Шкипер был действительно человек жесткий.
Сейчас он думал о том, как неудачно получилось, что его поймали за незаконной ловлей рыбы в ирландских водах. Не то чтобы это имело какое-то значение, да только пойдет теперь канитель. Думал он и о том, что совсем уж некстати им пришлось зайти сюда за припасами, а тут еще с Атлантического океана, как на грех, несет черт знает что. Но на душе у него было спокойно. «Кто может доказать, что они ловили рыбу в недозволенном месте?» К тому же он был уверен, что рыбаки, на которых они напоролись, наверно, попали в шторм и отсиживаются сейчас в какой-нибудь защищенной от ветра бухте, так что вряд ли они вернутся, а если даже и вернутся, так тоже не беда. «Доказательств-то нет!»
— Ну, будь здоров! — сказал он, обращаясь к своему помощнику, сидевшему рядом.
— Будь здоров! — отозвался тот, поднимая свой стакан.
Помощник был невысокий крепкий человек в кепке из твида, почти без шеи, с большим круглым лицом. Руки и ноги у него были короткие, кисти рук маленькие, так что вся его мощь, казалось, сконцентрировалась в туловище. Он был в толстой шерстяной фуфайке и в синем костюме, залоснившемся от времени и носки в любую погоду. Из-под складок жира маленькие глазенки выглядывали почти игриво.
Стойка была круглая, массивная, красного дерева, с толстым медным прутом внизу, на который можно было поставить ногу, с закругленными краями, под которыми шла резьба. В пивную вела двустворчатая дверь с матовым стеклом. В середине стекло оставалось прозрачным, и там было выведено название. По обе стороны двери было по большой витрине, на которых стояли бутылки с подкрашенной водой, удивительно нарядные издали и поставленные так, что сквозь бутылочное стекло можно было прочитать этикетки. Под каждой витриной стояло по столику с шестью деревянными стульями. Сейчас в пивной были только шкипер с помощником и еще трое из их команды. Матросы пили за столиком. Три матроса — двое светлых, один темный; высокий, маленький и средний, все давно не бритые.
— Пошли-ка лучше. Припасы нужно грузить, — сказал шкипер, допивая свой стакан, и, утерев рот, нахлобучил шляпу.
— Что за спешка? — спросил помощник. — Уж в такую-то дрянную погоду мы, надеюсь, выходить в море не станем?
Шкипер не мог решить. Он думал, что, может, они и выйдут. Они уже давно в плавании. Рейс был отвратительный. Да и чего может быть хорошего, если им приходится ходить в Ирландию за рыбой! И вообще, куда эта паршивая рыба подевалась?
— Ну, давай по последней на дорожку, — сказал помощник и положил на стойку монету в два шиллинга.
Шкипер заколебался, и это его погубило. Они выпили еще, а потом еще. Подействовало это на них мало. Кажется, с тем же успехом они могли бы пить воду.
Они уже с час пробыли в пивной, когда вдруг дверь распахнулась, и на пороге появился человек громадного роста, совсем еще молодой, со странным пятном на лице, и пристально посмотрел на шкипера. Он шагнул в пивную, за ним следом появился его двойник, только постарше, потом вошел еще один высокий человек, а за ним какой-то приземистый парень с широченной грудью. Лица их были угрюмы, и все они в упор смотрели на шкипера. Мико сразу узнал его по профилю. Этот же профиль мелькнул тогда в грязном окне рулевой будки. А тут еще этот маленький, чернобородый, с белыми зубами. Ведь это же он смеялся, Мико видел. И все же ничего определенного сказать он не мог. У них не было никаких данных, только какие-то смутные впечатления.
Мак Гинти бросил протирать стойку и посмотрел на них. Напряженные лица, нахмуренные брови. Что-то непохоже, что они зашли сюда выпить по стакану портера.
— Здравствуй, Микиль! — сказал он.
— Здравствуйте, мистер Мак Гинти! — сказал Микиль, не сводя глаз со шкипера.
— Задувает, кажется? — сказал Мак Гинти.
— Дует здорово, — ответил Микиль.
— Здравствуйте, господа хорошие! — сказал шкипер.
Мико успел заметить выражение, промелькнувшее на лице шкипера, когда они только вошли. Собственно, ничего особенного: только брови приподнялись и глаза забегали. Теперь лицо вполне спокойно, одна нога небрежно опирается о медные перила, большая загорелая рука сжимает почти пустую кружку.
— Чего это вы вздумали нас топить? — спросил Мико.
Шкиперу удалось изобразить на лице неподдельное изумление.
— Ты о чем это, милый человек? — переспросил он. — А ну, повтори, я что-то не понял.
— Вы ловили рыбу в запрещенной зоне, — сказал Мико, — и вы хотели протаранить нашу лодку своим тральщиком.
— Ты слышишь? — обратился шкипер к своему помощнику. — Слышишь, что он говорит? Ведь надо ж!
— Черт знает что такое! — сказал помощник, поднимая кружку. В другой руке он держал наполовину опорожненную бутылку.
Мико был убежден, что они не ошибаются. Убеждали его в этом и напряженная тишина, воцарившаяся в пивной, и то, как застыли в неловких позах три матроса, сидевшие позади них за столом. Он не мог решить, что же, собственно, предпринять. Потом он представил себе нос тральщика, несущегося прямо на них, и в нем поднялась волна раздражения.
— Что вы полезли сюда рыбу воровать у тех, кто машин завести себе не может, чтоб отойти подальше от берега, — это еще полбеды! Хотя зачем вам это понадобилось, когда на вашей посудине вы б хоть к чертовой матери могли уйти и, пожалуй, не треснули б? Да что с вас возьмешь — воры и воры, а вот нарочно, по злобе нас таранить — это уж вообще ни на что не похоже. Это могло кончиться очень плохо.
— Послушай, приятель, — сказал шкипер. — Очумел ты, что ли? Что это ты несешь, никак не пойму. Если кто такими делами и занимается, так это не мы. Нам это ни к чему. Правда, помощник?
— Ни к чему, — согласился тот. — Чем так зря петушиться, надо бы тебе записать их номер, тогда б и знал наверняка.
Это была ошибка.
Все поняли, что это ошибка, и шкипер и три матроса, поднявшиеся на ноги, едва он кончил говорить. Он и сам понял, что это ошибка, не успели слова сорваться с языка. Но даже и после этого, может, ничего не произошло бы, разве только еще больше помрачнели и нахмурились бы лица рыбаков. Что могли они сделать? Ничего. У них не было возможности доказать свою правоту. Но в словах помощника проскользнула чуть заметная издевка, и этого Туаки, стоявший позади остальных, снести уже не мог. Прежде чем его успели остановить, он, весь белый от злости, с горящими глазами, выскочил вперед в своих сапогах со свисающими голенищами и, крикнув:
— Ах ты, свинья такая! — развернулся и ударил помощника по щеке.
Помощник, наполнявший в это время свою кружку, повалился на засыпанный опилками пол, все еще сжимая в руке бутылку. Он ушибся не сильно, только обалдел на миг.
Мак Гинти страшно разволновался. Он громко сказал:
— Господа! — но это не произвело должного впечатления.
Шкипер отделился от стойки, три матроса придвинулись поближе, и Мико расправил плечи, и Большой Микиль, сверкая глазами, сделал два шага вперед, и быть бы в тот вечер хорошей драке в пивной Мак Гинти, если бы лежавший на полу человек не взял бы молниеносно инициативу в свои руки. Он сделал две вещи: вскинув ноги в тяжелых башмаках, изо всех сил пнул Туаки в обе голени, так что от этого неожиданного выпада тот, раскинув руки, повалился навзничь. Одновременно помощник шкипера отбил дно бутылки о медные перила стойки. В один миг он оказался верхом на поверженном Туаки и занес бутылку с торчащими краями, чтобы ткнуть в его запрокинутое лицо.
Хотя длилось все это какую-то долю секунды, Мико, вероятно, навсегда запомнил картину: растерянное лицо Туаки на полу, и опускающаяся разбитая бутылка, и зеленоватый отсвет лампы на ее рваном крае. Еще мгновенье, и он увидит, как острые края вонзятся в глаза Туаки, увидит, как брызнет кровь на зеленое стекло.
«О Господи! — только и подумал он. — Опять это на меня свалилось!»
Воображение вихрем понеслось вперед: вот Туаки катается на полу, схватившись руками за изуродованное лицо, а сквозь пальцы льется кровь. Вот Туаки с палочкой и с пустыми глазницами сидит на кнехте на набережной в Кладдахе и поджидает лодки — одинокая, жалкая фигурка…
Что мог он сделать? Ничего, абсолютно ничего. Еще миг, и все будет кончено. Даже Микиль и отец Туаки стояли слишком далеко. Что бы они сейчас ни предприняли, будет слишком поздно.
И тут шкипер со своего места у стойки плеснул содержимое своего стакана в лицо помощнику. Они видели, как жидкость попала тому в глаза, как залила коричневыми потоками лицо, услышали, как он вскрикнул. Бутылка все же опустилась на лицо Туаки. Однако удар вышел вслепую. Он пришелся в щеку, ближе к уху. Тогда шкипер изловчился и пнул помощника ногой в руку. Тот повалился на бок и растянулся на полу, утирая лицо рукавом куртки.
Туаки, как кошка, вскочил на ноги. Лицо его исказилось от бешенства, кулаки сжимались, из ранки на левой скуле текла кровь.
— Ах ты, сволочь ты такая! — задыхался Туаки. — Да я убью его, убью-у!..
— Спокойно, Туаки, — сказал Мико, хватая его.
Удержать Туаки оказалось не так-то просто: он рвался из рук, как взбесившийся жеребец. Микиль подошел и тоже положил свою огромную руку ему на плечо.
— Ну-ну, Туаки, угомонись! — сказал он. — Угомонись!
— Пустите меня! Пустите! — бушевал Туаки, выдираясь. — Господи, да пустите вы меня, вот я его сейчас!
— Туаки, да ну же, Туаки, — успокаивал его отец.
— Ну ладно, вставай, сукин сын, — сказал шкипер, нагибаясь над помощником и поднимая его на ноги. — Ты чего это выдумал? Хочешь, чтобы нас всех тут поубивали, что ли?
— Да отстань ты! — крикнул помощник, вырывая руку и протирая глаза, которые все еще жег едкий портер.
— Спьяну это он все, — сказал шкипер, обращаясь к остальным. — Пить не умеет.
— Ладно, — сказал Туаки, — я уже ничего.
Они отпустили его.
Воинственный пыл у всех прошел. Да и какой там пыл! Вот встретить бы этих людей лицом к лицу, когда те гонялись за ними там, в море, наверно, тогда взыграла бы у них горячая кровь. А сейчас что? Да и как бы там ни было, а вид разбитой бутылки, опускающейся на лицо Туаки, охладил их. Охладило это даже самого Туаки.