Ветер уносит мертвые листья — страница 13 из 32

Наташа вышла во двор, точно актриса на сцену. Казалось, ее ослепили софиты. Хороший денек, солнечный денек… она попыталась сфокусироваться на происходящем, но ее нетвердые ноги в бледно-серых трениках напоминали переваренные макаронины, мутная картинка заваливалась то на один бок, то на другой. Слишком яркие для осени цветы вызывающе растопырили бутоны. Не бывает таких роз. Наташа качнулась и уперлась плечом в спасительную стенку деревянного теремка. Теперь не упадет. Присмотрелась: розы были странно прозрачными, ага, это настриженные пластиковые стаканчики. Рядом дебелый крашеный лебедь, склеенный из резаной резины, запускал оранжевый клюв в искусственный букет. Надо всей этой красотой нависали два темных расплывчатых пятна.

– Херня это все, надо было делать павлина! – громко выдало пятно, которое побольше.

– Ну что ты несешь, какой павлин? – возразило пятно поменьше, вдруг оно разогнулось, сузилось и стало теткой, потирающей поясницу.

– Да я видела во дворе, где почта, девки что учудили? Диски дома, видать, валялись всякие, там с хитами девяностых. Они их прилепили на хвост, и вот тебе, пожалуйста, не лебедь, а павлин!

– Еще чего, буду я диски тратить. Тем более та старая музыка – лутшая! – женщина снова расплылась в воздухе темной кляксой.

Сде-ла-ем-двор-ска-зоч-ным! Наташа кое-как сложила буквы с ватмана, прилепленного поверх объявлений на доску информации. В голове зазудело, будто не можешь что-то вспомнить и это что-то вертится на языке.

– Дамочка, вы или туда, или сюда, – прорычал незнакомый голос.

Толстый рябой мужик задел Наташино плечо и отбил ее от теремка. Теперь снова искать точку опоры. Она огляделась и поняла, что всюду люди. Одни трещат пластиком, мастерят богатырей из пятилитровых бутылок. Другие поправляют розовую перчатку – резиновое вымя фанерной крашеной коровы. Наташа замечает телевизионщика, он носится с камерой, как с игрушечным самолетом, кружа над поделками и возвращаясь на базу-штатив. Длинный и тощий, он странно зыблется на бегу, точно отражается в воде, по которой идет рябь.

Она вдруг вспомнила. Сегодня конкурс между жилищными компаниями. Обещали телевидение, и, видимо, этот волнистый и есть оператор. В ушах зазвучал сахарный голосок управляющей: «Наташа, ты самая молодая, красивая и говоришь хорошо. Давай ты будешь давать интервью, расскажешь, как мы своими силами украшаем двор…» Наташа трясет головой, в черепе плещется, будто в тазу, где замочено белье. Раз есть оператор, должен быть и журналист, тот, кто будет держать микрофон, задавать вопросы.

Она оборачивается и видит на фоне мокрой ели нечто, похожее на летающую подушку. Однако у подушки обнаружилась голова в коричневой вязаной шапке и рука, сжимающая что-то вроде мехового тапка на палочке.

Наташа закрывает глаза и хочет досчитать до десяти, но получается только до пяти. Открывает: подушка становится пуховиком. И ноги в зеленых вязаных брюках, точно хвойных, решительно направляются к ней.

Следом движется оператор, наставляя на Наташу сорочий глаз камеры. Они-то мне и нужны. Наташа набирается смелости и даже трезвеет на миг.

– Эй, я здесь! – Наташа хватает журналистку за локоть, крепче, чем нужно.

– Ты еще кто?! – журналистка вырывает локоть и микрофон, глазами выискивая подмогу.

– Я тут работаю. – Наташа махнула рукой в сторону лебедя и розочек. – У меня руки золотые, их мыть да воду пить.

– М-м, – журналистка отряхнула рукав, хотя он не был грязным.

– Так будешь у меня интервью брать?

– Нет пока.

– Пока, – ехидно повторила Наташа, – дома покакаешь.

Она хотела заржать, потому что над этой шуткой смеялись всегда, но журналистка скривила узенький рот и, развернувшись, о чем-то забубнила с оператором. Наташа оглянулась на припаркованный рядом черный автомобиль, нашла свое отражение в тонированном окне. Это Подрез сделал из нее серую лепешку. На черном глянце выросло еще одно большое серое пятно.

– А ну, алкашка, отойди! – послышалось из-за спины.

– Это что, движение «Трезвая Россия»? – враждебно спросила Наташа.

Она знала, что у нее проблемы с алкоголем, и, как всякий алкоголик, не любила об этом говорить. Тем более терпеть ругань от незнакомых людей, даже Костю окорачивала, рискуя ребрами.

– Зальют шары с утра пораньше и трутся возле машин! – фальцетом выкрикнул владелец джипа. – Пошла отсюда!

Наташа напряглась и опустила взгляд на свои покрытые цыпками кулачки. У нее не было образования и каких-нибудь навыков, ради которых ее взяли бы на работу, где не надо целыми днями убирать за людьми. Зато ее все считали рукастой. Владелец машины, потеряв терпение, попытался схватить Наташу за шкирку. Она извернулась как пружина и впилась ногтями в его небольшой, какой-то девчачий нос. Мужик от неожиданности попятился, завалился на спину и не сразу смог сбросить нападавшую.

– Пусти! – завопил он, больно вцепился Наташе в запястья и наконец отодрал ее пальцы от своего лица, на котором сливой набух пострадавший нос.

Чьи-то руки подхватили Наташу за подмышки, вознесли над сливоносым, поставили на нетвердые ноги и потянули в сторону. Хозяин джипа еще поерзал, точно перевернутый жук, кое-как встал на колени, плюнул вслед «алкашке», залез в блестящую свою черноту и, рыкнув мотором, уехал.

Наташа отряхнулась и только теперь узнала своего спасителя: муженек ее приятельницы, которого все ласково зовут Дениской. Дениска моложе приятельницы, моложе Наташки и, кажется, моложе всех, кого она знала. На детском лице – глаза теленка, и кудри, как у Иванушки с иллюстраций детских сказок.

Дениска отволок ее к крыльцу отеля, где под козырьком стояла, словно ждала новых гостей, его жена.

– Натали! – не сдержав улыбку, сказала приятельница. – Ты что устроила, сливу поставила мужичонке.

– Ну а че он?

– Да и правильно, – заявил Дениска, поставив Наташу рядом с супругой и убедившись, что она не упадет. – Он первый начал! Она ему ничего не сделала.

– Да никто не спорит, что правильно. Просто… – приятельница привалилась к Дениске, со стороны они выглядели как мать и сын. – Косте твоему, Наташ, наверное, доложат.

– Да уж найдутся добрые люди! – слишком бодро, будто речь шла о чем-то хорошем, подтвердил Дениска.

Он обнял жену сзади, запустив руки под ее большой беременный живот и как бы приподняв его. Приятельница выдохнула с облегчением.

– Боже, как хорошо!

Наташе вдруг показалось, что ее собственное лицо сереет от зависти, сливается цветом с подъездной дверью и тем самым обезглавливает ее. Так захотелось, чтобы это ее сейчас обнимали, чтобы в ее животе рос и пинался малыш. Вот Анька. На лицо обычная. А такого мальчишку урвала! Раньше Дениску никто не воспринимал всерьез. Пацан как пацан, из армии вернулся года два назад. А потом вдруг откуда ни возьмись появилась возрастная невеста, а следом четырехкомнатная квартира от бабки в наследство. И вот уже молодые взяли в ипотеку еще квартирку да и оформили свои владения как гостиницу и вьют любовное гнездышко для себя и с почасовой оплатой для других парочек. Она представила на месте Дениски Костю, и сразу заболели все синяки. Нет, этот и замуж не возьмет и другому ее, Наташу, не отдаст. А может, в кризисном центре, куда бежали ее ночные гостьи, найдется какой-нибудь работящий мужичок. Часто заморгав, отгоняя подступающие слезы, она заявила:

– Ань, а я еду в кризисный центр.

Решив так, Наташа протрезвела и вдруг встала ровно.

– Да ты что? – воскликнула Аня и накренилась вперед так, будто живот перевесил. – И правильно, на тебе, наверное, места живого нет.

Наташа пожала плечами и открыла на телефоне сфотканную накануне визитку, что оставили приезжие девчонки.

– Меня первый муж тоже бил, – обыденным тоном сказала Аня и, ласково погладив Денискины руки, отвела их в стороны, чтобы рассмотреть экран.

– А по тебе и не скажешь, – буркнула Наташа.

– У тебя есть деньги? – руководящим голосом спросила Аня. – Надо туда на автобусе, на междугороднем.

Наташа помотала головой. Вспомнила, что интервью сорвалось, стало стыдно и грустно.

– Дениска, дай ей денег, – приказала Аня и положила руку на живот, будто обращалась к малышу.

– Жену отдай дяде, а сам иди к… – заржал Дениска.

Аня строго посмотрела на мужа, тот сразу все понял, вздохнул, вытянул из кармана потертый бумажник и заелозил пальцами по купюрам, забубнил под нос нечленораздельное-тихое.

– Но до получки больше никаких трат, – Дениска протянул Наташе две мятые сотни.

Аня поджала губы, запустила опухшие пальцы в бумажник Дениски и вытащила оттуда еще несколько сотен.

– Вот, бери, – Аня посмотрела на Наташу строгими глазами и обратилась к мужу, теперь ласково. – Посади Натали на автобус.

Наташа еще раз взглянула на двор. Казалось, она видит его в последний раз. Поредевшие кусты, похожие на старые банные веники, дрожали на ветру. Журналистка, уже измазавшая в какой-то краске рукав пуховика, с досадой смотрела на фанерную корову, чье сдувшееся вымя уже лежало на земле. Наташа подумала, что и ей надо было поставить на нос сливу. Аня между тем шарилась в своих одежках, откуда жужжал телефон. Наконец она выудила мобильник.

– Мам, пгррривет! – картаво поздоровалась приятельница.

Наташе иногда казалось, что Аня не может быть простой администраторшей захолустного отеля. Вот и сейчас одутловатое ее лицо облагородилось, голос зазвучал не по-здешнему. Дениска уже волок Наташу с крыльца.

– А это кто говорит? – послышался сзади голос совсем чужой Ани.

6

Выскочив из подъезда, оставив за спиной труп Угаренки, Кыса опрометью бросился домой. Нужный номер электробуса где-то застрял. Переминаясь на остановке, Кыса ловил на себе подозрительные взгляды. Наконец электробус подвалил – оказался полным. Кыса, стиснутый теми же людьми, что косились на него пять минут назад, никак не мог найти глазами точку, где не было бы опасности. Ему хотелось поскоре