Келлса. Пусть они снарядят поисковый отряд, обыщут округу, найдут его и отведут в тюрьму. Думаю, поиски не займут много времени. А когда Келлс проспится и протрезвеет, то наверняка скажет, что не помнит, что делал, пока был пьян. Возможно, он скажет правду. Потому что у некоторых людей спиртное напрочь отшибает память.
— Я пойду с ними.
— Нет, это занятие не для мальчика. Ты и так будешь дежурить всю ночь с папиным топором наготове. Сегодня тебе надо быть мужчиной. Завтра ты можешь опять стать мальчиком, а место мальчика — рядом с мамой, когда маме так плохо.
— Сборщик налогов сказал, что, возможно, задержится на Тропе железных деревьев еще на пару ночей. Может, мне надо…
Пальцы, которые только что ласково разжимали его кулак, впились Тиму в запястье, так что ему стало больно.
— Даже не думай об этом! Или он сотворил мало зла?
— Вы что хотите сказать? Что это все из-за него?! Но ведь это Келлс убил папу. И маму избил тоже Келлс!
— Но сборщик налогов дал тебе ключ. И никто не знает, что он сделал еще. Или сделает, если представится случай, ибо за ним тянется след из руин и слез, а времени у него столько, что это непостижимо для разума. Неужели ты думаешь, люди боятся его лишь потому, что в его власти отнять у них землю и дом, если они не заплатят налоги феоду? Нет, Тим, нет.
— Вы знаете, как его зовут?
— Нет, но мне и не надо знать. Потому что я знаю, кто он такой. Вернее, что он такое. Мор и чума в человеческом обличье. Давным-давно, когда он сотворил здесь одно грязное дело, о котором я не хочу говорить мальчику твоих лет, я решила узнать о нем все, что можно узнать. Я написала письмо одной очень влиятельной даме, которую знала в давние времена, еще в Гилеаде… это была удивительная женщина, благоразумная и красивая — редчайшее сочетание… и заплатила гонцу серебром, чтобы тот доставил послание и привез ответ… который та женщина просила сжечь. Она написала, что когда гилеадский сборщик налогов не отдается своему увлечению по сбору налогов — занятию, которое, по сути, сводится к тому, чтобы пить слезы, выжатые из рабочего люда, — он состоит советником при дворцовых лордах, называющих себя Советом Эльда. Хотя о том, что в их жилах течет кровь Эльда, известно только с их собственных слов. А еще она мне написала, что про него говорят, будто он сильный маг, и в этом, наверное, есть доля правды, ибо ты видел его колдовство собственными глазами.
— Да, видел, — подтвердил Тим, вспомнив о чаше с водой. И о том, как сэй сборщик налогов становился как будто выше ростом, когда сердился.
— Та женщина мне написала, что некоторые утверждают, будто он — сам Мерлин, придворный маг Артура Эльдского, ибо Мерлин, согласно легендам, бессмертен и живет назад во времени. — Из-под вуали донесся звук, похожий на фырканье. — У меня голова начинает болеть, когда я пытаюсь об этом думать. Совершенно бессмысленная идея.
— Но ведь Мерлин был белым магом. То есть так говорится в легендах.
— Те, кто считает, что сборщик налогов — это замаскированный Мерлин, утверждают, что он обратился ко злу из-за чар Колдовской Радуги, ибо он был хранителем Радуги в те времена, когда Эльдское королевство еще не пало. Но есть и другая версия легенды: после падения королевства Мерлин отправился в странствия и нашел некие артефакты, оставшиеся после Древних. Они его заворожили и наполнили тьмой его душу, так что она почернела до самых глубин. Говорят, это случилось в Бескрайнем лесу, где у него до сих пор есть волшебный чертог, в котором время не движется, а стоит.
— Как-то не верится, — сказал Тим… хотя его заворожила сама мысль о волшебном чертоге, где не движутся стрелки часов и время застыло навечно.
— Дерьмо собачье! — воскликнула вдова и тут же добавила, заметив потрясенный взгляд Тима: — Прошу прощения, но иногда невозможно не выругаться. Даже Мерлин не может быть в двух местах одновременно: бродить по Бескрайнему лесу на одном конце Северного феода и служить советником стрелков и лордом — на другом. Нет, сборщик налогов — не Мерлин, но он маг, черный маг. Так сказала мне дама, которая когда-то была моей ученицей, и я ей верю. Вот почему к нему лучше не подходить. Если он обещал тебе что-то хорошее, это все ложь и обман.
Тим обдумал услышанное, а потом задал вопрос:
— Сэй, а вы знаете, что такое сигхе?
— Знаю, конечно. Сигхе — это волшебный народец фей, который якобы обитает в глубинах леса. Темный человек о них говорил?
— Нет, мне Соломенный Уиллем рассказывал. На лесопильне.
Почему я соврал?
Но в глубине души мальчик знал почему.
В ту ночь Берн Келлс не вернулся домой, и хорошо, что не вернулся. Тим собирался не спать всю ночь, но он был всего лишь ребенком и к тому же страшно устал. Закрою глаза на секундочку, просто чтобы они отдохнули, решил он, ложась на соломенный тюфяк у двери. Ему и вправду казалось, что прошла лишь секунда, но когда мальчик открыл глаза, в доме было уже светло. Папин топор лежал на полу — засыпая, Тим его выронил. Мальчик поднял топор, заткнул за пояс и побежал к маме.
Вдова Смэк крепко спала в кресле-качалке, которое пододвинула поближе к кровати Нелл. Вуаль подрагивала от храпа. Нелл не спала — лежала с широко открытыми глазами. Услышав шаги Тима, она повернулась к двери.
— Кто здесь?
— Это я, мама. — Тим сел на кровать. — Ты хоть что-нибудь видишь? Хотя бы чуть-чуть?
Нелл силилась улыбнуться, но распухшие губы только болезненно искривились:
— Пока ничего.
— Ты подожди, все будет хорошо. — Он взял ее здоровую руку и поцеловал. — Наверное, еще слишком рано.
Их голоса разбудили вдову.
— Он правильно говорит, Нелл.
— Ослепла я или нет, но на следующий год у нас точно отберут землю, и что тогда?
Нелл отвернулась к стене и заплакала. Тим растерянно посмотрел на вдову, не зная, что делать. Она махнула рукой, отсылая Тима из комнаты.
— Я дам ей успокоительное — оно у меня с собой, в сумке. А тебе надо поговорить с лесорубами, Тим. Беги скорее, пока они не ушли в лес.
Он бы, наверное, все равно упустил Питера Косингтона и Эрни Маршли, если бы Болди Андерсон, еще один крупный фермер из Древесной деревни, не задержал их у конюшни, когда те уже выводили мулов, чтобы отправиться на работу. Андерсон как раз проезжал мимо и остановился поболтать. Трое мужчин выслушали историю Тима в угрюмом молчании, а когда тот закончил рассказ — на том, что утром мамина слепота все еще не прошла, — Питер Косингтон положил руки ему на плечи и сказал: