Ветер в ивах — страница 14 из 33

– Сделай милость, Крот, – попросил Крыс, доедавший яйцо, – поскольку ты закончил, посмотри, кто там.

Крот направился к двери, и Крыс услышал его удивленный возглас. Потом дверь в гостиную распахнулась, и Крот торжественно доложил:

– Мистер Барсук!

Было совершенно неожиданно, чтобы Барсук нанес им – да и вообще кому бы то ни было – официальный визит. Обычно, если он бывал кому-то нужен, его приходилось подстерегать, когда он незаметно пробирался вдоль живой изгороди рано утром или поздно вечером, или настигать в его собственном доме в лесной чаще, что являлось непростым предприятием.

Тяжелой поступью Барсук вошел в комнату и остановился, очень серьезно глядя на двух зверей. У Крыса ложка, которой он ел яйцо, выпала из лапы прямо на скатерть, и слегка отвалилась челюсть.

– Час настал! – произнес наконец Барсук со всей торжественностью.

– Час – для чего? – смущенно спросил Крыс, бросая взгляд на каминные часы.

– Вернее было бы спросить – для кого, – ответил Барсук. – Для Жаба, разумеется! Жабий час! Я же обещал, что примусь за него, как только закончится зима, и собираюсь сделать это прямо сегодня!

– Жабий час, ну конечно! – в восторге воскликнул Крот. – Ура! Теперь я вспомнил! Мы заставим его взяться за ум!

– Сегодня утром, – продолжил Барсук, опираясь на спинку стула, – как мне стало вчера вечером известно из надежного источника, в Жаб-холл будет доставлен для апробации еще один новый и чрезвычайно мощный автомобиль. Не исключено, что именно в данный момент Жаб облачается в один из своих экстравагантных костюмов, которые так обожает и которые превращают его из (относительно) благопристойно выглядящего животного в Объект, доводящий любого здравомыслящего зверя, повстречавшегося ему на пути, до истерического припадка. Мы должны принять меры, пока не поздно. Вы оба пойдете со мной в Жаб-холл сейчас же, и мы проведем операцию по спасению его хозяина.

– Ты совершенно прав! – вскричал Крыс, вставая. – Мы спасем несчастного зверя! Мы его вразумим! Он станет самой вразумленной жабой, какую видел свет, уж мы с ним разберемся!

И они тут же отправились выполнять свою милосердную миссию, Барсук возглавлял шествие. Звери, когда они вместе, соблюдают положенный здравый порядок, не разбредаются в стороны, а идут цепочкой, чтобы в случае опасности или затруднений суметь поддержать друг друга.

Дойдя до подъездной аллеи Жаб-холла, они, как и предполагал Барсук, обнаружили стоявший перед домом сверкающий новенький автомобиль огромных размеров и ярко-красного цвета (любимого цвета Жаба). Когда они приблизились к двери, та распахнулась, и мистер Жаб, в защитных очках-консервах, в кепи, гетрах и пальто немыслимых размеров, с самодовольным видом начал спускаться по ступенькам, натягивая перчатки с крагами.

– Привет! Заходите, ребята! – весело воскликнул он, завидев их. – Вы как раз вовремя, чтобы отправиться вместе со мной в веселое… э-э… веселое… веселое…

Его радостные восклицания захлебнулись при виде суровых, непреклонных взглядов на лицах его безмолвных друзей, и приглашение осталось незаконченным.

Барсук прошагал вверх по лестнице.

– Ведите его в дом, – строго велел он своим спутникам и, когда те стали заталкивать сопротивлявшегося и протестовавшего Жаба в дверь, обернувшись, сказал шоферу, доставившему новый автомобиль на пробу:

– Боюсь, сегодня вы не понадобитесь. Мистер Жаб передумал. Ему не нужна эта машина. Решение окончательное. Вам незачем ждать.

С этими словами он последовал за остальными и закрыл за собой дверь.

– А теперь, – сказал он Жабу, когда все четверо оказались в вестибюле, – прежде всего сними с себя эти дурацкие вещи!

– Не сниму! – запальчиво ответил Жаб. – Что означает этот грубый произвол? Я требую немедленных объяснений.

– Тогда вы сними́те их с него, – приказал Барсук своим спутникам.

Чтобы выполнить распоряжение Барсука, тем пришлось повалить лягавшегося и ругавшегося Жаба на пол. Крыс оседлал его и удерживал, пока Крот один за другим снимал с него его автомобильные доспехи, потом они снова поставили его на ноги. Без шоферских аксессуаров спеси у Жаба поубавилось. Теперь он снова стал просто Жабом, а не Грозой дорог; тихо хихикая, он переводил смущенный взгляд с одного из гостей на другого и, казалось, отлично понимал, что происходит.

– Ты ведь знал, что рано или поздно все этим кончится, Жаб, – сурово сказал Барсук. – Ты игнорировал наши предупреждения и продолжал позорить всех окрестных животных своей бесшабашной ездой, авариями и столкновениями с полицией. Независимость – это, конечно, прекрасно, но мы, звери, никогда не позволяем своим друзьям выходить за определенные рамки и делать из себя идиотов. А ты за эти рамки уже вышел. Ты во многих отношениях хороший парень, и я не хочу быть с тобой слишком строгим. Поэтому предприму еще одну попытку образумить тебя. Сейчас мы с тобой пройдем в курительную комнату, ты выслушаешь то, что я тебе скажу о тебе самом, и посмотрим, выйдешь ли ты из нее тем же Жабом, каким войдешь.

Он крепко взял Жаба под руку, завел его в курительную комнату и закрыл дверь.

– Толку от этого не будет, – мрачно заметил Крыс. – Разговорами Жаба не проймешь. Пообещать-то он может что угодно.

Удобно расположившись в креслах, они терпеливо ждали. Через закрытую дверь до них долго доносился непрерывный рокот барсучьего голоса, с выразительными, то возвышающимися, то падающими интонациями, потом они стали замечать, что время от времени проповедь Барсука прерывается глубокими всхлипами, скорее всего вырывавшимися из груди Жаба, который был существом мягкосердечным и внушаемым, поэтому его легко было склонить на свою сторону… в конкретный момент.

Спустя минут сорок пять дверь открылась, и из курительной вышел Барсук, торжественно ведя за лапу ссутулившегося и удрученного Жаба. Шкура на нем обвисла, ноги дрожали, а щеки были изборождены многочисленными следами слез, вызванных проникновенными речами Барсука.

– Сядь, Жаб, – ласково сказал Барсук, указывая на стул, и продолжил, обращаясь к Крысу с Кротом: – Друзья, я рад сообщить вам, что Жаб наконец осознал свои ошибки. Он искренне сожалеет о своем непродуманном поведении в прошлом и принял решение покончить с автомобилями раз и навсегда. Он дал мне в том торжественное обещание.

– Отличная новость, – серьезно сказал Крот.

– И впрямь чудесная новость, – согласился Крыс, безо всякой, впрочем, уверенности. – Если только… если только…

Говоря это, он очень пристально смотрел на Жаба, не в силах избавиться от впечатления, что заметил нечто, отдаленно напоминающее подмигивание в его все еще печальных глазах.

– Осталось только одно, – продолжил довольный Барсук. – Жаб, я хочу, чтобы ты торжественно повторил перед лицом друзей то, в чем ты только что поклялся мне в курительной комнате. Во-первых, что ты сожалеешь о содеянном и признаешь, что вел себя глупо и неправильно.

Последовала очень долгая пауза. Жаб так и сяк изображал отчаяние, остальные ждали в суровом молчании. Наконец он заговорил.

– Нет! – выкрикнул он немного печально, но упрямо. – Я не сожалею. И это было совсем не глупо! Это было просто восхитительно!

– Что?! – воскликнул Барсук, крайне возмущенный. – Ах ты, обманщик! Разве ты не сказал мне только что, там…

– Да, да – там, – нетерпеливо перебил его Жаб. – Там я был готов сказать что угодно. Ты так красноречив, дорогой Барсук, говоришь так трогательно, так убедительно и так красиво все формулируешь… Там ты мог делать со мной все, что захочешь, ты это знаешь. Но потом я еще раз перебрал все в уме, обдумал и понял, что я ничуть не жалею и ни в чем не раскаиваюсь, поэтому было бы нечестно с моей стороны говорить, будто это не так.

– Значит, ты не обещаешь больше и близко не подходить ни к одному автомобилю? – грозно спросил Барсук.

– Разумеется, нет! – с горячностью ответил Жаб. – Напротив. Я клятвенно обещаю, что, как только увижу первый попавшийся автомобиль, я тут же – фьюить! – укачу на нем!

– Ну, что я говорил? – заметил Крыс, обращаясь к Кроту.

– Что ж, отлично, – решительно сказал Барсук, вставая. – Раз уговоры на тебя не действуют, посмотрим, что можно сделать силой. Я очень надеялся, что до этого не дойдет. Жаб, ты неоднократно приглашал нас троих погостить у тебя в твоем красивом доме. Мы принимаем приглашение. Когда нам удастся вправить тебе мозги, мы уйдем, но не раньше. Отведите его наверх, – повелел он своим спутникам, – и заприте в спальне, пока мы будем улаживать свои дела.

– Это для твоего же блага, Жабик, понимаешь? – терпеливо, по-доброму объяснял Крыс, когда двое верных друзей тащили его, брыкающегося и вырывающегося, наверх. – Ты только подумай, как весело, словно в старые времена, нам будет вместе, когда ты избавишься от… этих своих болезненных наваждений!

– Мы будем о тебе очень хорошо заботиться, пока ты не выздоровеешь, – добавил Крот, – и проследим, чтобы твои деньги не вылетали на ветер, как прежде.

– И больше никаких неприятных инцидентов с полицией, Жаб, – продолжил Крыс, заталкивая его в спальню.

– И долгих недель на больничной койке под командованием медсестер, – снова подхватил Крот, поворачивая ключ в замке.

Пока они спускались по лестнице, им вслед из замочной скважины неслись проклятия. Потом трое друзей собрались, чтобы обсудить ситуацию.

– Дело будет утомительное, – со вздохом сказал Барсук. – Никогда еще не видел Жаба так решительно настроенным. Тем не менее мы справимся. Его ни на минуту нельзя оставлять без присмотра. Будем караулить его по очереди, пока его организм не очистится от этого яда.

Они составили график дежурств. Каждому предписывалось в свою очередь ночью спать в спальне Жаба, поделили они между собой и дневные вахты. Поначалу Жаб страшно испытывал терпение своих надзирателей. Когда им овладевал приступ буйства, он расставлял стулья у себя в спальне в форме автомобиля, скорчивался на первом из них, подавшись вперед, устремив взгляд куда-то вдаль и издавая резкие ужасающие звуки, пока не доводил себя до исступления, после чего, произведя замысловатый кульбит, сваливался на пол и в прострации валялся среди обломков стульев, явно наслаждаясь достигнутым результатом. Со временем, однако, эти приступы случались все реже, и друзья пытались направить ход его мыслей по другим каналам. Но, судя по всему, ничто другое не вызывало у него интереса, и он становился все более безразличным и подавленным.