Вдвоем они отправились исследовать буфеты и выдвигать ящики. Результат был не так уж и плох, хотя, конечно, мог быть и лучше: баночка сардин, почти полная коробка сухого печенья и копченые германские колбаски, упакованные в фольгу.
– О, да это уже банкет! – обронил Крыс, накрывая на стол. – Я знаю массу животных, которые почли бы за честь поприсутствовать на таком ужине!
– Нет хлеба! – безразлично вздохнул Крот. – Нет масла, нет…
– Нет рâté de foie gras, (паштет из гусиной печенки /фр./), нет шампанского, – поддержал Крыс, скаля зубы. – Позвольте, а что это за маленькая дверца в конце коридора? Ваш погребок, как я полагаю? Честное слово, в этом доме все продумано, как в номере люкс. Одну минутку!
– Хорош нищий! – проворчал он с усмешкой. – Так себя принижать. Да это, если хотите знать, самое веселое местечко, которое я когда-либо посещал. Хотелось бы еще выведать, кто вам помогал подбирать эстампы? Они делают ваше жилище особенно уютным! Не удивительно Крот, что вы его так сильно любите. Ну-ка раскройте мне свою тайну: как вам удалось достичь здесь такой гармонии?
Пока Крыс расставлял тарелки, раскладывал ножи, вилки, а в рюмке для яйца разводил горчицу, Крот, у которого грудь все еще ходила ходуном, начал свой рассказ, поначалу довольно застенчиво. А потом естественнее и естественнее, поскольку тема эта постепенно его согревала. Он рассказывал о том, как поначалу вынашивался план, как продумывал все до деталей, и как нашел нечто подходящее у одной тетушки… и это была замечательная находка… и удачные торги… и он, пока еще в сыром виде, был выкуплен, в основном, за текущие трудовые доходы…и чуточку за счет экономии. Чувство неуверенности у Крота, наконец, притупилось, для него стало необходимым взять под защиту свои владения… а потом… потом взять и лампу, чтобы пускать пыль в глаза, указывая гостю на каждую мелочь, …и полностью позабыть об ужине.
Крыс, будучи до отчаяния голодным, всячески боролся с собой: кивал, серьезно морщил брови, в интервалах вставлял: “удивительно” или “просто замечательно“. Наконец, гостю удалось привлечь внимание к столу, и они сосредоточенно приступили к открыванию сардинок. И тут из внешнего двора послышались вдруг звуки неясного происхождения. Что-то вроде дробного стука маленьких ножек о гравий и смущенного тонкоголосого бормотания.
– А теперь все стали в линейку… Подними-ка повыше фонарь, Томми… Прочистить всем горло… Не сметь кашлять после того, как я просчитаю: раз, два, три. А где слоняется малыш Билл?.. Сюда, сюда, мы тебя заждались…
Крыс нехотя оторвался от дела:
– Что там происходит?
– Я думаю, это полевые мыши, – не без гордости пояснил Крот. – Каждую зиму они расхаживают, где вздумается и распевают свои рождественские песни. В наших краях такой обычай. Они ни за что не пропустят меня… Тупик Крота завершает наши строения, и они попадают сюда в самую последнюю очередь… И я, как правило, даю им что-нибудь согревающее и угощаю ужином, когда в доме бывает что-то…
– Тогда давайте их впустим! – подбежал к двери Крыс.
У порога стояло очень симпатичное создание. Во дворе, освещенные слабыми лучами рогового фонарика, полукругом выстроились восемь-десять полевых мышат. Шеи высоко окутаны красными шерстяными кашне, Ноги постукивают друг о дружку. Яркие бусинки пугливых глаз так и стреляют по сторонам. Лапы то прячутся в рукавах пальто, то глубоко в карманах.
Едва открылась дверь, один из старших, которому был поручен фонарь, скомандовал: «раз, два, три!» И тотчас тоненькие проникновенные голоса запели очень старую рождественскую песню. Эту песню, в метели сидя у каминов, сочиняли их предки. А после они передали ее потомству, чтобы пелась она в Святки, когда на улицах бушует непогода, и чтобы пелась она прямо перед залитыми светом окнами.
Селянка, селянин, откройте дверь,
Холод и вьюга хрипит, как зверь,
Ветры дуют, иглы летят,
Гости под ласковый кров хотят —
И радость придет к вам утром!
Дышим на пальцы, топочем в снегу,
Вы, друг, в уюте, на берегу,
Долог наш путь приветствовать вас.
Порукой добра – благонравия глас —
Радость призвать к вам утром!
Сыплет блаженство небесный свод —
Звездных огней благородный род.
Один огонек привел нас к вам
Сквозь хаос сердца и чувств бедлам —
Радость доставить вам утром!
Добрый Иосиф, он с нами, он здесь,
Звезда его там, освещает весь,
Мария недужит, ржаная крыша,
Солома – постель, радушие свыше —
Радость ждет ее утром!
И все услыхали, как ангел пел:
«Кто раньше всех Рождество узрел?»
Животные, вот кто, и наяву!
Кто же тогда еще-то был в хлеву?! —
Радость будет им утром!
Голоса оборвались, певцы, застенчивые, но счастливые, обменялись косыми взглядами, и воцарилась тишина, но ненадолго. Затем откуда-то свысока и издалека, из самых глубин туннеля, по которому так недавно они путешествовали, донесся отдаленный перезвон колоколов.
– Хорошо поете, мальчики! – с чувством воскликнул Крыс. – А теперь войдите по одному, разденьтесь и выпейте чего-нибудь согревающего.
– Да, да, полевки, входите! – пылко согласился Крот. – Все как в добрые старые времена! Закройте за собой дверь! Садитесь на скамейку у огня. Подождите, минуточку, пока я… О, Крысик! – в отчаянии он осекся и плюхнулся на стул в преддверии истерики. – Что же нам делать? Нам нечем их угостить!
– Предоставьте все это мне, – шепнул изобретательный Крыс. Ну-ка, дружок, ты, с фонариком! Давай ненадолго оставим их, нам надо побеседовать. Хорошенько подумай, есть ли тут какие-нибудь магазины, которые работают так поздно?
– Конечно, сэр, – почтительно ответил мышонок. – Наши магазины в эти дни работают круглосуточно.
– Тогда вот что, – сказал Крыс. – Ты сейчас, прихватив фонарик, незаметно отсюда улизнешь, а потом…
Дальше последовали неясные отрывки, вроде как:
– Смотри в оба… нет, нет, только за фунт… нет, только у Виггинса, больше нигде не надо… нет, конечно, если там не будет, поищи где-нибудь еще… никаких мясных консервов… да, все правильно, только домашнего приготовления. Уж ты постарайся!
Наконец, послышался звон монет, передаваемых из лапы в лапу. Полевой мышонок был снабжен обширной корзиной и проворно выпровожен вместе со своим фонариком.
Остальные мыши сидели в ряд на скамье, болтали ногами, наслаждались теплом, грели ступни, пока те начинало пощипывать. Крот не очень успешно пытался развлечь их беседой. Копаясь в семейных корнях каждого, он заставлял перечислять имена многочисленных братишек, которые были слишком юны, чтобы быть допущены на встречу Рождества в этом году, но забегая вперед, можно с уверенностью сказать, что они добьются-таки родительской уступки.
Крыс рассматривал на свет этикетку на одной из бутылок эля.
– Ооо, Старый Бертон! – заметил он одобрительно. – Браво, Крот! Стоящая штука! Сейчас мы подмешаем в него чуть-чуть пряностей. Пока я откупорю бутылки, Крот, принесите все, что требуется.
Приготовить смесь и затолкать жестяный ковшик в красное пламя не составило большого труда. Скоро каждый мышонок уже глотал, захлебывался и давился. На какое-то время горячий эль заставляет сделать так много: и вытереть глаза, и рассмеяться, забыв о том, например, что ты, хоть раз в жизни, мерзнул.
– Они еще пьесы ставят, эти парни, – пояснял Крот Крысу. – Дайте им отойти, и вы посмотрите – они мастерски это делают! В прошлом году им удалось сыграть превосходную вещь об одном полевом мыше, который был захвачен берберийским пиратским судном и долгое время вынужден был грести на галере… а когда он бежал из плена и снова попал домой, то узнал, что дама его сердца ушла в монастырь… Да вот этот! Ты ведь играл его. Я хорошо помню. Встань и прочти, хоть кусочек!
Маленький мышонок вскочил на ноги, стыдливо улыбнулся, огляделся по сторонам и замер в полном косноязычии. Поощряя актера, товарищи зааплодировали, Крот принялся уговаривать, а Крыс зашел так далеко, что обнял его за плечи и встряхнул хорошенько. Но славный малый будто уперся. Все наперебой напоминали ему, как гребец апеллирует к Королевскому Гуманитарному Обществу… И тут вдруг щеколда вздрогнула, дверь отворилась, и на пороге, качаясь под тяжестью ноши, появился мышонок с фонариком.
Беседа о знаменитом акте пьесы как-то незаметно иссякла, внимание невольно переключилось на корзину, которую с трудом удалось закинуть на стол. Под руководством Крыса закипела живая работа. Скоро ужин был готов. И Крот, чисто машинально севший во главе стола, увидел, как еще недавно голые его доски покрылись отменными яствами. Он увидел просветленным и лучистым узкое лицо своего друга. А так как между ними было полное взаимопонимание, то позволил себе сбросить с плеч бремя забот. Из-за чего, в самом деле, морить себя голодом? Во время еды, как водится, вспоминалось былое. Полевые мыши подробно освещали все местные новости и на сотни вопросов отвечали с такой обстоятельностью и всесторонностью, какая присуща только полевым мышам. Крыс говорил мало или почти не говорил, он только послеживал за тем, чтобы каждый получал сполна, и чтобы Крот из-за какой-нибудь мелочи опять не впал в отчаяние.
Наконец, тема была исчерпана, очень благодарные гости принялись набивать карманы подарками для ожидавших их возвращения малышей. Когда, в конце концов, за ними закрылась дверь, и жужжание фонариков удалилось, Крот и Крыс подбросили в огонь пару полешек, придвинули поближе свои стулья, разогрели еще по стаканчику эля на ночь и взялись заново перебирать события долгого дня, пока Крыс, перекосившись от зевка, не проговорил:
– Крот, старина, я готов! Сон, это не такое уж отвлеченное понятие. Коечка на той стороне ваша? Очень хорошо, тогда я займу эту. До чего превосходный маленький дом, все так близко…