– Я знаю, это всего лишь… захудалый, убогий домишко, – с трудом выдавил он и судорожно продолжил: – Не то что… твой уютный дом… или роскошное поместье Жаба… или огромный дом Барсука… но это был мой собственный домишко… и я его любил… а потом ушел и забыл о нем… и вот вдруг я его почуял… там, на дороге… и позвал тебя… но ты не слушал меня… и тут на меня нахлынуло… мне так захотелось увидеть его!.. О боже, боже!.. Но ты не вернулся, Крысик… и мне пришлось пройти мимо, хотя… хотя я чувствовал его запах… Я думал, у меня сердце разорвется… Ведь можно было пойти… посмотреть на него хоть одним глазком, Крысик… одним глазком… он был совсем рядом… но ты не захотел вернуться, Крысик… не захотел! О боже, боже!
Воспоминания вызвали новый прилив горя, и Крот снова захлебнулся рыданиями.
Крыс молчал, глядя прямо перед собой и ласково поглаживая Крота по плечу. Спустя какое-то время он грустно произнес:
– Теперь я все понял! Какой же я оказался свиньей! Да, я – свинья! Настоящая свинья!
Он подождал, пока рыдания Крота сделались менее бурными и более размеренными, потом еще подождал, пока они превратились в более редкие всхлипы, после чего встал и, спокойно заметив: «Ну, теперь нам действительно лучше поторопиться, старина!» – направился назад по трудной дороге, которой они только что пришли.
– Куда ты (ик!) идешь (ик!), Крысик? – встревоженно окликнул его Крот, все еще обливаясь слезами.
– Мы найдем твой дом, дружище, – по-доброму отозвался Крыс, – так что давай догоняй, потому что придется его поискать, и тут без твоего носа не обойтись.
– Ой-ой, вернись, Крысик, вернись! – закричал Крот, вскакивая и бросаясь вдогонку. – Говорю тебе, нельзя этого делать! Уже слишком поздно и слишком темно, и дом слишком далеко, и снег сейчас повалит! И… мне не следовало рассказывать тебе о своих чувствах… у меня это вырвалось случайно и было ошибкой! Подумай о Реке и о своем ужине!
– Да бог с ней, с Рекой, и с ужином тоже! – сердечно ответил Крыс. – Я найду твой дом, даже если понадобится искать его всю ночь. Так что выше голову, старина, давай свою руку, и мы дойдем туда очень скоро.
Не переставая хлюпать носом и умолять, Крот нехотя позволил своему не терпящему возражений товарищу потащить себя по дороге назад; без умолку весело болтая и рассказывая всякие истории, Крыс старался поднять Кроту настроение и скрасить утомительную дорогу. Когда наконец ему показалось, что они приближаются к тому месту, где Крота «накрыло», он сказал:
– А теперь кончаем болтовню. Сосредоточься и пусти в ход свой нос.
Они еще немного прошли молча, но тут Крыс внезапно насторожился, ощутив что-то вроде слабого электрического тока, который передавался ему через ладонь, державшую руку Крота, и пробегал по всему телу. Он тут же отпустил Кротовью руку, отступил на шаг назад и стал ждать, весь обратившись во внимание.
Крот явно улавливал какие-то сигналы. С минуту он стоял неподвижно, ноздри его поднятого кверху носа слегка трепетали, он принюхивался. А потом, сорвавшись с места, бросился вперед… нет, не туда… назад… в сторону… и наконец медленно, но уверенно – в найденном направлении.
Крыс, чрезвычайно взволнованный, следовал по пятам за Кротом, который, подобно лунатику, руководствуясь только нюхом, перебрался через сухую канаву, продрался сквозь кусты, вышел на открытое поле без единого следа на снежном покрове и стал пересекать его в слабом свете, посылаемом на Землю звездами. И вдруг, безо всякого предупреждения, нырнул и исчез. Однако Крыс был начеку и моментально последовал за ним. Внизу оказался туннель, к которому привело Крота его безошибочное обоняние.
Тоннель был тесным и душным, в нем остро пахло землей, Крыс мог продвигаться по нему, только согнувшись, и ему показалось, что идти пришлось очень долго, прежде чем он смог выпрямиться, расправить плечи и отряхнуться. Крот чиркнул спичкой, и в свете маленького пламени Крыс увидел, что они стоят на чисто выметенной и посыпанной песком площадке прямо перед входной дверью маленького Кротовьего дома, на которой сбоку, над дверным колокольчиком, готическим шрифтом было написано краской:
Крот снял фонарь с гвоздя на стене, зажег его, и Крыс, оглядевшись, увидел, что они находятся в переднем дворике. С одной стороны от двери стояла садовая скамейка, с другой – каток. Крот был аккуратен во всем, что касалось его дома, и терпеть не мог, когда другие звери рылись в его дворе, оставляя после себя горки выкопанной земли. На стенах висели плетеные корзинки с папоротниками, перемежавшиеся полками, на которых стояли гипсовые статуэтки: младенец Самуил[1], королева Виктория, Гарибальди[2] и другие герои современной Италии. С одной стороны дворика располагался кегельбан, вдоль которого тянулись лавки и маленькие столики с кружочками-подставками для пивных кружек. В центре был устроен маленький овальный прудик с золотой рыбкой, обрамленный парапетом из раковин моллюсков. Из центра пруда поднималось причудливое сооружение, тоже облицованное ракушками и увенчанное большим шаром из посеребренного стекла, который отражал все окружающее в забавно искаженном виде, что производило веселый эффект.
Лицо Крота сияло при виде всех этих милых его сердцу вещей. Он повел Крыса в дом, зажег лампу в прихожей и окинул взглядом свое старое жилище. Увидев лежавший на всем толстый слой пыли, придававший дому заброшенный, безрадостный вид, мысленно оценив его жалкие размеры и видавшую виды потертую обстановку, он плюхнулся на стул тут же, в прихожей, опустил голову, закрыл мордочку лапами и печально воскликнул:
– Ох, Крысик! И зачем только я это сделал? Зачем привел тебя в этот жалкий холодный домишко, да еще в такую ночь, как сегодняшняя, ведь ты мог бы к этому времени сидеть у себя в доме на берегу Реки, в окружении собственных милых вещей и греть ноги перед разожженным камином!
Крыс не обратил ни малейшего внимания на его скорбные причитания. Он расхаживал по дому, открывал двери, осматривал комнаты и шкафы, зажигал лампы и свечи и расставлял их повсюду.
– Какой капитальный маленький дом! – весело восклицал он. – Такой компактный! Так отлично распланированный! В нем все есть и все на своих местах! Мы замечательно проведем здесь ночь. Первое, что нам нужно, это хорошенько растопить камин. Я об этом позабочусь – я всегда знаю, где что найти. Значит, это гостиная? Великолепно! Эти встроенные в стену маленькие коечки твоя идея? Очень удобно! Ладно, я пошел за дровами и углем, а ты бери тряпку – она наверняка лежит в одном из ящиков кухонного стола – и вытирай пыль. Ну, давай, старина, пошевеливайся!
Воодушевленный столь деятельным присутствием товарища, Крот встал и принялся энергично и добросовестно вытирать пыль и наводить глянец на мебель, пока Крыс, несколько раз сбегав во двор за дровами, разводил огонь, который вскоре уже весело плясал в камине, а дым от него, поднимаясь, приятно ревел в дымоходе. Крыс жестом пригласил Крота подойти погреться, но на того снова накатил приступ хандры. В отчаянии он рухнул на койку и зарылся мордочкой в пыльную тряпку.
– Крыс, – простонал он, – а как же твой ужин? Бедный ты замерзший, уставший, голодный зверь! У меня ведь ничего нет… ничего… ни крошки!
– Да что ж ты так легко впадаешь в уныние? – пожурил его Крыс. – Только что я видел консервный нож в ящике кухонного стола. А это, как всем известно, означает, что где-то поблизости имеется банка сардин. Ну-ка вставай! Соберись и идем со мной фуражировать.
Они отправились на поиски съестного, обыскивая каждый шкаф и каждый ящик стола. Конечный результат оказался не так уж плох, хотя мог быть и получше: банка сардин, почти полная коробка сухих галет и немецкие колбаски в упаковке из фольги.
– Банкет можно устраивать! – провозгласил Крыс, накрывая на стол. – Я знаю зверей, которые многое отдали бы за то, чтобы оказаться сегодня за нашим столом!
– У нас нет хлеба! – жалобно прорыдал Крот. – И масла нет, и…
– И pâté de foie gras[3] у нас нет. И шампанского! – подхватил Крыс со смехом. – Кстати, это наводит меня на мысль… Что это там за дверца в конце коридора? Твой погреб, разумеется! Определенно, в этом доме есть все, чего только пожелаешь! Минутку.
Он отправился в погреб и вскоре вернулся, немного припорошенный пылью, но неся в обеих лапах и под мышками по бутылке пива.
– Ну ты и мастер прибедняться, Крот, – пошутил он. – А на самом деле ни в чем себе не отказываешь. В жизни не видел такого прелестного домика. А где ты раздобыл эти эстампы? Они придают ему милый, уютный вид. Неудивительно, что ты так любишь его, Крот. Расскажи-ка мне, как ты все это придумал.
И пока Крыс деловито носил на стол тарелки, ножи, вилки и перекладывал горчицу в подставку для яиц, Крот, еще тяжело дышавший после недавнего всплеска эмоций, стал рассказывать – сначала застенчиво, потом, постепенно увлекаясь, все свободнее – о том, как он придумал это, как спланировал то, как это досталось ему совершенно неожиданно от тетушки, а вон то оказалось случайной счастливой находкой, а вот это он выменял у кого-то, а это купил на свои сбережения от трудов праведных, ну и экономить, конечно, приходилось. В конце концов настроение у него окончательно исправилось, он вошел в раж, ему хотелось погладить каждую свою вещицу, осветить лампой и продемонстрировать ее гостю во всех деталях, обстоятельно рассказать обо всех, он совсем забыл об ужине, о котором оба так мечтали; Крыс был отчаянно голоден, но старался не показывать этого, он серьезно кивал, морщил лоб и время от времени, когда выпадал шанс вставить слово, восклицал «Замечательно!» или «Невероятно!».
Наконец Крысу удалось заманить Крота за стол, и он уже с самым серьезным видом принялся открывать консервную банку, когда с переднего двора послышались какие-то звуки. Они напоминали шарканье маленьких ножек и смущенное бормотанье тоненьких голосов, иногда доносились обрывки фраз: «Так, стройтесь в линейку… Томми, держи фонарь повыше… Прочистите горлышки… чтобы никто не кашлял после того, как я сосчитаю до трех… А где малыш Билли?.. Иди сюда, мы тебя ждем…»