– Что происходит? – спросил Крыс, прервав работу.
– Думаю, это полевые мыши, – ответил Крот не без некоторой гордости. – В это время они постоянно ходят по округе и колядуют. В наших краях они представляют собой своего рода организацию. И никогда не обходят меня стороной, Кротовый тупик – последний пункт на их пути. Я, бывало, угощал их горячими напитками, а иногда – если мог себе это позволить – и ужином. Их пение напомнит мне о старых временах.
– Ну-ка давай поглядим на них! – воскликнул Крыс, вскакивая и подбегая к двери.
Когда они распахнули ее, их взорам предстало умильное зрелище. В тусклом свете рожкового фонаря во дворике полукругом выстроились восемь или десять полевых мышек с красными шерстяными шарфиками на шейках и засунутыми глубоко в карманы передними лапками, все топали ножками, чтобы согреться. Мышата застенчиво переглядывались глазками-бусинками, хихикали исподтишка, шмыгали носиками и все время вытирали их рукавами. В тот момент, когда открылась дверь, старший, державший фонарь, произнес:
– И раз, два, три!
И в воздух взвились тонкие пронзительные голоса. Это был один из старинных рождественских гимнов, сочиненных их давними предками где-то на скованных морозом полях, вспаханных под пар, или в занесенной снегом уютной норке и переданных потомству по наследству, чтобы те исполняли их на улицах под освещенными окнами домов в Рождественские святки.
Рождественский гимн
Здесь, снаружи, морозно и вьюга метет.
Ты впусти нас погреться, добрый дядюшка Крот.
В доме теплом, гостеприимном
Тихо мы посидим у камина,
А утром радость в твой дом придет!
Тут стоим мы, от холода заледенев,
Путь неближний прошли мы, опасность презрев,
Чтоб восславить Великое Рождество,
Скрасить песней вам нынешнее торжество,
Радость в дом ваш уютный призвать!
На ночном небосклоне звезда воссияла,
Весть благую в наш мир она ниспослала
И велела идти нам по свету,
Петь под окнами песенку эту,
Чтобы радость никого не миновала!
Сил Марии святой на весь путь не достало.
И, ведомый звездой, что над хлевом сияла,
Муж Иосиф завел ее внутрь, отдохнуть,
Чтоб наутро продолжить совместный их путь.
Утром новая жизнь в хлеву ликовала!
Кто ж первым Рождество святое возвестил
И к новой жизни мир наш грешный пробудил?
То даже ангелы небесные признали:
Овечки смирные, что в хлеве обитали.
Так пусть же радуется весь звериный мир!
Голоса стихли, певцы, застенчиво улыбаясь, исподтишка обменивались взглядами, наступила тишина. Впрочем, длилась она недолго. Откуда-то сверху и издалека, по тоннелю, через который они совсем недавно сюда пришли, донесся музыкальный благовест дальних колоколов, вызванивавших радостную мелодию.
– Отличное исполнение, мышата, – от души похвалил певцов Крыс. – А теперь заходите, погрейтесь у камина и выпейте чего-нибудь горячего!
– Да-да, заходите, мышата, – с энтузиазмом подхватил Крот. – Прямо как в старые добрые времена! Закройте за собою дверь. Пододвиньте эту скамейку поближе к огню и подождите минутку, пока я… Ох, Крысик, – в отчаянии перебил он сам себя, плюхаясь на табуретку; в глазах его снова стояли слезы. – Что нам делать? Ведь нам нечем их угостить!
– Предоставь это мне, – сказал находчивый Крыс. – Ну-ка вот ты, тот, что с фонарем, иди-ка сюда. Мне нужно с тобой поговорить. Скажи, в это время года в округе есть магазины, которые работают круглосуточно?
– А как же, сэр, конечно, – почтительно ответил мышонок. – В это время года наши магазины открыты в любой час дня и ночи.
– Тогда слушай, – сказал Крыс. – Сейчас ты вместе со своим фонарем пойдешь и принесешь мне…
Далее разговор пошел на приглушенных тонах, и до Крота доходили лишь обрывки фраз: «Только свежего, имей в виду!.. Нет, одного фунта хватит… Но только фирмы “Баггинс”, других я не признаю… Нет, только самое лучшее, если там не будет, поищи где-нибудь еще… Да, конечно, свежеприготовленная, никаких консервов… Ну, ты уж постарайся!» Наконец звякнули монеты, переходя из лап в лапы, мышонка снабдили вместительной корзинкой для покупок, и он отбыл вместе со своим фонарем.
Остальные мышата уселись рядком на лавке, болтая не достававшими до пола маленькими ножками, наслаждаясь теплом, исходившим от камина, и потирая озябшие щечки, пока их не стало покалывать. Между тем Крот, не сумев втянуть их в непринужденный разговор, погрузился в семейные истории, заставив каждого перечислить имена их многочисленных братьев, которые, как он понял, были еще слишком малы, чтобы участвовать в этом году в колядовании, но которые ожидали родительского разрешения на будущий год.
Крыс тем временем разглядывал этикетку на одной из пивных бутылок.
– Вижу, это «Старый Бертон», – одобрительно произнес он. – Очень толково, Крот! То что надо! Мы сможем сделать горячий глинтвейн. Приготовь-ка все, что требуется, пока я буду откупоривать бутылки.
Много времени не понадобилось, чтобы смешать напиток и поместить сосуд в раскаленное сердце очага, и вскоре уже все мышата, давясь и кашляя (потому что для малышей этот напиток непривычен), потягивали горячий глинтвейн, вытирая слезы, смеясь и напрочь забыв, что совсем недавно чуть не окоченели.
– Они еще и спектакли ставят, эти ребята, – рассказывал Крысу Крот. – Сами сочиняют, а потом разыгрывают. И у них здорово получается, должен сказать! В прошлом году они устроили нам отличное представление о полевом мыше, захваченном в плен корсарами, которые отправили его на галеры, а когда он сбежал от них и вернулся домой, оказалось, что его возлюбленная ушла в монастырь. Вот ты, – обратился он к одному из мышат, – помню, ты участвовал в том спектакле. Встань-ка и продекламируй нам что-нибудь из него.
Мышонок встал, робко хихикая, огляделся вокруг и… не смог вымолвить ни слова. Товарищи подбадривали его, Крот уговаривал и пытался воодушевить, а Крыс дошел до того, что схватил его за плечи и встряхнул, но ничто не могло победить его страх сцены. Все без исключения трудились как могли, словно члены Королевского гуманного общества[4], дотошно соблюдающие регламент спасения утопающего, когда щелкнул замок, открылась дверь, и на пороге появился мышонок с фонарем, сгибавшийся под тяжестью набитой покупками корзинки.
Когда вполне реальное и весьма обильное содержание ее было выгружено на стол, все вмиг забыли о театральном действе. Под генеральным командованием Крыса все были пристроены к делу или отправлены за чем-нибудь. Несколько минут – и ужин был готов. Крот, словно во сне занявший место во главе стола, посмотрел на только что пустовавшую столешницу, уставленную аппетитными вкусностями, на своих маленьких друзей, тут же бросившихся к столу с сияющими лицами, и позволил себе – поскольку был по-настоящему голоден – предаться наслаждению появившимися словно по волшебству яствами, думая при этом о том, как счастливо в итоге закончилось его возвращение домой. За ужином вспоминали о старых временах, мыши поведали Кроту последние местные сплетни и, как могли, ответили на сотни его вопросов. Крыс говорил мало, чаще всего молчал, лишь следил за тем, чтобы у каждого гостя было все, чего ему хотелось, причем в изобилии, и чтобы Крот ни о чем не беспокоился.
Наконец, расточая благодарности и поздравления, гости шумно удалились с карманами, полными гостинцев для их младших братьев и сестер. Когда дверь закрылась за последним из них и звяканье фонарей затихло вдали, Крот с Крысом снова разворошили поленья в очаге, придвинули кресла к камину, налили по последней чаше глинтвейна и обсудили события минувшего долгого дня, после чего Крыс от души зевнул и сказал:
– Крот, старина, я с ног валюсь. Сказать, что я хочу спать, – ничего не сказать. Твоя койка – вон та? Отлично, тогда я лягу на этой. Ну что за чудесный домик! Как же здесь все сподручно!
Он вскарабкался на койку, до подбородка укутался одеялом, и сон тотчас поглотил его, как жатка заглатывает срезанную полосу ячменя.
Усталый Крот тоже без промедления улегся в постель и опустил голову на подушку к великой своей радости и удовольствию. Но прежде чем закрыть глаза, он обвел взглядом свою старую комнату в мягких отсветах огня, игравших на знакомых и любимых вещах, которые незаметно, сами собой давно стали неотъемлемой частью его жизни и теперь без малейшего упрека приняли его обратно. Он пребывал сейчас в том душевном состоянии, к которому деликатный Крыс потихоньку подводил его. Он ясно видел, каким простым, незамысловатым – даже скудным – был его домишко, но при этом прекрасно понимал, как много он для него значит, и хорошо знал цену существованию такого надежного прибежища в жизни каждого. Он вовсе не хотел отказываться от новой жизни с ее восхитительными пространствами и поворачиваться спиной к солнцу, воздуху и всему тому, что она сулила, заползать под землю и оставаться здесь навсегда. Мир там, наверху, был слишком притягателен, он по-прежнему манил Крота даже тут, под землей, и Крот понимал, что вернется в него. Но было отрадно думать, что есть место, куда он тоже всегда может вернуться, место, принадлежащее только ему, и эти вещи, которые всегда будут рады видеть его снова и на чье немудреное гостеприимство он может безоговорочно рассчитывать.
Глава VI. Мистер Жаб
Стояло солнечное утро раннего лета; Река снова вошла в свои берега и вернулась к привычному течению; под жарким солнцем все зеленело, распускалось и прорастало навстречу ему, словно оно вытягивало ростки из земли за ниточки. Крот и Крыс поднялись еще на рассвете, у них было много дел, связанных с лодками и открытием водного сезона, нужно было красить, лакировать, чинить весла и подушки, искать лодочные крюки и так далее. Они заканчивали завтракать в своей маленькой гостиной, горячо обсуждая заботы предстоящего дня, когда послышался громкий стук в дверь.