Тут Нюкта точно наяву услыхала злой отцовский голос. Он ведь даже с маминым братом не сюсюкался, так и говорил: «Ты мне всю жизнь выплачивать будешь!»
– А с вами как отец обращался? – лоб все так же неподвижен, а зрачки выцеливают.
Нюкта не знала, как правильно ответить, и представила, что ее допрашивает какой-нибудь Макконахи в детективном сериале.
– А вы что, меня подозреваете?
– Работа у меня такая. В первую очередь под подозрением родственники. Но вообще вы не очень похожи на человека, который может ударить ножом в спину.
Нюкта вздрогнула. Это был план Изи.
– Если только вам никто не помогал… но, по вашим словам, у вас есть алиби. Все проверим. Не волнуйтесь. – Рената Искандеровна щелкнула мышкой и, оттолкнувшись от стола, на кресле подъехала к тумбочке, на которой принтер уже выплевывал бумагу.
– А когда отца можно будет похоронить?
– О, это непросто, милочка! – Рената Искандеровна положила перед Нюктой листок из принтера. – Прочитайте, пожалуйста.
Нюкта склонилась над расшифровкой допроса. Много незнакомых оборотов. Таким языком говорят в государственных учреждениях. Устные сбивчивые ответы на бумаге складывались в холодные, логичные, чужие абзацы. Это правда она все говорила?
– Если нет возражений, напишите внизу: «С моих слов записано верно, мной прочитано». – Рената Искандеровна выудила из принтера еще один листок, встала и сделалась прямая, как палка.
Нюкта всегда была послушной девочкой. Сделала так, как велела следовательница. Подписала один документ, молча изучила второй, в котором разъяснялись последствия неявки на следующий допрос. Заверила, что все поняла и обязательно придет. Поставила скупую подпись и еще одну в том, что получила повестку. Словно что-то ценное, приняла от Ренаты Искандеровны софттачную визитку с кондитерскими завитушками.
Как только Нюкта вышла из кабинета, ее охватила мелкая дрожь. Это все холодильник. Принял Нюкту за мертвую, проморозил ей косточки, сердце припорошил мерзлой землей. Еще один рывок до дома, и спать.
Нюктино парковочное место во дворе оказалось занято длинным, как катер, некогда белым «крайслером». Она кое-как приткнулась возле трансформаторной будки. Ноги после трехсот с гаком километров за рулем держали плохо. Голое дерево, будто увешанное черными тряпками, шевельнулось и обдало Нюкту насмешками – стая ворон с хриплым хохотом рванула вверх. Нюкта посмотрела на окна своей квартиры и почувствовала себя беспомощной…
Раздалось истошное тявканье. Какой-то псинке вороны не понравились. Нюкта обернулась: соседская собачка рвалась с поводка. Хозяйка ее, Валентина Степановна, упиралась, придерживая на голове берет. Нюкта присела на корточки, погладила лохматое сердитое существо. Словно вернулась в прошлое, которое теперь не казалось таким уж мрачным. Изи на уроках, наверху ждет отец.
– Нюкта, привет дорогая! – воскликнула Валентина Степановна, подергивая поводок. – Вы куда пропали все?
– Ох, долгая история, – устало ответила Нюкта, щурясь и подставляя пальцы под шершавый собачий язычок.
– Ты была в роддоме? – соседка щепотью сжала ноздри, глазки ее заслезились.
– Что? – не поняла Нюкта.
– Ду у матери быда?
Нюкта поднялась, подхватив визгливый комок шерсти, как кошку, под живот.
– Да ды не здаешь, – прогундосила соседка и наконец чихнула, потерла указательным завилявший кончик носа. – Ой, извини, эта аллергия загонит меня в могилу раньше времени. Мать тут твоя была!
– Из Франции?
– Да как же! Выглядела будто живет в каком-нибудь Жюлебино, Бигрюлево, – Валентина Степановна саркастически изобразила французский акцент.
– Она нас искала? – осторожно поинтересовалась Нюкта.
– Не знаю, дорогая, честно говоря, не думаю. Она на сносях явилась в квартиру, и что-то мне подсказывает, не для того, чтобы выпустить на свет божий французика в родных пенатах, – соседка усмехнулась.
– Мама беременна? Ничего не понимаю!
– Да уже нет! – Валентина Степановна сложила ковшиком дряблые ладони. – Вот прям сюда мне родила!
Нюкта молчала. Заподозрила, что все это сон. Как же она вымоталась… Единственное, что можно сделать сейчас, – это лечь спать во сне.
– А где Луиза? С отцом? – не отставала соседка.
Нюкта молча спустила собачку на асфальт и потрепала ее за ухом.
– Знаешь, в квартире что-то не то… Там было столько крови… И смотри, что я нашла! – соседка запустила руку в карман пальто, похожего на стеганое одеяло. – Вот! Валялась… в странном месте. Представь, под холодильником. Может, что-то важное…
Валентину Степановну явно раздражала Нюктина безучастность. Она, должно быть, ждала поощрения за бдительность. Но Нюкта сунула визитку в карман и молча пошла к подъезду.
Квартира сразу показалась чужой. Из зеркала напротив дверей за настороженной гостьей наблюдала настороженная хозяйка. Мол, что тебе здесь надо? Нюкта отвела взгляд. Все предметы забыли, кто она такая. Следы грязных подошв на светлом полу складывались в странный узор. А вокруг потертой банкетки, которая тоже стоит не на своем месте, кто-то явно водил хоровод.
Нюкта стянула пальто и отправилась осматривать квартиру. О какой крови говорила соседка? Первым делом прошла в комнату Изи. Обстановка такая же, как до их отъезда, как того требовал отец – чисто и ничего лишнего. Нюкта замерла, прислушиваясь. В ушах отдавал только стук собственного сердца. По привычке тихо, на цыпочках проскользнула в отцовскую спальню. Обстановка вроде та же: усталый гарнитур, увядший ковер, но при этом ощущение, что Нюкта все еще в дорожном мотеле. Шкаф распахнут, дверца сейфа приоткрыта, на полу папки с документами, некоторые выпотрошены. Здесь точно что-то искали. На ковре по центру заскорузлый ворс, Нюкта наклонилась, запустила пальцы в пятно, будто от пролитой кофейной гущи. Под ногти забилось бурое, пахучее.
Нюкта понюхала пальцы и уловила в пыльном трельяже свое неясное отражение. Сомнений нет, отца убили именно здесь. Он, видимо, искал деньги, которые забрала Нюкта. Если, как сказала следовательница, его ударили ножом в спину, значит, убийца стоял на этом самом месте, смотрел на отца сверху вниз и вот так же отражался в зеркале. А потом, когда дело было сделано и отец рухнул умирать, посмотрел ли убийца себе в глаза? Нюкта отпрыгнула с ковра, как если бы угодила в лужу в новенькой обуви. Или это кровь от родов? В любом случае скорее смыть с рук липкое ощущение преступного. Но сначала проверить, на месте ли дружок Изи. Растопырив руки, точно хирург в стерильных перчатках, Нюкта прошла на кухню. Прихватив полотенцем, выдернула загремевший ящик. Вилки, ложки, среди них две тусклые мельхиоровые, нож для хлеба, нож для масла… Самый большой, с длинным лезвием и оранжевой ручкой, отсутствует.
Зажгла свет в ванной и тут же отшатнулась: померещился отец. Всего лишь его махровый халат на крючке. Внутри шершаво воняло мочой и сладковатой сыростью. Пол в пятнах. Интересно, можно ли убираться в квартире или надо сначала дождаться криминалистов, чтобы они все осмотрели и зафиксировали. Наверное, правильно ничего здесь не трогать, но Нюкта слишком устала, чтобы поступать правильно. Подошла к закисшему унитазу, нажала кнопку смыва, затем еще раз. Сыпанула пемолюкса. Пусть пока так постоит. Рядом валялись две кафельные плитки, наклеенные на вспухшую фанеру. Нюкта заглянула в нишу за унитазом, вроде ничего, наклонилась еще ниже. На цементе черные пятна. Вдруг одно шевельнулось, рвануло, извиваясь и моргая ножками-ресничками, сначала к Нюкте, потом обратно в темноту. Нюкта брезгливо поморщилась и прикрыла дыру фанерой.
Горячая вода успокаивала. Несколько раз смыв с рук кружево пены, Нюкта повернула кран в ванне и быстро скинула с себя пропотевшую одежду. Улеглась в чугунную кроватку, наконец расслабилась. Вода кралась по спине, прибывала, добралась до горла, в ухе пощекотало, будто туда забежала сороконожка. Нюкта дотянулась до мыла и принялась полировать им живот: круг по часовой, круг против. Мыло выскользнуло как живое. Нюкта насилу его словила. В горячей воде она впитала влагу и стала тяжелее.
Кое-как выбралась из ванны, закуталась в отцовский халат и скорее в комнату Изи, в постель, главное, не спугнуть дрему, главное, ни о чем не думать. Положила затуманенную голову на прохладную подушку, та в ответ зашуршала, опять обертка от шоколада или чипсов, подумала Нюкта и не стала проверять. Уже засыпая, почувствовала чье-то присутствие, Мина, шелковая спинка, одна ты всегда рядом…
14
Голубой глаз делал пса похожим на робота. Нюкта отступила на шаг от калитки и снова помахала камере. Во дворе хлопнула дверь, пес бросился к заборной решетке и царственно залаял, как бы соревнуясь с хозяином за право решать, кто может входить в их загородный дом.
– Мартин, свои! – розовощекий Вадим, похожий на пупса-переростка, широко улыбнулся гостье и строго посмотрел на собаку. – Сидеть!
Пес еще раз просканировал чужачку голубым глазом, черным подмигнул и уселся на плитки дорожки. Вадим щелкнул замком и впустил Нюкту. Мартин нетерпеливо замахал хвостом, как метлой.
– Си-и-идеть! – повторил команду Вадим и обратился к Нюкте. – Привет!
Внезапно он сцапал гостью и приподнял над землей, так обычно делают парни со своими девушками. На мгновение это было даже приятно. От Вадима пахнуло тушеным мясом и чесноком. Нюкта тут же захотела есть. Когда она в последний раз нормально обедала? Пса заботил тот же вопрос. Он юлил, поскуливал, бодал Вадика под коленки. Наконец парень ослабил хватку и Нюкта вновь ощутила под подошвами твердую землю.
– Как добралась? – спросил Вадим, проверяя, закрылась ли автоматическая дверь.
– Нормально. – Нюкта быстро стерла неуместную улыбку, все-таки Вадим увез сестренку без спроса, нечего с ним любезничать. – Как Изи?
– Да не очень, – неуверенно произнес Вадим. – Мама говорит, надо психушку вызывать. Но я думаю, решать тебе.
– А мама знает, что это ты украл несовершеннолетнюю? – вспыхнула Нюкта.