«Идти надо сейчас», говорит Стивен, «потому что всю прошлую ночь напролет они пили, убедившись, что им ничего не грозит. А теперь отсыпаются с похмелья. Ты пойдешь со мной?»
«Да, стрелок, я пойду», отвечаю.
Сказав это, Пиви бессознательно распрямил спину. Он выглядел моложе.
— Последние пятьдесят-шестьдесят ярдов мы крались очень осторожно. Твой папа держал оружие наизготовку, на случай, если они выставили часового. Они-то выставили, но это был молодой парнишка, и он спал крепким сном. Дешейн сунул револьвер в кобуру, тюкнул его камнем и вырубил напрочь. Я потом видел этого паренька, когда он стоял на виселице, весь в слезах, с обгаженными штанами и веревкой на шее. Ему и четырнадцати не было, но он не пропустил свою очередь побаловаться с миссис Дулин — с похищенной женщиной, которая ему в бабушки годилась, — как и все остальные. Так что я не заплакал, когда веревка оборвала его крики о пощаде. Сколько соли берешь, за столько и платишь, как вам скажет любой в этих краях.
Стрелок прокрался внутрь, я — за ним. Они валялись вповалку и храпели как псы. Черт возьми, ребята, псы они и были! Белинда Дулин была привязана к столбу. Она увидела нас, и ее глаза расширились. Стивен Дешейн указал на нее, потом на себя, потом сложил ладони домиком и снова указал на нее. «Вы в безопасности», — вот что он хотел сказать. Я никогда не забуду выражение благодарности на ее лице, когда она кивнула ему, что все поняла. «Вы в безопасности» — вот в каком мире мы выросли, молодые люди. И этого мира, считай, уже нет.
И тут Дешейн говорит: «Вставай, Аллан Ворон, если не хочешь попасть на пустошь в конце тропы с закрытыми глазами. Все просыпайтесь».
Они проснулись. Он не собирался брать их всех живыми — это было бы безумием, сами понимаете, — но и перестрелять всех во сне он тоже не хотел. Они проснулись, кто совсем, кто отчасти, — но ненадолго. Стивен выхватил револьверы так быстро, что я и не заметил. Молния ему в подметки не годилась. В одну секунду эти револьверы со здоровенными сандаловыми рукоятями были у него в руках, а в следующую он уже палил направо и налево, и выстрелы гремели как гром в этой пещере. Но это не помешало мне вытащить свое ружье. Это был старый дульнозарядник, доставшийся мне еще от деда, но двоих я им уложил. Первые два человека, которых я в своей жизни убил. С тех пор их было много, как это ни грустно.
Единственным, кто пережил этот первый обстрел, был сам Папаша Ворон — Аллан Ворон. Он был старик, скрюченный, пол-лица у него было парализовано после удара или уж не знаю почему, но двигался он шустро как дьявол. На нем были кальсоны, а пистолет его был засунут в сапог, стоявший в ногах его тюфяка. Он схватил его и наставил на нас. Стивен пристрелил его, но старый ублюдок успел выпустить одну очередь. В белый свет, конечно, но…
Пиви, который в те дни был не старше двух юнцов, стоявших перед ним, откинул крышку коробочки, мгновение смотрел на ее содержимое, а потом перевел взгляд на меня. Та улыбка воспоминания все еще оставалась в углах его рта.
— Ты когда-нибудь видел шрам у отца на руке, Роланд? Вот тут? — он коснулся места чуть выше сгиба локтя, там, где начинается бицепс.
Тело моего отца было покрыто шрамами, как географическая карта, но эту карту я знал хорошо. Шрам повыше сгиба локтя был похож на ямку, вроде тех, которые появлялись под усами шерифа Пиви, когда тот улыбался.
— Последняя пуля папаши Ворона попала в стену повыше столба, к которому была привязана женщина, и срикошетила об нее. — Он повернул коробку и протянул ее мне. Внутри была расплющенная пуля, большая, крупнокалиберная. — Я вырезал ее из руки твоего отца своим свежевальным ножом и отдал ему. Он поблагодарил и сказал, что когда-нибудь вернет ее мне. Вот и вернул. Ка — это колесо, сай Дешейн.
— Вы кому-нибудь рассказывали эту историю? — спросил я. — Потому что я ее слышу впервые.
— О том, что я вынул пулю из тела прямого потомка Артура? Эльда из Эльдов? Нет, никогда. Да и кто бы поверил?!
— Я верю, — сказал я, — и я говорю вам спасибо. Он мог отравиться.
— Ну нет, — со смешком ответил Пиви. — только не он. Кровь Эльда слишком сильна. А если бы я замешкался… или струсил… он бы сделал это сам. Так или иначе, он позволил мне взять на себя большую часть заслуги в поимке банды Воронов, и с тех пор я — шериф. Но недолго мне им оставаться. Эта история с оболочником меня доконала. Я навидался достаточно крови, и загадки меня не радуют.
— Кто займет ваше место? — спросил я.
Вопрос, казалось, его удивил.
— Наверно, никто. Шахты через несколько лет снова закроются, и на этот раз уж навсегда. Да и то, что осталось от железнодорожных путей, тоже долго не продержится. Эти две вещи положат конец Дебарии, хоть во времена ваших дедов она и была симпатичным городишком. Этот священный курятник, — вы ведь его проезжали по дороге, верно? — вот он останется, и всё на этом.
Джейми явно забеспокоился.
— А до тех пор что?
— Пускай себе ранчеро, кнуты, сутенеры и игроки идут к чертям тем путем, каким им угодно. Мне до этого дела нет, или скоро не будет. Но я не уйду, пока не покончу с этим делом, так или иначе.
Я сказал:
— Оболочник напал на одну женщину из «Благодати». Она сильно изуродована.
— Ага, так вы там побывали?
— Женщины страшно напуганы, — Я подумал и вспомнил нож, пристегнутый к бедру толщиной с молодую березку. — Все, кроме аббатисы.
Он хмыкнул.
— Эверлинн. Эта дьяволу в рожу плюнет, не задумавшись. А если тот уволочет ее в Нис, через месяц она там будет всем заправлять.
Я сказал:
— У вас есть предположения, кем может быть оболочник, когда он в человеческом обличье? Если да, скажите нам, прошу вас. Потому что, как сказал мой отец вашему шерифу Андерсону, это не наша епархия.
— Имени я вам не назову, если вы про это, но кой-чем помочь могу. Идемте.
Он провел нас через проход позади его стола, ведущий в т-образную тюрьму. Я насчитал восемь больших камер вдоль центрального прохода и дюжину маленьких в поперечном коридоре. Все они пустовали, кроме одной из маленьких, где на соломенном тюфяке похрапывал пьяница. Дверь в его камеру была открыта.
— Когда-то в саббот и воскресье все эти камеры были заполнены, — сказал Пиви. — Забиты пьяными пастухами и работниками с фермы, сами понимаете. А теперь народ в основном по вечерам сидит дома. Даже в саббот и воскресье. Ковбои в своих бараках, работники — в своих. Никто не хочет ночью пьяным ковылять домой и напороться на оболочника.
— А шахтеры? — спросил Джейми. — Их вы тоже сажаете под замок?
— Не часто, у них ведь в Малой Дебарии есть свои салуны. Аж два. Нехорошие это местечки. Когда здешние шлюхи из «Веселых ребят», «Злосчастья» или «Тюремной пташки» становятся слишком старыми или больными, чтобы на них нашлись охотники, они перебираются в Малую Дебарию. Когда солевики зальют глаза «Белым бельмом», то им уже неважно, отвалился ли у шлюхи нос, был бы ее пирожок на месте.
— Чудесно, — пробормотал Джейми.
Пиви открыл одну из камер побольше.
— Идите-ка сюда, ребятки. Бумаги у меня нет, зато мел имеется, а тут есть хорошая гладкая стена. И никто нас не подслушает, разве что старина Соленый Сэм проснется. А это с ним обычно не случается до заката.
Из кармана саржевых штанов шериф извлек приличный кусок мела и нарисовал на стене нечто вроде длинного прямоугольника с зубцами наверху.
— Вот это вся Дебария, — пояснил Пиви. — А это железнодорожная ветка, по которой вы приехали, — шериф нарисовал параллельные линии и, пока он украшал их поперечными штрихами, я вспомнил про машиниста и старика, который прислуживал нам в поезде.
— Малыш-Гуделка сошел с рельсов, — сказал я. — Вы можете отправить туда людей, чтобы поставить его на место? У нас есть деньги, чтобы им заплатить, и мы с Джейми с радостью поработаем вместе с ними.
— Не сегодня, — рассеянно ответил Пиви. Он изучал свою карту. — Машинист все еще там, да?
— Да. И с ним еще один человек.
— Я пошлю Келлина и Викку Фрая с баккой. Келин лучший мой помощник — от двух других толку немного, — а Викка — его сын. Они их привезут в город до темноты. Время еще есть, дни-то сейчас длинные. А теперь слушайте внимательно, ребятки. Вот пути, а вот «Благодать», где покалечили ту бедную девочку, про которую вы говорили. На Верхней Дороге, сами видите. — Он нарисовал прямоугольничек — «Благодать» и поставил внутри крест. К северу от женского приюта, ближе к зубцам вверху его карты, шериф поставил еще один крест. — А здесь убили пастуха, Йона Карри.
Слева от этого креста, но примерно на той же высоте — иначе говоря, под зубцами, — он поставил еще один.
— Ферма Алора. Семеро погибших.
Еще левее и чуть выше он изобразил еще один крест.
— Это ферма Тимберсмит на Верхних Пустошах. Девять убитых. Там мы нашли голову мальчика на колу. А вокруг — куча следов.
— Волк? — спросил я.
Он покачал головой:
— Да нет, какая-то большая кошка. Поначалу. До того, как мы потеряли след, лапы успели превратиться в копыта. А потом… — Он мрачно взглянул на нас. — Следы ног. Сначала больших — почти что великанских, а потом все меньше и меньше, пока не стали размером с обычную мужскую ступню. Короче, на твердой земле мы сбились со следа. Твой отец, может, и не потерял бы его, сай.
Он стал размечать карту дальше, а когда закончил, отступил в сторону, чтобы нам было лучше видно.
— У вашего брата обычно мозги работают не хуже, чем руки, так мне говорили. Так что вы об этом скажете?
Джейми прошел вперед между рядами тюфяков (эта камера, похоже, была рассчитана на много клиентов, скорее всего, арестованных за пьяные бесчинства) и провел пальцем по ряду зубцов вверху карты, слегка их размазав.
— Соляные дома находятся здесь? На нижних склонах холмов?
— Да. Соляные Горы — так эти холмы называются.
— А где Малая Дебария?
Пиви нарисовал еще один прямоугольник, изображающий городок соледобытчиков. Он был рядом с крестиком, изображавшим место убийства женщины и игрока… потому что они направлялись в Малую Дебарию.