– Всё яснее и ближе! – радостно сообщил Крыс. – Теперь и ты наверняка услышишь её. Наконец-то! Я вижу, что ты слышишь!
Затаив дыхание, ошеломлённый Крот бросил грести, когда радостные переливы свирели накатили на него словно волна, полностью им завладев, и понесли. Он увидел слёзы на щеках друга и тактично отвернулся. Лодка тихо покачивалась, задевая за кусты пурпурного вербейника, которым густо порос берег, затем, словно подчиняясь настоятельной воле, вплетённой в сладкую мелодию, Крот машинально взялся за вёсла. Свет становился всё ярче и ярче, но птицы странным образом молчали, вопреки привычке пением встречать зарю, и лишь одна божественная музыка нарушала эту изумительную тишину.
Они плыли, и густые луга по обеим сторонам реки никогда ещё не казались им такими свежими и зелёными. Никогда ещё не замечали они, как свежи розы, пышен кипрей, сладок аромат таволги. Но вот послышалось журчание запруды, к которой они приближались, и друзья почувствовали, что их путешествие подошло к концу, каким бы он ни был.
Широкий полукруг пены, яркие блики, сверкающие перекаты зелёной воды – огромная плотина перекрывала заводь, тревожа спокойную гладь воды стремительными водоворотами и пенными языками и заглушая все прочие звуки мощным монотонным рокотом. Посреди заводи, в объятиях двух сверкающих водных рукавов запруды, словно бросил якорь маленький островок, обрамлённый вдоль воды ивами, серебристыми берёзами и ольхой. Молчаливый и застенчивый, но полный достоинства, берёг он под своим покровом нечто до назначенного часа, когда явятся званые и избранные.
Медленно, но уверенно и без тени сомнения, в каком-то торжественном ожидании, два зверька преодолели стремнину и пристали к усеянной цветами кромке острова. Молча ступили они на землю, проложили себе путь среди цветов, душистого разнотравья и зарослей кустарника, поднялись немного выше и оказались на чудесной небольшой лужайке посреди фруктового сада, созданного самой природой, – диких яблонь, вишен и тёрна.
– Вот место, где звучит моя песня-мечта, откуда льётся волшебная музыка, – словно в трансе прошептал Крыс. – Это священное место, только здесь мы обязательно найдём его!
Внезапно Крот почувствовал благоговейный страх, который парализовал его мышцы, заставил преклонить голову, приковал лапы к земле. Это был не панический страх – при этом он ощущал необыкновенный покой и счастье – но страх, который овладел всем его существом и который мог означать лишь одно: присутствие рядом божественного начала. С трудом оглянувшись на друга, Крот увидел, что рядом с ним испуганного и потрясённого Крыса бьёт дрожь. А вокруг по-прежнему стояла полная тишина, птицы на ветвях безмолвствовали, и лишь света всё прибавлялось и прибавлялось.
Возможно, он никогда бы не осмелился поднять глаза, но, несмотря на стихнувшую свирель, властный зов всё ещё держал его в своей власти. Он не смог бы воспротивиться ему, даже если бы сама смерть грозила немедленно поразить его за то, что увидел скрытое от глаз простого смертного. Трепеща, повиновался он зову и поднял смиренно склонённую голову, и вот в чистом свете восходящей зари, когда сама природа, словно затаив дыхание, заиграла всеми своими красками, он взглянул в глаза друга и помощника, в глаза того, кто играл на свирели, увидел дуги изогнутых назад рожек, сверкающих в свете нарождающегося дня, увидел крупный крючковатый нос между добрыми глазами, весело смотревшими на них, и заросший бородой рот, уголки которого тронула улыбка, увидел мускулистую руку, прижатую к широкой груди, длинные гибкие пальцы, всё ещё державшие свирель возле полураскрытых губ, увидел изгиб мохнатых ног, непринуждённо раскинутых на траве, и, наконец, увидел возле копыт силуэт мирно спящего маленького, кругленького, толстенького детёныша выдры. Всё это запечатлилось в его памяти в одно напряжённое, перехватившее дыхание мгновение, отчётливо видное на фоне утреннего неба, и когда смотрел, он жил, а когда жил – благоговел.
– Крыс, – с дрожью в голосе выдохнул Крот, – ты боишься?
– Боюсь? – удивился приятель, глаза которого сияли и были полны любви. – Боюсь! Его? Нет-нет! Но всё же страх испытываю, какой-то особый страх!..
И оба зверька, припав к земле, с благоговейным трепетом склонили головы.
Внезапно, словно по волшебству, огромный золотистый диск солнца показался над горизонтом, и первые его лучи пронзили заливной луг, ударив в глаза зверькам и ослепив их.
Когда они вновь обрели зрение, видение исчезло и воздух наполнили трели птиц, приветствующих зарю.
Пока друзья пребывали в полутрансе, медленно осознавая, что им открылось и чего они лишились, капризный лёгкий ветерок, танцевавший на водной глади, взъерошил осины, стряхнул росу с роз и нежно подул на мордочки самих зверьков, а с этим ласковым прикосновением ветра пришло мгновенное забвение. Этот прощальный дар был ниспослан милосердным полубогом тем, кому он открывался, когда они нуждались в помощи. Это был дар забвения, чтобы ужасные воспоминания не множились и не заслоняли собой радости и удовольствия, чтобы навязчивая память не портила всю последующую жизнь маленьких зверьков, однажды попавших в беду, чтобы они вновь смогли обрести счастье и покой.
Крот потёр глаза и уставился на Крыса, который с изумлением оглядывался по сторонам, потом спросил:
– Прости, ты что-то сказал?
– Я только заметил, – медленно проговорил Крыс, – что это именно то место, где надо его искать. Смотри! Да вот же он, наш малыш!
С радостным воплем он бросился к спящему Портли, однако Крот не двинулся с места, собираясь с мыслями, как это бывает, когда внезапно просыпаешься посреди прекрасного сна и силишься вспомнить его, но не можешь, и с тобой остаётся лишь смутное чувство прекрасного, хотя и оно недолговечно, и ты постепенно осознаёшь горечь и холод реальности. Крот несколько мгновений сражался со своей памятью, но затем, печально покачав головой, отправился вслед за Крысом.
Портли проснулся с радостным писком и завертелся от удовольствия при виде друзей своего отца, которые раньше часто с ним играли, однако через минуту его мордочка вытянулась и он забегал вокруг них, что-то вынюхивая и жалобно попискивая.
Точно как ребёнок, спокойно уснувший на руках у няни, а затем проснувшийся один в незнакомом месте, начинает обыскивать все углы и шкафы, бегать из комнаты в комнату, всё больше и больше приходя в отчаяние, так и Портли неутомимо рыскал по острову до тех пор, пока не понял, что всё это тщетно, а осознав, уселся на землю и горько заплакал.
Крот бросился утешать малыша, а Крыс, не двигаясь с места, удивлённо разглядывал отчётливые следы копыт на дёрне, а потом пробормотал в замешательстве:
– Здесь был какой-то крупный зверь.
– Пойдём, Крыс, – позвал его Крот. – Подумай о бедном Выдре, который ждёт там, у брода!
Портли быстро успокоился, как только ему пообещали награду: прогулку по реке в настоящей лодке мистера Крыса, – и друзья повели его к воде, посадили в лодку между собой и отплыли вниз по течению, к выходу из заводи. Солнце стояло уже высоко и нещадно палило, с упоением распевали птицы, а цветы улыбались и кивали с обоих берегов, но друзьям казалось, что во всём этом сейчас меньше красок и жизни, чем они совсем недавно наблюдали, но не могли вспомнить где.
Они снова добрались до основного русла реки и развернулись против течения, направляясь к месту, где нёс одинокую вахту их друг. Оказавшись вблизи знакомого брода, Крот направил лодку к берегу, там они высадили Портли, скомандовали «Вперёд!» и, похлопав на прощание по спине, отчалили. Некоторое время друзья наблюдали, как Портли важно топает по тропинке, а затем увидели, как малыш поднял мордочку и вдруг пустился неуклюже бежать, подпрыгивая и громко повизгивая в предвкушении встречи. Поднявшись выше по течению, увидели друзья и Выдра, поднявшегося во весь рост на отмели, где терпеливо ждал всё это время, а затем с радостным тявканьем понёсся сквозь заросли ивы к тропинке. Тогда Крот одним сильным гребком развернул лодку вниз по течению, и река подхватила их и понесла. Так счастливо закончились их поиски.
– Я чувствую какую-то странную усталость, Крыс, – сказал Крот, в изнеможении склоняясь над вёслами дрейфующей лодки. – Ты скажешь, что мы не спали всю ночь, но дело не в этом: в тёплое время года мы не спим добрую половину ночей. Нет, я чувствую себя так, словно с нами произошло что-то необыкновенное и ужасное, но всё уже закончилось и ничего особенного не случилось.
– Или что-то удивительное, волшебное и прекрасное, – пробормотал Крыс, откидываясь назад и закрывая глаза. – Я тоже чувствую смертельную усталость, но не телесную. Разве не здорово опять ощущать солнце, согревающее каждую косточку, и слушать, как ветер поёт в тростнике!
– Похоже на музыку где-то вдалеке, – сонно кивнул Крот.
– И мне так кажется, – пробормотал Крыс. – Танцевальная музыка, весёлая, бесконечная, иногда со словами, иногда без них. Порой я даже их различаю, а затем снова одна музыка, и снова ничего – только тихий шёпот тростника.
– У тебя слух острее, – грустно заметил Крот. – Я не могу различить слова.
– Сейчас я попробую тебе их передать, – еле слышно предложил Крыс, не открывая глаз. – Вот снова слышны слова – слабо, но отчётливо:
Чтобы страха не знать,
Чтобы горя не знать,
В час условный меня
Тебе нужно позвать —
Позабудешь ты их навсегда.
Тростник подхватил и шепчет еле слышно: «Забудь, забудь». Вот голос возвращается:
Коль случится беда:
Угодишь ты в капкан, —
Я на помощь приду
и сниму его сам,
Ты забудешь о нём навсегда.
Подгреби поближе, Крот, поближе к тростнику! С каждой секундой слышно всё хуже:
Где б ты ни был,
Всегда я на помощь спешу,
Об одном лишь прошу – позабудь.