— Я разрубила веревку, будь ты проклят! — прокричала Нелл ему в лицо, и, как будто сраженный этими словами, а не топором, Берн Келлс рухнул на пол мертвым.
Тим провел руками по лицу, будто пытаясь стереть память об этом ужасном видении… хотя уже в тот момент знал, что оно будет с ним до конца жизни.
Нелл обняла его за плечи и вывела на крыльцо. Утро выдалось солнечным, поля уже начинали оттаивать, в воздухе висела туманная дымка.
— Как ты, Тим? — спросила она.
Тим глубоко вздохнул. В горле все еще было жарко, но оно уже не горело:
— В порядке. А ты?
— За меня не волнуйся, — ответила Нелл. — У нас все будет хорошо. Смотри, какое чудесное утро и радуйся, что мы живы и можем его увидеть.
— Но вдова… — Тим заплакал.
Они сидели на крыльце и смотрели на двор, куда не так давно въехал Сборщик податей на своей черной лошади. «Черная лошадь, черное сердце», подумал Тим.
— Мы помолимся за Арделию Смак, — сказала Нелл, — и вся деревня придет отдать ей последние почести. Не скажу, что Келлс оказал ей услугу — убийство услугой никак не назовешь — но бедняжка так страдала в последние три года, да и жить ей в любом случае оставалось недолго. Надо бы нам пойти и посмотреть, вернулся ли из Тавареса констебль. А по пути ты все мне расскажешь. Поможешь запрячь Мисти и Битси?
— Да, мама. Но сначала мне надо кое-что взять. Ее подарок.
— Ладно. Только не слишком глазей на то, что там сейчас творится.
Тим и не глазел. Он лишь поднял пистоль и засунул его за пояс…
ОБОЛОЧНИК (Часть 2)
— Она его просила не глазеть по сторонам — на тело отчима, смекаешь — и он сказал, что не будет. Он и не глазел — только поднял пистоль и засунул его за пояс.
— Четырёхзарядник, который дала ему вдова? — спросил юный Билл Стритер. Он сидел напротив решётки, под нарисованной мелом картой Дебарии, опустив подбородок на грудь, и, по правде говоря, казалось, что он заснул, а я рассказывал эту историю самому себе. Но, похоже, он выслушал все до конца. Снаружи завывания самума перешли в громкий визг, а затем снова стали тихими глухими стонами.
— Ага, юный Билл. Он поднял его, заткнул за пояс у левого бедра, и носил его следующие десять лет жизни. Потом он уже носил револьверы побольше — шестизарядные. — Это была история, и я закончил её точно так же, как моя мама заканчивала все истории, что читала мне, когда я был маленьким и лежал в кроватке в своей комнате. Мне было грустно слышать эти слова слетающими с моих собственных губ. — Так все и произошло, однажды, за долго до того, как родился твой пра-пра-пра-прадедушка.
Снаружи день начал угасать. Я всё же думал, что делегация, отправившаяся в предгорья за шахтерами, умеющими сидеть на лошади, вернётся только на следующий день. Да и какая разница? Особенно после одной неприятной мысли, пришедшей мне в голову, пока я рассказывал Юному Биллу историю Юного Тима. Будь я оболочником, и приди ко мне шериф с делегатами (уж не говоря о молодом стрелке из самого Галаада) с вопросами, могу ли я взбираться на лошадь, держаться в седле и скакать, я бы ответил? Навряд ли. Нам с Джейми стоило сразу об этом догадаться, но, разумеется, мы были еще новичками на поприще стражей закона.
— Сай?
— Да, Билл.
— А Тим стал стрелком? Ведь стал, да?
— Когда ему исполнился двадцать один год, через Листву проезжали трое мужчин с большими револьверами. Они направлялись в Таварес и надеялись собрать вооруженный отряд, но Тим был единственным, кто решился поехать с ними. Они прозвали его Пистоль-левша, за то, как он его носил.
— Он поехал с ними и хорошо зарекомендовал себя, так как был бесстрашным и метким. Его называли Тет-фа — другом Тета. И настал день, когда он создал свой Ка-тет — единство из множества среди очень-очень малого числа настоящих стрелков из рода Эльда. Хотя, кто знает? Разве не говорят, что у Артура было много сыновей от трёх жён, и в два раза больше тайно-рожденных.
— Я не знаю, что это значит.
Я мог его понять. Еще два дня назад сам не знал, что такое «дрючок».
— Не важно. Сначала его знали, как Левшу Росса, затем — после великой битвы у озера Каун — как Тима Отважное Сердце. Его мать закончила свои дни в Галааде знатной дамой, по крайней мере, так говорила моя мама. Но все эти события — они…
— История для следующего дня, — закончил Билл. — Так обычно говорит мой папа, если я прошу рассказать еще, — его лицо скривилось и уголки рта задрожали, когда он вспомнил барак, полный крови, и повара, умершего в своём фартуке, задравшемся на лицо. — Говорил.
Я снова обнял его за плечи, на этот раз немного естественней, и подумал о том, чтобы взять его с собой в Галаад, если Эверлинн из Благодати откажется принять его… но она ведь не откажется. Он хороший мальчик.
Ветер за стенами скулил и завывал. Я был начеку, чтобы не пропустить звонок джинг-джанга, но он молчал. Линия точно где-то оборвалась.
— Сай, сколько времени Мерлин был тигром в клетке?
— Я не знаю, но уж точно очень долго.
— А ел он что?
Катберт тут же нашёлся бы с ответом, но я запнулся.
— Если он гадил в дыру, он должен был что-то есть, — настаивал Билл, причем довольно обоснованно. — Если ты не ешь, ты же не срёшь.
— Я не знаю, что он ел, Билл.
— Может, у него даже в тигровом виде еще было волшебство, чтобы создать себе завтрак? Ну, типа, прямо из воздуха.
— Да, наверно так и было.
— Тим дошел до Башни? Ведь есть и такие истории, да?
— Прежде чем я успел ответить, пришёл Строттер — помощник-жирдяй в шляпе со змеиной лентой. Он увидел мою руку на плечах мальчика и ухмыльнулся. Я подумал о том, что надо бы стереть эту усмешку с его лица, но напрочь забыл об этом, когда тот заговорил.
— Всадники едут. Должно быть, много и с подводами, раз мы слышим их даже сквозь гребанный ветер. Люди выходят в щелочной вихрь, чтобы посмотреть.
— Я встал и вышел из камеры.
— Могу я выйти? — спросил Билл.
— Лучше если ты посидишь здесь еще чуть-чуть, — ответил я и закрыл его. — Я не долго.
— Мне здесь тошно, сай!
— Я знаю, — сказал я. — Но скоро все кончится.
Надеялся, что так и будет.
Когда я вышел из конторы шерифа, налетевший ветер заставил меня пошатнуться, а щелочная пыль обожгла щеки. Несмотря на начинающуюся бурю, на тротуарах главной улицы было тесно от зевак. Мужчины завязали банданами рты и носы, женщины прикрывались платками. Одна леди-сай напялила чепец задом наперед; выглядело это странно, но наверняка хорошо защищало от пыли.
Слева от меня из беловатых щелочных клубов начали появляться лошади. Шериф Пиви и Канфилд из Джефферсона сидели в фургоне, низко надвинув шляпы и подтянув повыше шейные платки, так что видны были только глаза. За ними ехали три длинных подводы, открытых всем ветрам. Они были выкрашены в синий цвет, но борта и пол побелели от соли. У всех трех на боку было выведено желтой краской: «ДЕБАРИЙСКИЙ СОЛЯНОЙ КОМБИНАТ». В каждой сидело шесть-восемь парней в комбинезонах и соломенных рабочих шляпах, которые назывались «клобберы» (а может, и клампеты, — не помню). По одну сторону от этого каравана ехали верхом Джейми Декарри, Келлин Фрай и сын Келлина Викка. По другую — Снип и Арн с ранчо Джефферсона и здоровенный дядька с подкрученными вверх соломенными усами и в желтом пыльнике им под цвет. Как оказалось, он служил констеблем в Малой Дебарии… по крайней мере, когда не был занят игрой в фараон или «Берегись».
Ни один из новоприбывших не выглядел особенно счастливым, а меньше всех — шахтеры. Легко было отнестись к ним с подозрением и неприязнью; мне пришлось напомнить себе, что только один из них — чудовище (если, конечно, оболочнику не удалось вообще выскользнуть из нашей сети). Остальные, наверно, по большей части приехали сюда добровольно, когда им сказали, что это может помочь положить конец убийствам.
Я вышел на улицу и поднял руки над головой. Шериф Пиви осадил коня прямо передо мной, но я пока что смотрел не на него, а на шахтеров, теснившихся в подводах. Быстрый подсчет обнаружил, что всего их двадцать один. Это было на двадцать подозреваемых больше, чем мне нужно, но гораздо меньше, чем я опасался увидеть.
Я повысил голос, чтобы перекричать ветер:
— Вы приехали нам помочь, и от имени Галаада я говорю вам «спасибо!»
Расслышать их было легче, потому что ветер дул от них в мою сторону. «В жопу твой Галаад», сказал один. «Соплежуй несчастный», сказал другой. «Отсоси-ка от имени Галаада», сказал третий.
— Я могу им вправить мозги хоть сейчас, только скажите, — предложил человек с подкрученными усами. — Потому что я констебль в той сраной дыре, откуда они приехали. А они, стало быть, мне подчиняются. Уилл Вегг, — он мимоходом приложил кулак ко лбу.
— Ни в коем случае, — сказал я и снова повысил голос. — Ребята, кто из вас хочет выпить?
Их ворчание засохло на корню и сменилось радостными криками.
— Тогда вылезайте и станьте в строй! — проорал я. — По два, будьте любезны. — Тут я осклабился, глядя на них. — А не будете любезны — катитесь ко всем чертям, и притом с сухими глотками!
Большинство солевиков это рассмешило.
— Сай Дешейн, — сказал Вегг, — плохая это затея — заливать в этих ребят выпивку.
Но я так не считал. Я поманил к себе Келлина Фрая и сунул ему в руку два золотых. Его глаза расширились.
— Вы — погонщик этого стада, — сказал я ему. — Этого должно хватить на две порции каждому, если брать маленькие порции; а больше им и не надо. Возьмите с собой Канфилда и еще вон того, — я указал на одного из кнутов. — Это ведь Арн?
— Снип, — ответил он. — Арн — это второй.
— Пусть так. Снип, ты будешь на одном конце бара, Канфилд — на другом. Фрай, вы встанете за ними, у дверей, и будете их подстраховывать.
— Я не поведу своего сына в «Злосчастье», — возразил Келлин Фрай. — Это притон со шлюхами, вот что это такое.
— И не надо. Викка пойдет к задней двери со вторым кнутом, — я ткнул пальцем в сторону Арна. — Вам надо будет только следить, чтобы ни один шахтер не попытался выбраться через черный ход. А если попытается — поднимайте крик и бегите прочь, потому что, скорее всего это будет наш оболочник. Поняли?