Охранник развернулся, отпер хлипкую дверь, и рядом с Нюктой на стене, увешанной формами заявлений и фотороботами, распахнулось квадратное окошко. Камуфляжный скрипнул стулом, пошуршал журналом, старательно записал в нем серию и номер документа. Нюкта подумала: тяжело сидеть целый день в такой каморке, она бы тоже выходила поразмяться и встречала бы посетителей лично.
– Вас ждут уже, – охранник высунул в окно руку, поплясал ею, точно то была марионетка в кукольном театре, и наконец указал куда-то в коридор. – Вам прямо, потом налево и там упретесь в холодильник. Скажете, что к Ренате Искандеровне. А обратно вас потом проводят.
Нюкта сунула паспорт в карман и двинулась, куда указал охранник. Внутри здание не имело ничего общего с детским садом: бледно-зеленого цвета стены, кое-где сбита штукатурка, пол искусственного камня в белую крапинку, напоминающую гранулы жира в холодце. И еще запах… Что-то знакомое, холодное, сладковатое. Будто мороженое с заплесневелым вареньем.
Нюкта остановилась перед дверью с табличкой «Холодильная камера 1» и постучалась. Услышала плаксивый скрип каких-то колесиков. Дверь распахнулась. Она хотела было войти, но ей навстречу двинулась белая каталка, напоминающая сушилку для белья. А может, это и есть сушилка…
– Осторожнее, – буркнул хмурый мужик и нравоучительно поднял кривой указательный палец. – Рената Искандеровна-а-а! Это к вам, наверное.
Мужик придержал для Нюкты дверь и, дождавшись кивка сухопарой дамы, стоявшей возле рассохшегося, до половины закрашенного окна, скрылся вместе с каталкой.
– Добрый день! Угаренко? – резко спросила накрашенным ртом долговязая дама. – Я Рената Искандеровна Хабибуллина, следователь.
– Здравствуйте, да, я Угаренко Анна Федоровна, – ответила Нюкта.
Женщины просканировали друг друга. Нюкте не было стыдно за свой помятый с дороги вид. Она не отводила взгляд, не ссутулилась, осматривала Ренату Искандеровну от крашеной макушки до брендовых балеток и обратно. Сухощавая, большие, как у лошади, раскосые глаза, зубы тоже лошадиные, испачканные помадой. Макияж слишком яркий, нарисован на морщинах, точно мелками на бетонной стене.
Следовательница провела Нюкту в небольшое помещение, все в белом кафеле. В центре два металлических стола цвета папиного «лексуса». На одном тело, укрытое грубой простыней так, что торчат ступни, похожие на корки старого сыра. На голове тщательно затянутый пластиковый пакет с надписью «Пятерочка выручает!».
– Это чтобы лицо не высыхало, – пояснила Рената Искандеровна и по-мужицки крикнула: – Эй, гоблины, неопознанного номер четыреста тринадцать сюда.
Значит, это не отец лежит. Нюкта обернулась. Видимо, гоблинами следовательница называла хмурого мужика и совсем молодого, похожего на интерна, мальчишку в круглых очках. Мужик что-то шепнул очкастому и указал на Нюкту пальцем, делая вид, что целится. Рената Искандеровна предупреждающе кашлянула – так строгая мать посылает сигнал ребенку, мол, я все вижу, веди себя прилично.
– Вы не подумайте чего, – буркнул мужик, – сухожилие перебито, меня даже Лехой-пистолетом из-за этого кличут.
Нюкта кивнула. Леха-пистолет и юноша распахнули двери еще одного помещения и ушли в темноту, толкая перед собой жалобно ноющую каталку. Нюкта тоже двинулась к черной дыре, так медленно, точно плитки пола цвета старой крови могли провалиться под ногами. Запах гнилого мороженого вместе с холодом выползал из комнатушки и проникал в Нюкту. Она поежилась и прикрыла нос рукой. Леха-пистолет стукнул по выключателю. Загорелись две слабосильные лампочки на голых шнурах. Гоблины остановили каталку и завозились рядом со стеллажом, похожим на икеевский, разве что на полках вместо стопок постельного белья стыли тела с бирками на больших пальцах ног, точно с ценниками.
Юноша в очках задел щекой мертвую ступню человека на верхней полке. Это было похоже на сцену в купе поезда. Потом прочитал бирку и почти радостно кивнул. Привычной ухваткой Леха-пистолет взялся за щиколотки, потянул. Юноша подхватил, и вдвоем они бросили голое мерзлое тело на каталку.
– Белье у нас где? – спросил Леха-пистолет, озираясь по сторонам.
– Да в прачечной все, – промямлил напарник и зыркнул на Нюкту сквозь очки.
Нюкта отвела взгляд, а затем и отвернулась. Рената Искандеровна кончиками пальцев подцепила с вешалки полотенце и швырнула его гоблинам. Скрип колесиков. Каталка проезжает мимо. Нечистое розовое полотенце висит углом.
– Да, это он, – торопливо подтвердила Нюкта.
– Еще раз гляньте, – скомандовала Рената Искандеровна, и в ушах сверкнули маленькие фианиты. – Крови много потерял, потому сохранился неплохо, точно он?
Нюкта не хотела больше смотреть, она знала, что теперь этот запах, этот холод и этот костяной профиль будут сниться ей долгие годы. Но следовательница права, нужно убедиться. Она послушно скользнула взглядом от морщинистых подошв до свалявшихся волосин с комочками земли. Какой маленькой стала голова. Нюкта зарыдала. Перед глазами заплясали кляксы, а в голове зашумело и горячо запульсировало. Потом Нюкта обмякла и поняла, что у нее нет больше костей, нет каркаса, а жидкая плоть стекает на пол цвета высохших алых роз. В наступившей темноте было тепло и даже уютно.
Но тут в голове взорвалась холодная бомба. Нюкта дернулась, отвердела и вскочила, отбросив руку Ренаты Искандеровны, державшую ватку с нашатырем. Сжалилась наконец-то. Кинула вонючий комок в ведро и, ухватив под локоть, вывела Нюкту из кафельного ада.
– Сейчас пройдем в мой кабинет, ответите на несколько вопросов, подпишете документы и поедете домой, – в голосе следовательницы прозвучало что-то вроде сочувствия.
В слабо освещенном коридоре на длинной батарее, похожей на скелет доисторической рыбины, лежала Мина в компании двух серых кошек с белыми нарядными воротничками. Нюкта тряхнула головой, наваждение никуда не делось.
– Это наши охранники, – ласково заметила следовательница, – чтобы крысы тела не погрызли.
Рената Искандеровна ускорила шаг. Миновали кабинет с табличкой «Гримерная». Нюкте показалось, что они в театре. Сейчас раздастся звонок и любезный голос попросит занять места в зрительном зале. Где-то загремел лифт, Нюкта сначала удивилась, зачем он нужен в двухэтажном здании, потом вспомнила скрипучую каталку и Леху-пистолета.
Рената Искандеровна остановилась напротив двери без всякой таблички. Ловко провернула ключ. Запахло кофе со сладкими примесями.
Нюкта без приглашения упала на гостевой стул, обмотанный пленкой, и почувствовала себя покойницей. Следовательница стянула приталенный пиджачок, повесила его на спинку кресла и уселась. Пошевелила мышкой, погладила ею стол. Нетерпеливо протянула ухоженную руку, Нюкта догадалась и сунула свой паспорт.
– ФИО и дату рождения вашего отца, пожалуйста, – следовательница щурилась в монитор.
– Угаренко Федор Михайлович, двенадцатое ноября тысяча девятьсот пятьдесят седьмого года.
– Когда вы видели отца в последний раз?
– Дней десять назад.
– Вы не помните точно?
– Да просто не знаю, понедельник сегодня или среда.
Рената Искандеровна поджала губы, подведенные карандашом, и заклацала по клавиатуре крашеными когтями.
– Я проводила отца в командировку, – Нюкта поерзала на стуле, пленка под ней заскрежетала. – Он на моих глазах прошел контроль в аэропорту.
– Какое было число? Это вы помните?
Нюкта уставилась на настенный календарь и стала отсчитывать дни от сегодняшней даты в красном квадратике.
– Девятого сентября.
Следовательница молча набирала текст. Взгляд сосредоточенный, брови дергаются, но лоб мертвецки неподвижен. Наверное, что-то колет, подумала Нюкта.
– Вскрытие установило время смерти, поясните, где вы были десятого сентября в период с пятнадцати до двадцати двух? – следовательница просверлила Нюкту глазками цвета ржавого металла.
На следующий день после нашего побега!
– Девятого сентября мы с сестрой поехали…
– Сколько лет сестре? – перебила следовательница.
– Пятнадцать. Мы с сестрой поехали к моей подруге в гости. Были в дороге…
Нюкта вспомнила грушевидную беременную администраторшу, Наташу, комнату с мягкими стенами, Подреза… Вот кого нужно посадить! Сколько ему дадут за убийство Мары?
– И? По дороге останавливались? Кто-то может подтвердить ваше местоположение?
– Да, в мотеле «Гармония». Там еще администратор-киноман, думаю, он нас запомнил. И там повсюду были камеры, ну как везде сейчас.
– У вас есть его контакт?
– Ой, нет, я не брала! У него прозвище Федерико, наверное, несложно его найти.
– Насмотрятся детективов со своими Макконахами и делают выводы, что сложно, а что несложно. Адрес «Гармонии» помните? Москва?
– Мне нужен интернет. Вот так навскидку не скажу. Это где-то тысяча километров от Москвы.
– Далеко подруга живет, – голос Ренаты Искандеровны звучал вкрадчиво.
– Ну да.
– Имя и адрес подруги?
Нюкта замешкалась – сказать о Маре? Следовательница ведь тотчас задумается, не слишком ли много смертей вокруг Нюкты. Это и Нюкте не давало покоя.
– Но мы не доехали, – соврала она, – разминулись. А потом такие новости об отце…
– Кто вам сообщил?
– Деловые партнеры отца его потеряли, начали набирать меня, – Нюкта придумывала на ходу. – Ну, а потом жених приятельницы попросил дядю, он служит на Петровке, скинуть сведения о пропавших без вести.
– Понятно, он с нами связывался, – ответила следовательница, потеряв интерес к этому делу. – Вы проживали с отцом?
– Да, папа и мы с сестрой.
– А мама жива?
– Да.
– Почему вы не живете с ней?
– Она уехала давным-давно из страны. Нас воспитывал отец.
– У вас есть ее контакт?
– Нет.
– Не удивлена, – следовательница откинулась в кресле и посмотрела прямо в глаза Нюкте. – Скажите, Анна, вы сами подозреваете кого-нибудь?
– Вообще отец был жесток в делах, а ему много кто денег был должен.