– Мы будем самым лучшим образом о вас заботиться, Жаб! Пока все это не пройдет, – поддержал Крот. – И мы добьемся, чтобы ваши деньги не летели прахом, как это бывало раньше.
– И никаких прискорбных инцидентов с полицией, – продолжал Крыс, подталкивая к спальне.
– И никаких проблем из-за сиделок на больничной койке, – заключил Крот, поворачивая ключ в замочной скважине.
Несмотря на страшные оскорбления, сыпавшиеся за дверью, они спокойно миновали лестницу и приступили к обсуждению.
– Похоже, у нас впереди незавидное будущее, – вздохнул Барсук. – Я никогда не замечал в Жабе такой решимости. Именно поэтому сейчас он должен быть под постоянным надзором. Его нельзя ни на минуту предоставлять самому себе. Мы устроим круговую оборону, пока не вытравим из него весь этот яд до последней капельки.
Они установили круглосуточное дежурство, справедливо поделив между собой дни и ночи. Вначале Жаб очень нуждался в охране, поскольку время от времени им овладевали бурные припадки. Тогда он громоздил из стульев подобие автомобиля, усаживался впереди, сильно напрягался, издавая ужасные шумы… И так до тех пор, пока не достигал полной кульминации. Затем он делал прямо противоположное – падал, распростершись на полу среди руин своего сооружения, и ненадолго счастливо затихал. Но текло время, и болезненные приступы постепенно пошли на убыль. Друзья всеми способами старались направить его помыслы в любое более свежее русло. Однако интерес к другим материям не просыпался. Жаб сделался вялым и совершенно потерянным.
В одно прекрасное утро Крыс, поднявшись наверх, застал Барсука явно взбудораженным. Тот пожаловался на переутомление, а потому собрался встряхнуться, отправившись после ночного дежурства на длительную прогулку в Лес к своей земле и своим норам.
– Жаб все еще в постели, – сказал он Крысу в дверях. – Я ничего не могу от него добиться, кроме просьб оставить его в покое, он, мол, ничего не хочет. Возможно, скоро ему станет лучше и, быть может, через какое-то время все наладится. Ох, право же, не стоит столько беспокоиться… однако, будьте настороже, Крыс! Когда Жаб покорен, смирен и изображает из себя мальчика из Воскресной школы, это не более, как его гениальная уловка. Будьте уверены, что-нибудь в конце концов произойдет. Уж я-то его изучил. Ну, а теперь прощайте!..
– Что с вами сегодня, старина? – заботливо поинтересовался Крыс, подходя постели Жаба.
Несколько минут он ждал ответа, затем дрожащий голос возвестил:
– Благодарю вас, дорогой Крысик! Как это мило, что я вам небезразличен! Но прежде скажите мне, как чувствуете себя вы и замечательный Крот?
– О, с нами все в порядке, – ответил Крыс. – Крот… – прибавил он доверительно, – Крот собирается пройтись вместе с Барсуком. Они пробудут там до второго завтрака. Так что вы и я вместе проведем приятное утро. Я с удовольствием вас развлеку. А теперь вскакивайте! К такой дивной погоде не может остаться бесчувственным ни один лежебока!
– Дорогой мой великодушный Крыс, – пробормотал Жаб, – как слабо понимаете вы, однако, мое нынешнее состояние. И как я далек сейчас от вашего «вскакивайте»! Но вы не очень расстраивайтесь. Я не хотел бы сделаться… сделаться предметом огорчения для своих друзей. Конечно, я не уверен, что в скором времени избавлю вас от хлопот о себе. В самом деле, я уже потерял всякую надежду.
– Да, и я тоже почти уже потерял, – сердечно посетовал Крыс. – Вы порядком обременили нас всех. И я рад, что вы это сознаете. Это очень несвоевременно, знаете. Ведь начинается сезон шлюпок! Жаб, вы скверно себя вели. Это не упрек. Но вы должны понимать, какого блаженства вы нас лишили.
– Боюсь, что это все-таки упрек, – томно возразил Жаб. – Я в состоянии понять вас. Это вполне естественно. Вы устали от хлопот со мной. Я не должен больше вас ни о чем просить. Я вам в тягость, я знаю!
– Это правда, – сказал Крыс. – Но я не раз говорил вам, что для друга я готов на все. Если только друг не переступит грани благоразумия.
– В таком случае, если б я был уверен, Крысик, – прохныкал Жаб, – что вы чувствуете себя более-менее сносно… я бы попросил вас… разумеется, эта просьба последняя… сбегать в деревню так быстро, как только сможете… если только еще не все потеряно… и привести доктора. Хотя мне не хочется надоедать вам. Это очень затруднительно… и, может, лучше ввериться судьбе?
– Что случилось? Для чего вам доктор? – спросил Крыс, подходя вплотную.
Неподвижный Жаб действительно выглядел безжизненным. Голос его сильно ослабел, да и в манерах что-то переменилось.
– Наверное, вы заметили, что в последнее время… – пролепетал Жаб. – Хотя, нет… с какой стати вы должны что-то замечать? Все эти наблюдения – такая утомительная процедура. Завтра, возможно, вы самому себе скажете: «Эх, если б я это заметил раньше! Я наверняка, еще успел бы что-то для него сделать…» Но все эти подглядки, заметки – все это так ужасно! Забудьте, пожалуйста. Я ничего вам не говорил. И ничему не придавайте большого значения.
– Послушайте, старик, – не на шутку всполошился Крыс. – Конечно же, я сбегаю за врачом, если вы считаете, что он вам нужен. Хотя я сомневаюсь, что дело обстоит настолько скверно. Может быть, лучше нам переменить тему?
– Боюсь, дорогой мой друг, – печально улыбаясь, сказал Жаб, – что такими методами в делах подобного рода многого не достигнуть. Как предугадаешь, какая капля последняя? Кстати, раз уж беретесь помочь мне… я ненавижу давать кому-либо поручения… но мне случайно пришло в голову… что вы будете мимо проходить… не затруднит ли вас попросить подняться ко мне адвоката? Это для меня будет большой услугой… в жизни каждого бывают такие моменты… я хочу сказать, один такой момент… когда следует без страха взять на себя пренеприятные обязанности…
«О, адвокат! О, он действительно, должно быть, плох» – испуганно думал Крыс, выбегая из комнаты, не забыв, однако, запереть за собой двери.
Оказавшись на крыльце, он в раздумье остановился. Оба товарища были далеко, советоваться не с кем.
– Лучше принять его всерьез, – машинально бормотал Крыс, ни к кому не обращаясь, – все знают, насколько Жаб умеет распалить фантазиями в том числе и себя… но я никогда не слыхал прежде, чтобы он просил об адвокате! В конце концов, если ничего серьезного, то доктор просто обзовет его старым ослом, приободрит и при этом еще кое-что заработает. Нет, надо послушаться и пойти. Тем более, и дорога-то не очень долгая.
С такими мыслями Крыс заторопился к деревне.
Едва только ключ повернулся в замке, как Жаб выпрыгнул из кровати и стал с нетерпением ожидать у окошка, пока тот не скроется с подъездной дороги. Затем, насмеявшись от души, оделся в самый элегантный костюм, какой подвернулся под руку, и заполнил карманы наличными деньгами из выдвижного ящика трельяжа. Потом стащил с кровати простыни, связал их и обмотал один конец этой импровизированной веревки вокруг центральной перекладины манерного средневекового окна своей спальни. На карачках, пятясь задом, он выполз наружу, легко соскользнул на землю, взял направление, противоположное Крысу, и с легким сердцем отправился в путь, насвистывая веселую мелодию.
Отнюдь не радостной была та встреча за столом, когда Крысу пришлось предстать перед друзьями со своей не слишком убедительной историей. Язвительность Барсука не знала границ. Легко вообразить все высказанные им замечания. Но более всего задела Крыса черствость Крота. Этот настолько близкий товарищ, что и представить себе трудно, даже не попытался его поддержать, сказав пусть самое незамысловатое: «Вы просто малость сглупили, Крысик! Но Жаб-то хорош, скотина!»
– Все выглядело так натурально, – упав духом, подытожил Крыс.
– Это для вас все выглядело натурально, – обрезал Барсук. – Впрочем, разговорами здесь не поможешь. Жаб удрал тут же, оно и дураку понятно. И что хуже всего в этом деле, прощелыга мнит-поди, будто в состоянии любого провести. Одно хорошо, что мы все трое теперь свободны и больше не станем тратить сутки напролет на караулы. Надо заметить, сейчас самое время немного соснуть. Жаб может прибыть в любой момент… на носилках или под руку с парочкой полисменов.
Говоря так, Барсук, конечно, не знал, в какую сторону повернет колесо истории, какой запутанный характер может принять она, и сколько воды утечет, прежде чем Жаб сможет спокойно усесться в своем наследственном Жаб Холле.
Между тем Жаб счастливо и бездумно шагал по большой дороге в нескольких милях от дома. Вначале он двигался тропинками, пересек много полей, время от времени круто меняя курс на случай погони. Но теперь, почувствовав, что опасность уже не грозит, солнце, глядя на него, улыбается, а Природа, вроде его сердца, полна самодовольства, он стал еще и пританцовывать.
– Лихо сработано! – посмеиваясь, заметил он сам себе. – Мозг против грубой животной силы… пик восхитительной изощренности… как требует того дело. Бедняга старый Крысик! Чего уж там! Схлопочет он от Барсука на орехи! А, в сущности, неплохой парень этот Крыс, очень неплохой. Хотя немного перебирает с интеллигентностью и, пожалуй, излишне наивен. Надо будет как-нибудь заняться его воспитанием.
Увлеченный подобными умственными построениями, он вышагивал крупным шагом, и голову его обвевал вольный ветер. И так до тех пор, пока не достиг маленького городка, где на главной улице, как раз в центре, раскачивалась металлическая вывеска «Красный Лев». Это напомнило ему, что он в то утро еще не завтракал и потому ужасно голоден. Он вошел на постоялый двор, заказал лучшее, что сумел отметить после беглого просмотра меню, и сел в баре.
Трапеза едва началась, когда до боли знакомый звук ворвался с улицы, заставил его вздрогнуть, а потом затрястись с головы до пяток. «Пип-Пип!» По сигналу угадывалось, что автомобиль должен был свернуть как раз к постоялому двору и где-то здесь остановиться. Пытаясь скрыть свои чувства, Жаб вцепился в ножки стула. Скоро в зал ввалилась голодная болтливая и веселая копания. Она многоречиво перемывала все события утра и достоинства колесницы, которая сюда ее примчала. Жаб слушал жадно, во все уши. Осознав, что не может больше этого выносить, он тайком выскользнул из бара, уплатил по счету и вышел на воздух. «Ничего страшного, – сказал он себе, – я только взгляну на него разочек!»