Он вынырнул на поверхность и попытался ухватиться за тростник и камыши, но течение было таким стремительным, что у него ничего не вышло.
– О боже-боже! – запричитал бедный Жаб. – Чтобы я ещё хоть раз взялся за руль… чтобы хоть раз стал хвастаться…
Тут его накрыло волной, а когда Жаб вынырнул, задыхаясь и отфыркиваясь, то заметил, что течением его несёт к большой тёмной норе на берегу чуть выше головы. Поравнявшись с ней, он вытянул лапу и схватился за край. Медленно и с большим трудом Жабу удалось подтянуться и вылезти из воды настолько, что можно было опереться лапами о нижний край норы. Совершенно выбившись из сил, он решил несколько минут передохнуть и восстановить дыхание.
Тем временем в темноте норы что-то мелькнуло и стало приближаться к нему. Вскоре Жаб понял, что это мордочка, причём мордочка до боли знакомая: коричневая небольшая мордочка с усами, серьёзная и круглая, с аккуратными ушками и серебристой шёрсткой.
Конечно же, это был Речной Крыс!
Глава 11«Как летний ливень слёзы полились…»
Крыс протянул маленькую коричневую лапку, крепко схватил Жаба за загривок и с трудом потянул наверх. Жаб, тяжёлый, в пропитанной водой одежде, медленно, но верно стал подниматься и наконец перевалился через край норы. Весь в тине и водорослях, с водой, стекавшей на пол, он стоял, целый и невредимый, в прихожей Крыса, счастливый и весёлый, как в былые дни, оттого что находится в доме друга, что все его беды и несчастья закончились и он может избавиться от этого маскарадного костюма, не достойного его положения в обществе, и вновь вернуться к нормальной жизни.
– О, Крыс! – воскликнул Жаб. – Ты даже не представляешь, что мне пришлось пережить с тех пор, как мы виделись в последний раз. Такие испытания, такие страдания, и всё это я вынес с честью! Побег, переодевание, обман – всё так ловко спланировано и выполнено! Попал в тюрьму – разумеется, бежал! Бросили в реку – конечно, выплыл! Украл лошадь и продал за бешеные деньги! Обвёл всех вокруг пальца – заставил плясать под мою дудку! Всё-таки как я умён! И что под конец? Потерпи немного, и всё узнаешь…
– Жаб, – строго и твёрдо перебил его Крыс, – немедленно поднимайся наверх, снимай эти обноски, которые, видимо, принадлежали какой-то прачке, и вымойся, а потом надень что-нибудь из моей одежды и постарайся выглядеть как джентльмен, если можешь. Никогда в жизни я не видел более потрёпанного, грязного и безобразного субъекта, чем ты. Не важничай и не спорь, а иди. Потом поговорим.
Жаб собрался было поспорить: ему ещё в тюрьме надоело, что им командуют, а здесь, похоже, то же самое, и кто на сей раз – Крыс!.. – однако, увидев себя в зеркале над вешалкой, в чёрной шляпке, съехавшей на один глаз, передумал и быстренько отправился в туалетную комнату наверху. Там он тщательно помылся, почистился, переоделся и потом долго стоял перед зеркалом, разглядывая себя с гордостью и удовлетворением и размышляя, что только круглому идиоту могло прийти в голову хоть на мгновение принять его за прачку.
Когда Жаб спустился вниз, стол был уже накрыт, чему он несказанно обрадовался, поскольку успел основательно проголодаться с тех пор, как цыган его отлично накормил. Пока они обедали, Жаб поведал Крысу о своих приключениях, как обычно, не забывая превозносить собственный ум, а также хладнокровие в чрезвычайных обстоятельствах и находчивость в безвыходных положениях, расцвечивая и приправляя свой рассказ выдумками. Однако чем дольше он говорил и хвастался, тем угрюмее и молчаливее становился Крыс, а когда наконец Жаб умолк, после минутной паузы заговорил:
– Послушай, Жабчик, мне не хотелось бы обижать тебя после всего, что ты пережил, но, честно говоря, неужели не видишь, каким болваном себя выставляешь? Что забавного в том, что тебя, заковав в кандалы, поместили в тюрьму, где морили голодом, потом преследовали, угрожали, оскорбляли, глумились над тобой и в довершение бросили в воду? А сам угон… Ты прекрасно знаешь, что автомобили приносят тебе одни неприятности, а уж что касается кражи… Можешь сделаться калекой, если находишь это увлекательным, или объявить себя банкротом для разнообразия, если уж решил, но зачем становиться преступником? Когда ты наконец образумишься, начнёшь думать не только о себе, но и о своих друзьях, станешь им доверять? Думаешь, мне, например, приятно слышать от других зверей, что я вожу дружбу с уголовником?
К чести Жаба, он никогда не обижался на критику, если оно исходило от друзей, и, даже будучи чем-то увлечённым, не терял способности взглянуть на вещи с другой стороны. Хотя в то время, когда Крыс серьёзно говорил, он тихо бубнил: «Но всё-таки это было весело! Страшно весело!» – и издавал какие-то странные звуки – «бум» и «бип», – напоминавшие сдавленное фырканье или открывание бутылки с газировкой, – тем не менее, когда закончил, Жаб тяжело вздохнул и произнёс миролюбиво и смиренно:
– Совершенно верно, Крыс! Ты всегда очень здраво рассуждаешь! Да, я был тщеславным старым дураком, признаю, но собираюсь исправиться и стать благоразумным Жабом. Что касается автомобилей, я уже несколько охладел к ним, особенно после того как нырнул в твою реку. Дело в том, что, когда цеплялся за край норы, стараясь отдышаться, мне вдруг пришла в голову одна идея – блестящая идея – насчёт моторных лодок… Тихо, тихо, не надо опять начинать, старина, ставить штампы и опровергать, ведь это всего лишь идея, и давай больше не будем сейчас об этом. Мы лучше выпьем кофе, немножко поболтаем, а потом я спокойно отправлюсь в Жаб-холл, переоденусь, и жизнь пойдёт своим чередом: довольно с меня приключений. Как хочется пожить наконец тихо, размеренно, респектабельно, заниматься своим хозяйством, преумножать имущество, временами копаться в саду. Друзей, если придут меня навестить, всегда найдётся чем угостить. А чтобы разъезжать по окрестностям, я буду впрягать в повозку пони, как в старые добрые времена.
– «Спокойно отправлюсь в Жаб-холл»! – воскликнул Крыс в крайнем волнении. – О чём ты говоришь? Ты что, ничего не слышал?
– Что не слышал? – бледнея, спросил Жаб. – Говори же, Крыс, не томи! Что я должен был слышать?
– Ты хочешь сказать, – воскликнул Крыс, стукнув по столу маленьким кулачком, – что ничего не слышал о хорьках и ласках?
– Это ты про пришельцев из Дикого леса? – Жаб задрожал всем телом. – Нет, только не это!
– Они захватили Жаб-холл…
Жаб опёрся локтями о стол, положил голову на лапы, и две крупные слезы, выкатившись из его глаз, упали на стол.
– Продолжай, Крыс, расскажи мне всё. Худшее позади, так что выслушать смогу.
– Когда с тобой это случилось… эта неприятность, – медленно, с расстановкой произнёс Крыс, – я имею в виду, когда ты на время исчез из-за недоразумения с машиной… Об этом, понятное дело, здесь разное болтали, и не только у реки, но и в Диком лесу. Мнения разделились, как это всегда бывает. Наши, речные, все за тебя были и считали, что с тобой скверно обошлись и что нет на свете нынче справедливости. Лесные звери утверждали, что ты получил по заслугам и что давно пора было тебя проучить. Они на каждом углу разглагольствовали, что с тобой на этот раз покончено, что ты никогда больше сюда не вернёшься! Никогда!
Жаб молча кивнул.
– Вот такие они, эти маленькие твари, – продолжил Крыс. – Но Крот и Барсук всех убеждали, что ты обязательно вернёшься: не знали когда, но вернёшься.
Жаб распрямился и ухмыльнулся.
– Ссылаясь на историю, они говорили, что ни один закон не устоит перед смелостью и вескими доказательствами, как в твоём случае, в сочетании с тугим кошельком. Они перенесли свои вещи в Жаб-холл, спали там, проветривали помещения и держали готовыми к твоему возвращению. Им, конечно, и на ум не приходило, как всё может обернуться, но они подозревали, что лесные что-то затевают. А теперь я подхожу к самому неприятному. В одну из ненастных тёмных ночей, когда бушевала непогода и дождь лил как из ведра, банда ласок, вооружённых до зубов, неслышно подобралась по подъездной дороге к главному входу. Одновременно с ними головорезы-хорьки через огород проникли на задний двор и в хозяйственные помещения, а отряд горностаев, которые ни перед чем не остановятся, занял оранжерею и бильярдную и выставил посты у окон, выходящих на лужайку.
Немного помолчав, чтобы справиться с волнением, Крыс продолжил:
– Крот и Барсук в это время сидели в гостиной и мирно беседовали у камина, ни о чём не подозревая, потому что в такую ночь никакой зверь носа за порог не высунет, но эти кровожадные разбойники выломали двери и ворвались в дом со всех сторон. Разумеется, наши друзья приняли бой, но исход его был предрешён. Безоружные, застигнутые врасплох, что эти два смельчака могли противопоставить сотням головорезов? Бандиты избили их палками до полусмерти, несчастных верных зверьков, и под град оскорблений и ругательств выгнали на холод и дождь.
Услышав эти слова, бесчувственный Жаб сдавленно хихикнул, но быстро взял себя в руки и принял серьёзный вид.
– С тех пор захватчики и живут в Жаб-холле, – закончил свой рассказ Крыс, – причём ведут себя безобразно: целыми днями валяются в постели, едят когда придётся, и, как мне рассказывали, устроили в доме такой беспорядок, что смотреть невозможно. Они уничтожают твои запасы и напитки, говорят о тебе гадости, а ещё поют вульгарные песни: про тюрьмы, судей и полицейских, – ужасные обидные песни, совсем не смешные. К тому же уверяют всех и каждого, что поселились в твоём доме навечно.
– Посмотрим! – заявил Жаб, поднимаясь и хватая палку. – Сегодня же это выясню!
– Не вздумай, Жаб! – крикнул ему вслед Крыс. – Лучше оставайся здесь, а не то наживёшь неприятностей.
Но никакая сила не могла удержать Жаба. Он быстро шагал вниз по дороге с палкой на плече и в бешенстве бормотал себе под нос проклятия. Жаб уже поднимался по ступеням парадного, как вдруг из-за забора выглянул длинный жёлтый хорёк с ружьём и строго окликнул: