— Что? — в отчаянье вскричал Жабб. — Стану я торчать в духоте и корпеть над письмами в такое утро, вместо того чтобы обойти владения, порядок навести, работников пожурить и с соседями потолковать в свое удовольствие! Ну, нет! Да чтоб меня… Да подите вы… Впрочем, подождите минутку… Ну, конечно, дорогой Барсук! Что суть мои желанья по сравнению с желаньями других? Вы хотите, значит так тому и быть. Ступайте, закажите ужин — заказывайте все, что душа пожелает, не скупитесь, — а потом составьте компанию нашим юным друзьям в их невинных забавах. И не думайте о моих заботах и хлопотах: я жертвую это чудесное утро на алтарь великой дружбы моей.
Барсук испытующе глянул на него. В этом ясном, открытом лице трудно было отыскать хоть облачко, которое позволило бы заподозрить недостойный умысел в столь быстрой перемене настроения Жабба. Барсук нерешительно потоптался и вышел, соответственно, в сторону кухни, и как только его шаги стихли, Жабб бросился к письменному столу.
Прекрасная мысль посетила его, пока он препирался! Он таки напишет пригласительные письма: подчеркнёт ту решающую роль, которую довелось сыграть в сражении именно ему; опишет Крестного Хоря, некрасиво распростертого в блюде с заливным; не забудет вскользь упомянуть о своих приключениях и о том, что подробное жизнеописание героя предусмотрено программой вечера, которую он замыслил вложить в конверт на отдельном листочке и вчерне представлял себе примерно так.
1. Вступительное слово выст. м-р. Жабб
(в течение вечера м-р Жабб произнесёт ещё несколько спичей)
2. Доклад выст. м-р Жабб
Краткое содержание доклада: Наша тюремная практика. По рекам и каналам старой Англии. Барышничество: путь к преуспеянию. Назад, к земле. Типичный английский помещик: опыт анализа.
3. Песня исп. м-р Жабб
(сочинение исполнителя)
В ХОДЕ ВЕЧЕРА композитором БУДУТ ИСПОЛНЕНЫ
И ДРУГИЕ ВОКАЛЬНЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ композитора
Идея так захватила Жабби, что работал он с увлечением, и к полудню с письмами было покончено, — а тут, как нельзя более кстати, вошел камердинер и доложил, что-де какой-то чумазый мафиози интересуется, не сможет ли он быть полезным для джентльменов. Жабб прошествовал на крыльцо и увидел одного из недавних пленников, который, подобострастно склонив головенку, жаждал распоряжений. Жабб потрепал его по щеке, всучил ему пачку писем и велел попроворнее их доставить; если же ему вздумается зайти вечерком, что ж, возможно, для него найдется шиллинг, а может, и не найдется — всяко бывает, — и хорек, весьма польщенный, преданно поспешил исполнять поручение.
Когда животные, бодрые и посвежевшие после купания, вернулись к ленчу, Крот, которого мучили угрызения совести, неуверенно поглядывал на Жабба, рассчитывая увидеть его обозленным и подавленным. Вопреки ожиданиям, Жабб вел себя с такою светской спесью, что Крот заподозрил что-то нехорошее, а Крыс обменялся с Барсуком многозначительным взглядом.
Молча откушав, Жабб шумно встал из-за стола, утопил лапки в карманах брюк и, небрежно бросив: «Ну-с, чувствуйте себя, как дома. Прислуга в вашем распоряжении», — продефилировал в оранжерею, намереваясь отредактировать речи в тени экзотических растений.
Но тут подоспел Крыс и взял его под пухлый локоток. Жабб догадывался, что это может означать, а потому предпринял энергичную попытку высвободиться, но когда справа подошел еще и г-н Барсук, он понял, что сопротивление бесполезно. Животные, почти оторвав Жабби от пола, препроводили его в курительную и втиснули в кресло. Захлопнув двери, они приблизились к Жаббу и молча встали у него над душой. Жабби переводил недобрый взгляд с одного на другого.
— А теперь послушайте, Жабб, — заговорил Крыс. — Речь пойдет о банкете, и я сожалею, что вынужден разговаривать с вами в таком тоне. Нам хотелось бы, чтоб вы со всей ясностью, раз и навсегда поняли, что никаких спичей и никаких песен не будет. Потрудитесь уловить, что в данном случае мы не обсуждаем вопрос, а просто-напросто закрываем его.
«Конец!» — уныло подумал Жабб. — «Они обо всём догадались, они обошли его, они насквозь его видят — друзья, называется. Мечты растоптаны».
— Нельзя ли мне спеть хоть одну коротенькую частушку? — жалостливо спросил он.
— Ни одной, — отрезал Крыс, но сердце его обливалось кровью, и он поспешил отвести глаза от искажённого горем лица друга. — Не надо, Жабби. Вы же знаете: все ваши песни — сплошное бахвальство, хвастовство и чванство, а речи — самовосхваление и… и… гиперболы, что ли, и…
— И газы, — вставил верный себе Барсук.
— Это для вашей же пользы, Жабби, — продолжал Крыс. — Рано или поздно, вам предстоит начать новую жизнь, а сейчас самое подходящее время. Поворотный пункт в вашей жизни. Веха… Пожалуйста, не думайте, что говорить всё это мне менее тяжело, чем вам выслушивать.
Жабб думал долго-предолго. Наконец, он поднял голову: его собранное лицо еще сохраняло следы беспощадной борьбы с самим собой.
— Вы одержали верх, друзья мои, — голос Жабба дрожал. — Тот пустяк, о котором я осмелился просить вас… пожить полноценной жизнью ещё один вечер, в последний раз побыть собою и услышать гром аплодисментов, которые всегда казались мне — до некоторой степени — признанием моих достоинств… Но вы правы; не прав я. С этой минуты вы перестанете узнавать меня. У вас больше не будет повода краснеть за Жабби. Но, боже мой, как жесток, как черств этот мир!
Закрыв лицо лапками, он на нетвердых ногах вышел из комнаты.
— Барсук, — окликнул Крыс. — Я чувствую себя скотиной. А вы? — вы что-нибудь чувствуете?
— Понимаю, понимаю, — угрюмо кивнул Барсук. — Мы выполняли свой долг. Пареньку здесь жить да жить. А для этого необходимо остепениться и заслужить всеобщее уважение. Вы же не хотите, чтоб он прослыл за дурачка, над которым даже хорьки потешаются?
— Только не это, — содрогнулся Крысси. — Кстати, о мафии: как вовремя мы с Кротом встретили этого чумазого! Памятуя о ваших опасениях, я заглянул в парочку конвертов — позорище! Все до единого пришлось изъять, и сейчас старина Крот в голубой гостиной заполняет стандартные пригласительные билеты.
Час банкета близился, а Жабб, уединившись в спальне, все сидел и сидел, не шелохнувшись, погруженный в меланхоличные раздумья. Положив голову на лапы и широко раскрыв пересохшие глаза, он тосковал, время от времени испуская невероятно тяжелые вздохи. Впрочем, с каждым новым вздохом лицо его светлело и вскоре расцвело долгой улыбкой, потом еще одной, и еще. До ушей Жабба стало доноситься неловкое, застенчивое хихиканье, и он, сообразив, что хихикать, кроме него, было некому, встал, запер двери и опустил шторы. Осторожно, стараясь не шуметь, он выстроил стулья полукругом и, встав перед ними, заметно выпятил грудь. Затем он поклонился, два раза кашлянул в кулачок и в полузабытьи лирическим тенором запел перед завороженной публикой о том, что его воображению виделось так ясно!
Восвояси прибыл Жабб!
Была паника в гостиных,
В залах шум стоял и гам,
Кравы в стойлах голосили,
Кони ржали тут и там,
Когда прибыл Жабб!
Восвояси прибыл Жабб!
Бились стекла, лбы трещали
Под дубиной молодца,
Крестный Хорь просил пощады
Из объедков холодца,
Когда прибыл Жабб!
Барабана слышен бой!
Честь солдаты отдают, и
Дамы слезы льют в манто,
По стране гремят салюты,
И бибикают авто:
Это шествует герой!
Грянем дружное ура!
Пусть беснуется народ,
Пусть танцует и поет,
В честь животного, которым
Он по праву очень горд,—
Грянем дружное ура!
Пел он громко, с большим пылом, почти яростно, а когда песня кончилась, он не замедлил исполнить ее на бис.
Потом он глубоко вздохнул — так глубоко, что воздуха хватило бы на третье исполнение песни — обмакнул расческу в стакан с минеральной водой, расчесал волосы на пробор и придавил их лапками ко лбу. Отперев дверь, он медленно спустился по лестнице в гостиную встречать гостей.
Животные чрезвычайно оживились при виде хозяина, столпились вокруг него, осыпая поздравлениями и комплементами его мужеству, хитроумию и бойцовским качествам, однако Жабб лишь слабо улыбался в ответ: «Отнюдь!» или, для разнообразия: «Напротив!».
Выдр, стоя на ступеньке камина в кружке восхищенных слушателей, излагал свой план сражения, который непременно бы осуществил, окажись он на месте сутками раньше. Увидев Жабба, он протиснулся к нему, со слезами обнял и попытался сделать с ним круг почета, но Жабб с мягкой бесцеремонностью отстранил его, скромно заметив, что мозгом операции был г-н Барсук, поделивший тяготы подвигов с Водяным Крысом и Кротом, а он, Жабб, всего лишь рядовой, ничего, или почти ничего для победы не сделавший. Животных явно обескуражила такая позиция, и Жабби, переходя от гостя к гостю и вежливо отклоняя их похвалы, чувствовал, что стал объектом всеобщего и самого пристального внимания.
Барсук заказал все самое лучшее, так что банкет имел обычный для Жаббз-Холла успех. Гости много говорили, много смеялись, а Жабб, сидевший, естественно, во главе стола, смотрел в тарелку, изредка обмениваясь с соседями ничего не значащими фразами. Порой он воровато стрелял глазами в сторону Барсука и Крыса, и всякий раз чувство жгучего удовлетворения переполняло его: они сидели, уставившись друг на друга с разинутыми ртами.
Некоторые из гостей, — те, что были помоложе да порезвее, — вскоре начали шушукаться: на их взгляд, банкету недоставало былой разухабистости. Послышался ропот и недовольные выкрики с мест:
— Жабб! Речь давай! Возьмите слово, Жабби! Песню! Даешь песню!
Но Жабб, отечески улыбаясь, отрицательно двигал головой, поднимал лапу в знак немого протеста и, посредством настойчивых просьб отведать деликатесов, негромких переговоров с родителями юнцов, несозревших для светских раутов, ему удалось дать понять всем присутствующим, что неофициальной части вечера ждать не следует.