Были и другие случаи.
На площади в день ярмарки, например.
Джо битый час провела в церкви, молясь за Питера. Потом пошла в город. Ей нужно было пройти через ярмарочную площадь, и там она увидела толпу людей, собравшихся в круг. Что-то толкнуло ее подойти и посмотреть. В центре круга оказался Питер, ботинки его были перепачканы в навозе, за ним, ухмыляясь, стоял старенький уличный продавец в драной рубашке. И Питер вышагивал, окруженный толпой фермеров, и рассыльных, и бродячих ремесленников. Он вышагивал и дудел что есть мочи в свистульку, принадлежавшую, очевидно, продавцу. Он даже не дудел. Просто надувал щеки, и из жалкого кусочка жести вылетали звуки, в которых его захлебывающиеся рыдания смешивались с надрывным завыванием дудки.
Она вошла в круг, и взяла его за руку, и отняла у него свистульку, и отдала владельцу, и толпа расступилась перед ней. Насмешки, шуточки, пьяные выкрики разом смолкли, и в наступившей тишине она повела его прочь, а он говорил и говорил, много и путано. Она привела его туда, где река, прозрачная и чистая, несла свои воды мимо высоких деревьев, и усадила его там, и слезы катились по ее щекам, и отчаяние сжимало сердце. И наконец она заметила по его глазам, что сознание возвращается к нему, и вот он взглянул на нее и сказал:
— Джо, родная, что это мы с тобой тут делаем?
Обо всем этом они думали теперь, пока шли по дороге.
— И хуже всего то… — сказала Джо, неожиданно прерывая молчание, и ей пришлось предварительно прочистить горло, чтобы голос не сорвался. — Хуже всего то, что он, по-моему, это сознает.
— Ты о чем? — спросил Мико.
— Последнее время, когда он приходил в себя после припадков, я стала замечать, что он на меня как-то очень странно смотрит, пытается что-то определить по моему лицу, пытается понять по глазам, что случилось.
Они прошли вдоль моря, мимо домиков и пляжей, приглаженных и принаряженных, где даже песок и скалы казались красивой декорацией, — все для туристов! Вдоль бесконечного приморского бульвара, в конце которого торчала вышка для нырянья, оставив позади все эти достижения цивилизации, они прошли по пустынным отмелям, где при их приближении поднимались на воздух и исчезали куда-то дикие утки, а пасущиеся коровы вопросительно посматривали на них. Они обыскали все укромные места под низкими скалами и так и не нашли того, кого искали. Случалось, они останавливались с тяжело бьющимся сердцем, увидев рыжеволосую голову, мелькнувшую на пустынной отмели или где-то высоко на косогоре, и потом, подойдя поближе, убеждались в своей ошибке.
Затем они свернули от моря и обошли весь город. Здесь Питер часто гулял с Джо. Прошли по проселочной дороге, мимо деревни Варна, через унылые окрестности Лог-Инч, мимо торфяников с белым памятником какому-то убиенному священнику, побывали на кремнистой дороге, спустились к безлюдным торфяным болотам в надежде, что он мог уйти сюда, чтобы побыть наедине с самим собой и собраться с мыслями. Но никаких следов его нигде не было, и они шли и шли, усталые, пропыленные, сознающие всю безнадежность поисков и отчаявшиеся. Потом они повернули обратно в город, мимо заросшего кипарисами Рахунского кладбища. Навстречу им тянулся бесконечный караван: тележки, запряженные осликами, и тележки, запряженные лошадьми, возвращавшиеся из города с пустыми бидонами из-под молока; они дошли даже до островка с деревом боярышника и постояли на берегу, высматривая. Был прилив, так что перейти туда было невозможно, и они даже порадовались этому, потому что все равно было совершенно очевидно, что там никого нет. В конце концов они повернули обратно, пересекли железнодорожное полотно и пошли в лес.
Питер часто бывал в этом лесу. Он приезжал сюда на велосипеде или на отцовском автомобиле, когда удавалось потихоньку взять его, и занимался там, если был в настроении. Здесь было очень тихо. Только деревья шелестели, и перекликались птицы, да слышно было, как в зарослях кустарника суетятся дрозды. От земли поднимался запах гниющей травы. Ноги утопали в ковре из палых листьев, которые из года в год копились тут слой за слоем. Но в лесу было пусто, как в небе в ясный погожий день, и никто, кроме лесных обитателей — кроликов, главным образом, — не нарушал глубокого покоя.
И в конце концов они пошли обратно, и их понурые фигуры красноречивее слов говорили о неудаче.
Они совсем отупели от мыслей, которые им пришлось передумать за день, и от поисков и почти не разговаривали. Да и о чем было разговаривать? Наконец после того, как они побывали у Кюсаков и попили у них в кухне чаю, причем сердце у них мучительно сжималось при виде заплаканных глаз матери и растерянного и обиженного выражения отца, они вышли на улицу Граттан и присели на одну из скамеек, стоявших на набережной, откуда открывался вид на залив.
Небо было синее-синее, и тут Мико заметил вдалеке дым. Аранский пароходик, как всегда, деловито пыхтя, возвращался домой, из пароходной трубы валил дым; клубы дыма застилали солнце, уходящее на покой где-то между горами Клэра и островами.
И вдруг Мико так вцепился в руку Джо, что у нее от боли перехватило дыхание.
— Вот оно что! — сказал Мико. — Господи, ну конечно, так оно и есть.
— Что, Мико? — спросила она, потирая руку там, где остался след от его пальцев.
— Пароход! — сказал Мико. Он встал, широко расставив ноги, и указал на него пальцем вытянутой руки. — Он был на этом пароходе. Я знаю, я уверен, что он был на этом пароходе. И как я мог об этом не подумать! Еще утром, когда мы возвращались, там полно народу было, и вдруг что-то рыжее мелькнуло и скрылось. Совсем рано утром. Я могу чем угодно поклясться, что он был на этом пароходе.
— Бежим! — сказала Джо и, не дожидаясь, помчалась в сторону Кладдаха.
Он бросился за ней и без труда нагнал. Пароход, осторожно огибавший маяк, был теперь отчетливо виден.
«Если б я не так устал, — корил Мико себя, — если б у меня голова другим не была занята, я бы, наверно, посмотрел повнимательнее».
— Просто он решил туда съездить на день, чтобы побыть одному да обдумать все хорошенько. Уж там-то есть места, где никто не помешает. Знаешь, как там пустынно да тихо. Так оно, верно, и есть, — сказал Мико. — Конечно, он на пароходе.
Они быстро шли, миновали, не задерживаясь, Кладдах, и настроение у них поднималось с каждой минутой. Джо даже чуть не улыбалась. Вспоминали все исхоженные дороги, бесплодные поиски. Сколько миль пройдено!
— Бедные мои ноги! — говорил Мико. — Уж если чего они не любят, так это ходить. И кого мы только не встретили и чего только не перевидали! И подумай, ведь мы могли преспокойно сидеть дома и дожидаться его.
Перейдя через мост, они побежали вдоль Лонг-Уок, и мысли Мико, минуя все эти годы, махнули назад, к тому дню, когда им после ловли макрели пришлось с боем прорываться мимо мальчишек под Испанской аркой. Он усмехнулся, вспоминая, как сражался тогда Питер в своих носочках и опрятном костюмчике и как появление Папаши в критический момент решило исход боя.
Состязаться в беге с пароходом было нелегко. Тем не менее они обогнали его и прибежали к пристани первыми, как раз когда он входил в свой док. Здесь он выглядел очень внушительным, и трудно было представить, что это тот самый пароходишко, который так суетливо шнырял в открытом море. Раздались деловитые окрики, потом скинули канаты. Из отверстий в борту хлынула вода, и вот наконец пароход вошел в док, и они обшарили его глазами, не пропустив ни одного пассажира, но Питера не увидели.
Они ждали до тех пор, пока с парохода не спустили последнюю телку, последнюю визжащую свинью, не сбросили последний тюк и пока наконец не сошел на берег последний пассажир.
Питера там не было. Мико поговорил с матросами.
— Дай-ка вспомню… такой высокий рыжий парень? — И потом кому-то другому: — Слушай, ты не видел парня, которого они ищут?
— Это что сегодня утром, что ли?
— Ага.
— Такой рослый рыжий парень?
— Ага.
— Ну-ка, погоди минутку… Ну, конечно, высокий такой парень с рыжими волосами, в сером костюме с красным галстуком. Он?
— Да, он.
— Ну как же! Был. Поднялся на борт, когда мы уже отчаливали. Все время стоял вон там, на корме. Раз только поднялся наверх и взял обратный билет. Только обратно он не поехал.
— Не поехал?
— Нет. Такой хороший, обходительный парень, сразу видать, не из тех шалопаев, которых часами приходится ждать, пока они по аранским кабакам портер хлещут. «Я, — говорит, — обратно не поеду, на острове побуду». Чудно как-то. Мы еще с Джеком про это говорили. У него и поклажи-то не было. Ну, теперь-то я его хорошо помню. Ведь верно, Джек, ничего у него с собой не было?
— Нет, не было.
— Мы еще говорили: что это он будет безо всего на острове делать? Даже и спать-то не в чем. Да чего там, аранские ребята, верно, тоже спят в одних рубахах, так что и он не пропадет.
Посмеялись над этим.
— Нет, он уехал, да не приехал, и если вы воображаете, что мы теперь за ним обратно поскачем, так вы глубоко ошибаетесь.
Посмеялись и над этим. Тоже ведь развлечение.
Мико и Джо пошли прочь от парохода. Перед глазами у них стоял Питер, один на острове, и они не знали, что и думать.
И не узнают, пока пароходик через несколько дней не соберется в свой очередной рейс и Питер не вернется на нем.
Глава 12
Три острова загораживают вход в Голуэйский залив — это и есть острова Аран: Большой, Средний и Южный. Они тянутся длинной ломаной линией почти от самого Коннемарского побережья до Мохорских утесов Клэра. Очевидно, когда-то давным-давно они не были островами, а составляли часть материка и, может быть, даже назывались Голуэем. Но море — лютый враг суши, оно вгрызалось в нее с боков и посередине и, сломив сопротивление, залило ее. Так и получился Голуэйский залив и острова, жалкие остатки того, что раньше было сушей, и в твердости их грунта можно не сомневаться, если даже ненасытному Атлантическому океану они оказались не по зубам!