Добродушный Крот взял палку, выстроил пленников цепочкой, скомандовал: «Шагом марш!» – и повел свой отряд на второй этаж. Спустя недолгое время он вернулся, улыбаясь, и сказал, что все спальни готовы и сияют, как новенькие.
– А задавать им взбучку я не стал, – добавил он. – Подумал, что на сегодня с них довольно. Они со мной охотно согласились, сказав, что и сами не хотят меня утруждать. Они вообще чувствовали себя виноватыми, сожалели о том, что наделали, сообщили, что во всем виноваты их Предводитель и горностаи, и выразили готовность сделать для нас все, чего мы пожелаем, в любое время, стоит нам только их позвать. Так что я дал им по булке и выпустил через заднюю дверь. Видели бы вы, как они удирали!
Отчитавшись таким образом, Крот придвинул стул к столу и налег на холодный язык, а Жаб, будучи джентльменом, смирил свою гордыню и сердечно произнес:
– Благодарю тебя от души, дорогой Крот, за все твои усилия, а особенно – за находчивость, проявленную тобою нынешним утром, прости за неприятности и страдания, которые пришлось тебе перенести сегодня вечером.
Барсуку это очень понравилось, и он сказал:
– Вот это речь, достойная храброго Жаба!
Они закончили ужин довольные и радостные и в конце концов отошли ко сну, улегшись на чистые простыни в теперь уже безопасном родовом доме Жаба, отвоеванном благодаря их непревзойденной доблести, виртуозной стратегии и умелому владению дубинками.
Следующим утром Жаб, как обычно заспавшийся, спустился к завтраку позорно поздно и обнаружил на столе яичную скорлупу, остывшие и зачерствевшие огрызки тостов, на три четверти пустой кофейник и, право, больше ничего, что не улучшило ему настроения, учитывая тот факт, что это был как-никак его дом. Через французские, до пола, окна малой столовой он увидел Крота и Крыса, сидевших в плетеных креслах на лужайке и явно рассказывавших друг другу забавные истории, потому что они оглушительно хохотали, дрыгая своими короткими ногами в воздухе. Когда Жаб вошел в комнату, Барсук сидел в кресле, углубившись в газету. Он поднял голову и коротко кивнул ему. Но Жаб хорошо знал своего друга, поэтому молча сел за стол, соорудил себе какой-никакой завтрак и лишь про себя подумал, что рано или поздно он с ними поквитается. Когда он уже заканчивал есть, Барсук снова оторвался от газеты и сдержанно сказал:
– Мне очень жаль, Жаб, но, боюсь, тебе предстоит много дел этим утром. Видишь ли, нам следует устроить банкет в ознаменование победы. Так положено, и от тебя этого ждут.
– Да, разумеется, – с готовностью согласился Жаб. – Всегда к вашим услугам. Только вот никак не возьму в толк, зачем устраивать банкет утром. Впрочем, ты знаешь, добрый мой друг Барсук: я живу не для себя, а только для того, чтобы угадывать желания друзей и стараться исполнять их.
– Не притворяйся глупее, чем ты есть на самом деле, – сердито сказал Барсук, – и не говори с полным кофе ртом, чтобы брызги не летели, – где твои манеры? Конечно же, я имел в виду устроить банкет вечером, но приглашения надо разослать немедленно, и написать их должен ты. Так что садись за стол – вон там лежат твои именные бланки с сине-золотой шапкой «Жаб-холл» – и пиши приглашения всем нашим друзьям. Если не будешь отвлекаться, то успеешь до обеда. Я тоже займусь делом, возьму на себя свою часть забот и закажу угощение.
– Что?! – потрясенно вскричал Жаб. – Я буду в такое прекрасное утро сидеть дома и писать кучу паршивых бумажек, когда мне хочется обойти свои владения, везде навести порядок, всех приструнить и получить от этого удовольствие?! Да ни за что! Я не… хотя… да, конечно, дорогой Барсук. Чего стоят мои желания и удобства по сравнению с желаниями других! Ты так хочешь – так и будет. Иди, Барсук, заказывай угощение, заказывай что хочешь, а потом присоединяйся к нашим друзьям на улице, которые в своем невинном веселье безразличны ко мне и всем моим заботам и трудам. Я приношу это чудесное утро в жертву на алтарь долга и дружбы!
Барсук посмотрел на него подозрительно, но искреннее и открытое выражение лица Жаба не позволяло предположить какой-нибудь недостойный мотив в столь резкой перемене настроения. Поэтому он направился в кухню, а Жаб, как только дверь за ним закрылась, поспешил к письменному столу. В процессе разговора с Барсуком его осенила блестящая идея. Он напишет приглашения, но упомянет в них ведущую роль, которую он сыграл в битве за освобождение Жаб-холла, и то, как он лично сразил Предводителя ласок, и намекнет на свои приключения и триумфальные победы, а на вкладыше изложит своего рода программу мероприятия, которая уже складывалась у него в голове.
Идея ему страшно понравилась, он принялся усердно трудиться, и к полудню все письма были готовы. Как раз в этот момент ему доложили, что у входа дожидается весьма затрапезного вида маленький ласка, который смиренно интересуется, не может ли он чем-нибудь быть полезен джентльмену. Жаб с важным видом вышел на крыльцо и увидел, что это – один из вчерашних пленников, вид у него был исключительно почтительный и исполненный желания чем-нибудь услужить. Жаб потрепал его по голове, сунул ему в лапу стопку приглашений и велел немедленно разнести их по адресам, и если гонец все сделает быстро, то может вернуться вечером – возможно, для него найдется шиллинг, а возможно, и нет. Бедный зверек, казалось, и впрямь был очень благодарен и с готовностью поспешил выполнять порученную ему миссию.
Когда остальные звери вернулись домой к обеду, очень оживленные и освежившиеся после утра, проведенного на реке, Крот, испытывавший некоторые угрызения совести, посмотрел на Жаба со смущением, ожидая, что тот будет на него дуться. Однако вид у Жаба был такой высокомерный и напыщенный, что у Крота возникли неопределенные подозрения, а Крыс и Барсук обменялись многозначительными взглядами.
Когда обед закончился, Жаб засунул лапы глубоко в карманы и небрежно сказал:
– Ну, а теперь я на время оставлю вас, друзья. Требуйте всего, чего пожелаете! – И с самодовольным видом уже направлялся в сад, где хотел обдумать кое-какие идеи для своих предстоящих выступлений, когда Крыс схватил его за руку.
Жаб догадывался, что последует дальше, и сделал все возможное, чтобы улизнуть, но, когда Барсук крепко взял его за другую руку, понял, что игра проиграна. Удерживая с двух сторон, друзья повели его в курительную комнату, выходившую в вестибюль, закрыли дверь и, усадив на стул, встали перед ним. Жаб сидел молча и смотрел на них весьма подозрительно и недовольно.
– Послушай, Жаб, – сказал Крыс, – это касается банкета, и мне очень неприятно, что приходится это тебе говорить, но мы хотим, чтобы ты усвоил твердо и бесповоротно: никаких речей и песен не будет. Постарайся понять, что на сей раз мы не спорим с тобой, а просто ставим тебя в известность.
Жаб понял, что он в ловушке. Они видят его насквозь и предугадывают его действия наперед. Его хрустальная мечта разбита вдребезги.
– Ну, может, одну маленькую песенку я все же им спою? – жалобно взмолился он.
– Нет, ни одной, даже самой маленькой, – твердо ответил Крыс, хотя сердце у него обливалось кровью при виде дрожащих губ бедного разочарованного Жаба. – Пойми, Жабик, это не делает тебе чести, ты ведь и сам знаешь, что все твои песни – сплошное самовосхваление и тщеславие, а речи – фанфаронство и… огромное преувеличение, и… и…
– Пустой треп, – невозмутимо закончил за него Барсук.
– Это для твоей же пользы, Жабик, – продолжал Крыс. – Ты ведь понимаешь, что рано или поздно должен перевернуть эту страницу и начать новую жизнь, и сейчас – самый подходящий для этого случай, своего рода поворотный момент в твоей биографии. Поверь, нам не менее больно говорить тебе это, чем тебе – выслушивать.
Жаб долго сидел в глубокой задумчивости, потом наконец поднял голову, на его лице были явственно видны следы глубокого эмоционального переживания.
– Вы победили, друзья мои, – произнес он надтреснутым голосом. – Просто мне хотелось всего на один вечерок продлить то, что доставляло мне такое удовольствие, позволить себе немного покрасоваться и услышать бурные аплодисменты, которые, как мне казалось, всегда пробуждали во мне мои лучшие качества. Но я понимаю: вы правы, а я – нет. Впредь я стану совсем другим. Друзья, вам никогда больше не придется краснеть за меня. Но – боже, боже! – как же это тяжело!
Прижав платок к лицу, он нетвердым шагом вышел из комнаты.
– Барсук, – сказал Крыс, – я чувствую себя злодеем. А ты – нет?
– Да понимаю я, понимаю, – мрачно ответил Барсук. – Но это необходимо было сделать. Нашему доброму другу здесь жить, надо, чтобы его уважали. Ты же не хочешь, чтобы он был для всех посмешищем, чтобы даже ласки и горностаи над ним издевались?
– Разумеется, нет, – сказал Крыс. – Кстати, о ласках. Хорошо, что мы перехватили того маленького ласку, когда он только отправился разносить приглашения Жаба. Я заподозрил что-то неладное, когда ты мне рассказал о своем утреннем разговоре с Жабом, и заглянул в эти приглашения, они оказались просто неприлично хвастливыми. Я забрал их, и теперь бедный Крот сидит в голубом будуаре и заполняет пригласительные карточки.
Время начала банкета приближалось, а Жаб, который, расставшись с друзьями, уединился в своей спальне, все еще сидел, печальный и задумчивый. Подперев голову лапой, он размышлял глубоко и долго. Но постепенно лицо его стало проясняться, и на нем заиграла мечтательная улыбка. Потом он смущенно, но довольно захихикал, встал, запер дверь, задернул шторы на окнах, собрал все стулья, выстроил их полукругом и, заметно раздувшись, встал в центре. Наконец, поклонившись и дважды откашлявшись, он дал себе волю и запел вдохновенным голосом, обращаясь к восхищенной аудитории, которую ясно представлял в своем воображении.
Последняяc песенка Жаба
Жаб-герой возвратился домой!
В гостиных паника, в прихожих суматоха,