— Это не Комин был? — спросил Мико.
— Комин, — сказал дядя Джеймс.
Рассвет был холодный.
Глава 15
Если есть на Марсе люди, то и до них, верно, донесся гогот, стоявший над землей весь следующий день. История о трех рыбаках и призрачной лодке облетела все бухты, все острова и полуострова провинции. Мико с Комином бродили, стыдливо понурив головы, и делали вид, что им смешно не меньше, чем всем остальным, но щеки у них были красные, и это был первый за всю историю графства случай, что дядя Джеймс вышел из себя. Вначале он старался образумить шутников, объяснял, что такие случаи бывали и раньше, что это предостережение: быть, значит, беде. Но они не унимались, так что в конце концов он обругал их, да так, что досталось всем — от прапрадедов до праправнуков. С тех пор как Моисей[35] в припадке гнева разбил скрижали о головы бедных евреев, свет еще не слышал столь замысловатой ругани, так что все пришли в восхищение и даже почувствовали известную гордость — вот, мол, как у нас умеют. Но думаете, кто-нибудь отнесся к этому серьезно? Хоть бы один!
Верно они заметили накануне, что им теперь прохода до конца дней не будет. История эта уже, пожалуй, перешла в область народных преданий, и отец Комина Тиг принялся за обработку версии, которая будет передаваться из поколения в поколение как достоверный факт, а потом, может, и попадет в многострадальный блокнот какого-нибудь простачка из комиссии по изучению фольклора. «Пусть радуются, — говорил Тиг, — а то им, беднягам, одними перевранными сказками Ханса Андерсена приходится пробавляться».
Сидя в пивнушке в Клеггане, Микиль поджидал Портного, который должен был привести с собой свою команду. И хорош же был здесь портер! Такой пенистый — посмотреть, так слюнки потекут. А сквозь раскрытую дверь пивнушки ему было видно, как подметали небольшое помещение напротив, где назавтра должен был состояться вечер.
Наконец появился Портной со своими ребятами, их было человек семь, и, выпив по паре кружек, они все вместе пошли к лодкам, и настроение у всех было превосходное. Воздух был бодрящий, но море совсем спокойное, и луна в небе, как и вчера, была окутана дымкой.
В лодке были Портной, и Джон, сын его, и старый Бартли Уолш, и Мартин Делани, что жил на краю деревни, и его сын Паки, и Большой Микиль.
Кроме них самих, в лодку надо было еще погрузить семь неводов.
Микиль подумал, что очень неловко рыбачить в лодке, нагруженной семью неводами. Он заметил это еще вчера, но постеснялся сказать. С другой стороны, почему бы им этого не делать? Они были слишком бедны, чтобы завести лодку побольше, и хотя со всеми этими неводами им самим было негде повернуться и надо было обладать ловкостью акробата, чтобы вообще что-то поймать, но раз уж им приходилось часами работать в поте лица на веслах, то должны же они были получить какое-то вознаграждение за свой труд, так что почему бы им не брать сетей сколько влезет? Он решил, однако, что все равно ничего хорошего в их способе нет. Они начали заметывать неводы. Делалось это так: сначала забрасывалась одна сеть, следующая прикреплялась к ней и так далее, и скоро в море оказывалась целая вереница сетей, а через некоторое время нужно было возвращаться к месту первого замета, подтягивать сеть тихонько, осторожно, выбирать рыбу и вытаскивать невод. И к тому времени, как в лодке оказывалась вся рыба и все семь мокрых, облепленных водорослями неводов, места становилось так мало, что просто плюнуть было некуда. Их лодка шла головной, а остальные три потихонечку следовали за ними, тяжело рассекая носом мелкую волну, которую поднял легкий северо-западный ветерок. Когда они уже добрались до залива, они увидели темные очертания двух лодок из Инишбоффина, только еще отходивших от берега, и, повернув голову, Большой Микиль мог разглядеть легкую байдарку впереди них, а в ней две фигуры.
Мико с дядей Джеймсом действительно ушли далеко вперед.
Мико не решался спрашивать дядю Джеймса, не боязно ли и ему, не покрывается ли и он холодным липким потом подползающего страха, ничего общего не имеющего с трудовым потом. Знал бы он, что и дяде Джеймсу не легче! Дядя Джеймс считал, что им вообще нечего было выходить сегодня ночью, несмотря на то что рыба шла хорошо, хоть и нужна, ой как нужна была рыба, а главное — деньги, которые за нее можно выручить, чтобы кое-как свести концы с концами. Да, ему было страшно, но он ни за что никому бы в этом не признался.
Теперь, когда их снова окружала вода, Мико начал верить, что призрачная лодка, которую они видели вчера, им не померещилась, хоть днем он и сумел убедить себя, что это просто у них фантазия разыгралась. Но одно дело на земле, когда нет луны и все ясно и понятно. Теперь же, когда все было совсем как вчера и только одного Комина недоставало, он снова отчетливо вспомнил прошлую ночь. Итак, они шли от мыса и, прикинул он, находились приблизительно на том же расстоянии от земли, что и вчера, когда их настигла таинственная лодка. С широко раскрытыми глазами, напрягая каждый мускул, он ждал и ждал, но ничего не произошло. И скоро они ушли далеко-далеко от берега, а позади них лодки выходили из залива в открытое море. Ничего не произошло. И тогда он немного успокоился и перестал судорожно сжимать гладкие рукоятки весел.
Он обтер руки о штаны.
— Ну что, дядя Джеймс, — сказал он и затрубил прямо как тюлень, чтоб прочистить горло. — Похоже, что эта чертовщина к нам уж не вернется, а?
— Да, слава тебе Господи, — сказал дядя со вздохом. — Я их с минуты на минуту поджидал, а теперь как на духу скажу, кажется, я вот-вот поверю, что все это нам просто померещилось, вот и все.
— Может, это от тумана да от луны? — сказал Мико.
— А знаешь, Мико, — сказал дядя Джеймс, и голос его заметно повеселел, — может, и впрямь было что-нибудь в этом роде. Ведь природа, она так умеет над человеком подшутить, такую шутку сыграть, что всем этим умникам, которые прикидываются, будто все на свете знают, — будь им неладно, — вовек не разобраться. Давай-ка отойдем еще на полмили и закинем с Богом невод, чтоб его!
— Ага, — сказал Мико, и ему вдруг стало так весело, что он, кажется, запел бы, сумей он вспомнить хоть одну песню да не будь у него голос, как у старой вороны.
Он приналег на весла, размышляя о том, откуда в щуплом дяде Джеймсе такая сила. Казалось, стоило только ему двинуть плечом, взмахнуть узкой кистью, и лодка уже неслась вперед, так что Мико, хоть и был он большой и здоровенный, едва поспевал за ним. Они гребли еще с полчаса, а потом решили передохнуть. Земля казалась призрачной, такая она была далекая, туманная и в лунном свете ровно голубая. Море было гладкое-гладкое. Они видели, как остальные лодки, нагонявшие их, расходились веером, занимая каждая свой участок, совсем как на грядках, чтобы собрать то, что даст им сегодня океан. Никто больше не греб. Рыбаки разбирали сети, готовясь спускать их за борт.
Дядя Джеймс, стараясь не нарушить равновесия, проворно пересел на корму и приготовился травить невод. Мико крепче взялся за весла и начал осторожно отгребать. Сперва это было легко, но, как только вода начала впитываться в невод и промочила его как следует, стало чуть труднее. Совсем чуть-чуть. Приятно было смотреть на прыгающие поплавки. Кое-как нарезанные кусочки пробки, поддерживавшие невод, казалось, приплясывали на спокойных волнах, как какие-то сказочные существа.
Едва они успели закинуть весь невод, как вдруг луна погасла, будто огромная рука закрыла ее, и кругом стало черным-черно.
— Что это? — спросил Мико.
Они невольно посмотрели туда, где только что была луна, и им и на самом деле показалось, что ее закрыла огромная черная ручища, незаметно высунувшаяся из океана. Потом пальцы на миг разжались, и луна засияла. Она светила ярко. Туман исчез, как будто какой-то чародей нагрел его, и он разлетелся клочьями пара.
Стало светло, как днем. Резко выступили вдруг все очертания. У Мико было такое чувство, точно все вокруг замерло в луче мощного прожектора, яркого, как день. Он огляделся по сторонам. Ему ясно как на ладони были видны земля и белые домики, выступившие из темноты. Стало видно бухты, врезавшиеся в берег. Видны были лица рыбаков в лодках позади, которые, бросив на миг работу, глядели на месяц. Все это он увидел в одно мгновенье, а затем вдруг вся масса океана превратилась в то, что здесь называют «blátha bána ar gharraidhe an iasgaire» — белые цветочки в рыбацком саду.
Только что море было такое гладкое, такое тихое, безмятежное, прямо как миска с водой на столе, и вдруг будто кто-то вытолкнул снизу миллионы белых бутонов, и они чудесным образом распустились на поверхности воды.
Лицу стало холодно от поднявшегося ветра. На редкость холодного ветра. Только что они потели в своих толстых фуфайках и грубых куртках, как вдруг этот внезапный порыв пронизал их до костей, словно ветер нес тысячи крошечных кинжалов, впившихся в тело.
И вот луна снова скрылась под черной рукой.
А потом та же черная рука опустилась вниз и взбаламутила воду своими страшными пальцами. Легкая лодочка закачалась на гребне огромной волны, которая появилась неизвестно откуда, и подняла их, и швырнула вниз, так что Мико пришлось вцепиться обеими руками в борта, чтобы не вылететь. Он почувствовал, как качнулась лодка, когда дядю Джеймса сбило с ног.
— Вы как, дядя Джеймс, ничего? — закричал он и удивился: «Чего это я ору?» А потом понял, что орет потому, что в легком ветерке вдруг послышалось завыванье. Да и какой там легкий ветерок? Тот, что был минуту назад? Что с ним сталось? Кто его знает. Его спугнул воющий ураган, обрушившийся вдруг на них со страшной силой. Мико прямо чувствовал, как сила эта нарастает, чувствовал, как их лодку подкидывает в воздух футов на шесть.
— Дядя Джеймс! — заорал он, инстинктивно хватаясь за весла, чтобы выровнять лодку, и, несмотря на все свое смятение, все-таки поставил ее носом к открытому морю. А там уже такое творилось!..