Джейми еще немного поизучал карту, затем кивнул:
— Похоже, оболочником может быть один из шахтеров. Вы тоже так думаете?
— Ага, солевик. Хотя парочку из них тоже порвали на куски. Это логично — если только в таком сумасшедшем деле может быть какая-то логика. Новая пробка намного глубже старых, а все знают, что в недрах земли водятся демоны. Может, один из шахтеров наткнулся на демона, разбудил его и попался к нему в лапы.
— В земле есть и кое-какие вещи, оставшиеся от Великих Древних, — сказал я. — Не все они опасны, но некоторые — да. Может, одна из этих штук… Как их там называют, Джейми?
— Артифаксы, — ответил он.
— Да, точно. Может, один из них всему виной. Возможно, этот парень сможет нам это сказать, если мы возьмем его живым.
— Это уж навряд ли, — прорычал Пиви.
Я считал, что это вполне возможно. Если мы сможем его вычислить и подобраться к нему днем, конечно.
— И сколько там этих солевиков? — спросил я.
— Не так много, как в былые времена, потому что сейчас-то пробка только одна, сами понимаете. Пожалуй, не больше, чем… две сотни.
Я взглянул в глаза Джейми и увидел в них проблеск иронии:
— Не волнуйся, Роланд, — сказал он. — Я уверен, что к Жатве мы их всех опросим. Если поторопимся.
Он, конечно, преувеличивал, но мы легко могли застрять в Дебарии на несколько недель. Мы могли допросить оболочника и все равно не раскусить его, — потому ли, что он искусный лжец, или потому, что не чувствует за собой вины. Его дневное «я» могло и не подозревать о том, чем занимается ночное. Мне не хватало Катберта, который мог взглянуть на не связанные между собой вещи и заметить между ними связь, и мне не хватало Алена, с его умением касаться чужого разума. Но Джейми тоже был неплох. В конце концов, он заметил то, что должен был увидеть я сам, что было у меня прямо перед носом. В одном отношении я был полностью согласен с шерифом Хью Пиви: я тоже ненавидел загадки. И за всю мою долгую жизнь ничего в этом отношении не изменилось. Я плохо их разгадываю; голова у меня никогда не была к этому приспособлена.
Когда мы вернулись в офис, я сказал:
— Я должен задать вам несколько вопросов, шериф. Первый — если мы будем с вами откровенны, вы отплатите нам тем же? Второй…
— Второй — вижу ли я вас теми, кто вы есть, и принимаю ли то, что вы делаете. Третий — нужна ли мне помощь и поддержка. Шериф Пиви отвечает: да, да и да. А теперь, ради всех богов, включайте мозги и за работу, ребятки, потому что минуло уже больше двух недель с тех пор, как эта тварь появилась в «Благодати», и в тот раз ей не удалось плотно поужинать. Скоро она снова выйдет на дело.
— Она охотится только по ночам, — сказал Джейми. — Вы в этом уверены?
— Да.
— А луна на нее как-то действует? — спросил я. — Потому что советник моего отца — он был и нашим учителем — говорит, что в некоторых из старых легенд…
— Слышал я эти легенды, сай, но в этом они ошибаются. По крайней мере, насчет этой самой твари. Иногда она нападала на людей при полной луне — в «Благодать» она явилась в Полнолуние Бродяги, вся покрытая чешуей и желваками, как аллигатор из Долгих Соляных Болот, — но в Тимберсмите тварь сделала свое дело в безлунную ночь. Рад бы я сказать, что это не так, да не могу. Я бы был так же рад покончить с этим делом до того, как придется собирать еще чьи-нибудь кишки по кустам или снимать с забора голову еще какого-нибудь мальчишки. Вас прислали сюда нам помочь, и я чертовски сильно надеюсь, что вам это по плечу… хоть и есть у меня в том сомнения.
Когда я спросил Пиви, есть ли в Дебарии хороший отель или пансион, он фыркнул.
— Последний пансион держала вдова Брайли. Два года назад какой-то пьяный бродяга попытался ее изнасиловать в собственном сортире во дворе, когда она там сидела. Но Брайли всегда была неглупой женщиной. Она заметила, как бродяга на нее поглядывает, и взяла с собой нож, на всякий случай, спрятав под фартуком. Ну и перерезала бедолаге глотку, когда тот полез к ней. Стринги Боден, был нашим местным судьей, пока не решил попытать счастья, разводя лошадей в Полумесяце, объявил этот случай самообороной и в пять минут вынес оправдательный приговор. Но эта леди решила, что сыта Дебарией по горло, и уехала на поезде в Галаад, где проживает, думаю, и по сей день. Через два дня после ее отъезда какой-то пьяный клоун сжег ее дом дотла. А отель работает и сейчас. Он называется «Прекрасный вид». Вид оттуда вовсе не прекрасный, молодые люди, а в постелях полно клопов размером с жабий глаз. Я бы не лег в такую кровать без полного рыцарского доспеха Артура Эльда.
Так что свою первую ночь в Дебарии мы провели в большой камере для пьяных буянов, под нарисованной Пиви картой. Соленого Сэма выпустили на волю, так что тюрьма была в нашем полном распоряжении. Снаружи задул сильный ветер со щелочных равнин к западу от города. Стонущий звук, с которым он огибал карнизы, снова напомнил мне о сказке, которую мать читала мне, когда я и сам был лишь малышом-гуделкой, — историю о Тиме Отважное Сердце и о ледовее, с которым Тиму пришлось побороться в Великих Лесах к северу от Нового Ханаана. Мысль о мальчике, в одиночку идущем по этим лесам, всегда холодила мне сердце, так же, как храбрость Тима всегда его согревала. Те истории, которые мы слышим в детстве, запоминаются на всю жизнь.
Когда особенно сильный порыв — ветер в Дебарии был теплый, а не ледяной, как ледовей, — налетел на стену тюрьмы, задувая щелочную пыль в зарешеченное окно, Джейми заговорил. Вообще-то он редко первым начинал разговор.
— Я ненавижу этот звук, Роланд. Из-за него мне не сомкнуть глаз всю ночь.
А мне он нравился; шум ветра всегда навевал мне мысли о хороших временах и дальних краях. Хотя, признаюсь, без щелочи я бы легко обошелся.
— Как же нам отыскать эту тварь, Джейми? Надеюсь, ты знаешь как, потому что я — нет.
— Нам придется поговорить с шахтерами. С этого можно начать. Может, кто-то видел парня, который пробирался назад в барак, залитый кровью. Пробирался туда голышом. Потому что в одежде он возвращаться не может, разве что если снимает ее заранее.
Это дало мне какую-то надежду. Хотя если тот, кого мы ищем, знал, кто он такой, то он мог раздеваться, почуяв приближение приступа, прятать одежду, а позже возвращаться за ней. Но если он не знал…
Это была тоненькая ниточка, но иногда — если быть осторожным и не порвать ее — можно потянуть за тонкую ниточку и распутать весь клубок.
— Спокойной ночи, Роланд.
— Спокойной ночи, Джейми.
Я закрыл глаза и подумал о матери. В том году я часто это делал, но в кои-то веки мысли мои были не о том, как она выглядела мертвой, а о том, как красива она была в моем раннем детстве, сидя возле меня на кровати в комнате с окнами из цветных стекол и читая мне книгу.
«Посмотри-ка, Роланд», — говорила она, — «это ушастики-путаники, сидят рядком и принюхиваются к воздуху. Они-то знают, верно?»
«Да», отвечал я, «ушастики знают!»
— А что они такое знают? — спрашивала женщина, которую мне предстояло убить. — Что они знают, мой хороший?
— Они знают, что приближается ледовей, — отвечал я. К тому времени веки мои успевали отяжелеть, и несколько минут спустя я погружался в сон под музыку ее голоса.
Как погрузился и сейчас, под звуки ветра, усиливавшегося до ураганного.
Я проснулся с первыми лучами солнца от громких звуков: ДРЫНН! ДРЫНН! ДРРРЫНН!
Джейми все еще лежал, раскинувшись на спине, и похрапывал. Я вытащил один из револьверов из кобуры, вышел из камеры через открытую дверь и потащился в сторону, откуда раздавался этот мощный звук. Это был джинг-джанг, которым шериф Пиви так гордился. Ответить на звонок было некому: шериф ушел ночевать домой, и офис был пуст.
Голый до пояса, с револьвером в руке и одетый лишь в подштанники и слинкам, в которых спал, — в камере было жарко, — я снял со стены слуховой раструб, засунул узкий конец в ухо и наклонился поближе к говорильной трубке:
— Да? Алло?
— Это еще кто такой? — проорали мне в ухо так громко, что в голову вонзился гвоздик боли. В Галааде были джинг-джанги, — пожалуй, не меньше сотни еще работали, — но ни один не говорил так четко. Сморщившись, я отодвинул раструб подальше, но голос, вырывавшийся из него, все равно был хорошо слышен.
— Алло! Алло! Проклятая богами хреновина! АЛЛО!
— Я слышу тебя, — сказал я. — Говори тише, ради твоего отца.
— Кто это?
Говорящий понизил голос настолько, что я смог поднести раструб чуть ближе к уху. Но не засунуть внутрь; второй раз я не собирался совершать эту ошибку.
— Помощник шерифа, — мы с Джейми Декарри были кем угодно, только не помощниками, но обычно чем проще, тем лучше. Даже всегда лучше, полагаю я, если надо успокоить запаниковавшего человека по джинг-джангу.
— Где шериф Пиви?
— Дома, со своей женой. Еще, наверное, нет и пяти утра. А теперь скажи, кто ты, откуда говоришь и что случилось.
— Это Канфилд с Джефферсона. Я…
— С какого Джефферсона? — я услышал позади шаги и обернулся, наполовину вскинув револьвер. Но это был всего лишь Джейми, с всклокоченными со сна волосами. Он тоже держал в руке револьвер и успел натянуть джинсы, хотя и был босиком.
— С ранчо Джефферсона, ты, идиот полоротый! Пошли к нам сюда шерифа, да поживее. Тут все мертвые! Джефферсон, его семья, повар, все пастухи. Вся ферма в кровище!
— Сколько? — спросил я.
— Может, пятнадцать человек. Может, двадцать. Кто их знает? — Канфилд из Джефферсона начал рыдать. — Они все в кусках. Тот, кто это над ними сотворил, не тронул собак, Рози и Мози. Они были в доме. Нам пришлось их пристрелить. Они лакали кровь и ели мозги.
Езды туда было колес десять, строго на север в сторону Соляных холмов. С нами поехали шериф Пиви, Келлин Фрай — хороший помощник — и сын Фрая Викка. Машинист, которого, как оказалось, звали Тревис, тоже отправился с нами, потому что он ночевал у Фраев. Мы нещадно подгоняли лошадей, но все равно день был уже в разгаре, когда мы добрались до ранчо Джефферсона. Хорошо хоть ветер, продолжавший усиливаться, дул нам в спину.