Бодро шагая по дороге, он размышлял о своих приключениях, пока не пришёл к выводу, что даже когда ситуация казалась безнадёжной, он всегда находил выход.
«Хо-хо! – раздуваясь от важности и тщеславия, шагая с гордо поднятым носом, сказал себе Жаб. – Какой же я умный и находчивый! В целом мире не найдёшь животного умнее! Враги заточили меня в темницу, окружили часовыми, стерегли день и ночь, но благодаря таланту и мужеству я преодолел все преграды. Они гнались за мной на паровозе, полицейские с револьверами, а я растворился в пространстве. Злобная толстуха швырнула меня в воду. Ну и что? Я выбрался на берег, завладел её лошадью, получил за неё кучу денег и отличный завтрак! Хо-хо! Вот так Жаб, красивый, знаменитый и удачливый Жаб!»
Но ему было явно недостаточно мысленно петь себе дифирамбы, и он сочинил хвалебную песнь, которую и принялся распевать во всю глотку, хотя ни одного слушателя вокруг не было. Вероятно, это была самая тщеславная ода из всех, что кто-либо когда-либо сочинил.
Героев знал подлунный мир,
И много книг про них,
Но Жаб – героям всем герой,
И не было таких.
Нет Жаба на земле умней,
Смекалистее и скромней,
И выход он всегда найдёт,
И с ним никто не пропадёт!
Вот Жаб корабль вперёд ведёт,
Он капитан, он мореход,
В морях и реках знает толк,
Покрытый славой морской волк!
Солдаты на плацу стоят,
«Ура! Ура!» кому кричат?
Решили все, что королю?
Нет, это Жабу самому!
Он всех смелее и умней:
И маршалов и королей —
Наш Жаб, красавец и герой.
На свете он один такой!
Вообще-то песня гораздо длиннее, но уже такая хвастливая, что приводить её здесь целиком, право, неловко.
Жаб пел и шёл, шёл и пел, с каждой минутой раздуваясь всё больше и больше от самодовольства, однако его гордость ждало суровое испытание.
Пройдя несколько миль по просёлочной дороге, он вышел на большак, белой лентой уходивший вдаль, и, присмотревшись, заметил, что издалека к нему кто-то приближается: сначала это была точка, затем она превратилась в пятно, потом – в шар, и наконец, в нечто вполне узнаваемое… Одновременно в уши ему сладкой музыкой влился до боли знакомый двойной предупредительный сигнал «Бип-бип!».
– Как здорово! – воскликнул Жаб. – Вот она – настоящая жизнь, и огромный мир, которого я был лишён так долго! Я остановлю его, своего автомобильного брата, расскажу что-нибудь занятное, и, разумеется, он подвезёт меня. А если повезёт, то приеду в Жаб-холл на машине! То-то утру нос Барсуку!
Он не раздумывая шагнул на дорогу, намереваясь остановить автомобиль, который ехал на небольшой скорости, притормаживая перед перекрёстком, но вдруг побледнел, сердце его ушло в пятки, колени затряслись и подкосились, и он рухнул на землю от охватившей всё тело судороги. А что ещё оставалось несчастному животному, если приближающийся автомобиль оказался тем самым, что был им угнан со двора трактира «Красный лев» в тот злополучный день, с которого начались его беды! И сидевшие в нём люди были те же самые, что зашли тогда перекусить и оказались в кофейной комнате!
Сейчас несчастный Жаб представлял собой валявшуюся на дороге жалкую кучку тряпья, из которой слышалось бормотание:
– Всё кончено! Опять всё сначала! Кандалы и полиция! Тюрьма! Сухари и вода! Как же я был глуп! Чего я добивался, расхаживая средь бела дня, распевая хвалебные песни и останавливая людей на большой дороге, вместо того чтобы дождаться ночи и под её покровом незаметно, скрытыми тропами добраться до дома! О, несчастный Жаб! О, невезучее животное!
Злополучная машина медленно приближалась, и наконец он услышал, как она остановилась неподалёку, а вышедшие из неё два джентльмена направились к дрожащей груде на дороге.
– Боже мой! Какая жалость! – произнёс один из них. – Какая-то старуха, скорее всего прачка, упала в обморок! Бедняжка, должно быть, перегрелась на солнце или ничего не ела с утра. Давай положим её в машину и довезём до ближайшей деревни, где у неё наверняка есть знакомые.
Они бережно отнесли Жаба в автомобиль, обложили мягкими подушками и поехали дальше.
Стоило Жабу услышать заботливые голоса и понять, что они его не узнали, как к нему начало возвращаться самообладание и он осторожно приоткрыл сначала один глаз, а затем и второй.
– Смотри! – заметил один из джентльменов. – Ей, похоже, лучше. Свежий воздух сделал своё дело. Как вы себя чувствуете, мадам?
– Большое спасибо, сэр, – отозвался Жаб слабым голосом, – гораздо лучше!
– Вот и хорошо, – удовлетворённо кивнул джентльмен. – А теперь лежите спокойно и постарайтесь не разговаривать.
– Не буду, – пообещал Жаб. – Только мне кажется, что на переднем сиденье, где обдувало бы мне лицо, я бы пришла в себя быстрее.
– Вы совершенно правы! – согласился джентльмен. – Конечно, садитесь.
Они аккуратно пересадили Жаба на место возле шофёра и продолжили путь.
Между тем Жаб полностью пришёл в себя и огляделся вокруг, стараясь унять колотившую его дрожь нетерпения и не поддаться охватившему его знакомому острому желанию. Поняв, что его стремление сохранять спокойствие тщетно, он сказал себе:
«Видно, это судьба! Зачем противиться? Зачем бороться?» – и, повернувшись к шофёру, попросил:
– Пожалуйста, сэр, не могли бы вы дать мне чуть-чуть повести машину? Я внимательно наблюдала за вами, и мне кажется, что это вовсе не сложно. А мне так хочется похвастаться, что мне довелось управлять автомобилем.
Водитель от души расхохотался, и его попутчик поинтересовался, в чём дело. Услышав ответ, джентльмен, сидевший сзади, к радости Жаба, весело воскликнул:
– Браво, мадам! Мне нравится ваш характер. Пусть порулит: под твоим присмотром, конечно, – думаю, ничего не натворит.
Жаб поспешил переползти на водительское место, взялся за руль, подчёркнуто внимательно выслушал указания и очень медленно и осторожно повёл машину, решив проявить благоразумие.
Джентльмены на заднем сиденье захлопали в ладоши, и до Жаба донеслись комплименты в его адрес:
– Как здорово у неё получается! Подумать только: прачка, за рулём первый раз, и ведёт машину!
Жаб чуть увеличил скорость, потом ещё… и ещё.
Джентльмены предостерегающе закричали:
– Осторожнее, прачка!
Это возмутило Жаба, и он закусил удила. Водитель попытался было вмешаться, но Жаб локтем пригвоздил его к месту и врубил самую высокую скорость. Порыв ветра, рёв мотора и лёгкий рывок машины возбудили его до предела, и, забыв осторожность, он воскликнул:
– Прачка, говорите? Хо-хо! Я Жаб, угонщик машин, бежавший из тюрьмы; Жаб, который всегда выходит победителем! Сидите тихо, и я покажу вам, как надо водить машину. Теперь вы в надёжных руках. За рулём – знаменитый, умелый, бесстрашный Жаб!
С криками ужаса джентльмены навалились на Жаба:
– Хватайте его! Хватайте Жаба, это бесчестное животное, угнавшее наш автомобиль. Вяжите его, тащите в ближайший полицейский участок! Пора покончить с этим ужасным и опасным Жабом!
Увы! Им следовало бы проявить благоразумие и остановить машину, прежде чем выполнять такие трюки. Одним полуповоротом руля Жаб направил автомобиль на низкую изгородь, тянувшуюся вдоль дороги. Могучий рывок, удар, и колёса забуксовали в толстом слое тины небольшого пруда, из которого поили лошадей.
Жаб почувствовал, что летит по воздуху: сначала почти вертикально, а затем, описав плавную дугу на манер ласточки. Ощущение полёта так захватило его, что он уже начал размышлять, сколько он продлится и можно ли за это время отрастить крылья и превратиться в жаб-птицу, как внезапно с глухим ударом приземлился на спину в густую и мягкую луговую траву. Перевернувшись на лапы, Жаб успел увидеть наполовину скрывшийся под водой автомобиль, а также джентльменов и шофёра, беспомощно барахтавшихся в воде в своих длиннополых сюртуках.
Быстренько сообразив, что надо уносить лапы, Жаб что есть мочи рванул через луг, перелез изгородь, перепрыгнул через канаву, пока не понял, что выбился из сил, и не перешёл на медленный шаг. Отдышавшись немного и обретя способность рассуждать спокойно, Жаб принялся хихикать, потом хохотать, пока не опустился в изнеможении под изгородью, продолжая выкрикивать в приступе самовосхваления:
– Хо-хо! И снова Жаб! Как всегда, Жаб на коне! До чего же я умён! Кто вынудил их подвезти меня? Кому удалось занять переднее сиденье? Кто уговорил их поверить, что я умею рулить? Кто остался, пролетев по воздуху, целым и невредимым, а этих тупоумных, завистливых, трусливых экскурсантов загнал в грязь, где им самое место? Разумеется, Жаб! Умный, великий, добродетельный Жаб!
И Жаб снова запел что есть мочи:
Летит машина – берегись!
Ты с Жабом лучше не садись —
Дорога кончится на дне,
А Жаб наш будет на коне!
Внезапно до него донёсся неясный шум, и Жаб повернул голову, чтобы посмотреть.
О ужас! О горе! О несчастье! Через поле к нему бежали люди: шофёр в кожаных гетрах и два здоровенных сельских полицейских.
Бедный Жаб, не помня себя от страха, снова бросился наутёк, приговаривая на бегу:
– Надо же! Какой же я дурак! Тщеславный, беззаботный дурак! Опять принялся бахвалиться, кричать, ещё и песни распевать! Самое время! О господи боже мой!
Оглянувшись, Жаб, к своему ужасу, увидел, что его догоняют. Хоть он и нёсся, не разбирая дороги, но каждый раз, оглядываясь, замечал, что расстояние между ним и преследователями неуклонно сокращается. Как бы он ни старался, но, будучи толстым и коротколапым, не мог оторваться от погони: его уже почти настигли.
Не соображая куда, Жаб отчаянно мчался вперёд, время от времени оглядываясь через плечо на предвкушавших победу врагов, когда вдруг не почувствовал под лапами земли. В тот же миг, перекувыркнувшись в воздухе, он очутился в воде, глубокой и быстрой, и его понесло течением с такой силой, которой он не мог противиться. Жаб понял, что в панике, не видя ничего перед собой, угодил прямо в реку!