– Крыс, – мужественно возразил Крот, – я просто не в состоянии сейчас пойти домой, лечь спать, и ничего не делать, даже в том случае, если делать, кажется, и нечего, Мы возьмём лодку и поплывём вверх по течению. Через час или около того поднимется луна, и тогда мы хорошенько поищем… как-никак это лучше, чем блаженствовать и ничего не делать…
– Именно так и я думаю, – согласился Крыс, – В любом случае это не та ночь… которую следует проводить в постели… да и рассвет не столь уж далёк… мы можем хотя бы поспрашивать тех, кто встает очень рано.
Они молча столкнули на воду лодку. Крыс взялся за вёсла и стал осторожно выгребать ближе к середине потока, туда, где залегла светлая, едва отражавшая небо дорожка. Крот правил, с трудом ориентируясь в густой тени деревьев и кустарников, плотно сомкнувшейся с берегами. Пустота и мрак поглотили решительно все, однако ночь была пронизана шорохами, полнилась песенками, щебетом и невнятным шуршанием. Посвященному это говорило о деловой жизни мелкого населения, которое даже среди ночи усердно занимается своим ремеслом по своему призванию. Так будет до тех пор, пока свет восходящего солнца на них не упадет, и не отошлет их на заслуженный отдых. Мягкий перезвон водяных струй, бульканье и неожиданно отчетливые вздохи настораживали и постоянно сбивали с толку. Глубоко сокровенные, они принимали вид неясных, но очень даже членораздельных окликов, всякий раз заставляя вздрагивать и прислушиваться.
Четко отпечатанная линия горизонта отделила черноту от серебра – одну треть против расползавшегося фосфорического свечения. Наконец, над ободком вздремнувшей земли с непринужденной грацией медленно всплыла луна. И стал виден вокруг весь мир – /привольно развернувшиеся луга, тихие сады и необъятная гладь реки, свободная от темных страхов и почти такая же лучезарная, как днем… но только почти… ибо на всем лежала печать таинства. Знакомые места приветствовали тут и там – как если бы ускользнули на миг, переоделись и с улыбкой возвратились назад, ожидая, когда их узнают.
Привязывая лодку к ивам, друзья безмолвно высаживались в серебристом королевстве, терпеливо осматривали заросли, дуплистые деревья, маленькие гроты, ручейки и полу-высохшие канавки. Отчаливали, опять плыли дальше, прочесывали весь долгий маршрут вверх по течению. Луна, такая далекая, помогала им, пока не пришел и ее час – нехотя она их покинула, и все опять возвратилось во власть тьмы и тревоги.
Но вот, не спеша, начала заявлять о себе новая перемена. Горизонт стал светлеть, поля и деревья сделались резче. Какая-то птичка вдруг просвистела в тишине и смолкла. Легкий ветерок пробудился и зашуршал в камышах. Крот принял у Крыса весла, а тот пересел на корму. Внезапно он к чему-то прислушался, изумленно осмотрел берег и, повернувшись, поискал взгляд друга.
– Прошло! – вздохнул Крыс, опускаясь на место. – Как необычно, как прекрасно и как неожиданно! Сейчас, когда все это исчезло, я даже не совсем уверен, что все это было. Сейчас только в груди щемит, а мир, кажется, потерял всю свою ценность без его звучания. Нет! Вот оно… оно опять! – вскинулся он, очарованный и онемевший.
– …снова уходит, я начинаю его терять, – зашептал он вскоре. – О, Крот! Как же это красиво! Дурман и шаловливость, игра и грусть! Такую музыку я и представить не смел. Она обольщает, она вполне поспорит с любой мелодией Света! Гребите, Крот, гребите скорее! Туда, к музыке! Что если эти призывы адресованы нам?!
Крот повиновался.
– Я ничего не слышу, – понуро бормотал он. – Разве только ветер в ивах.
Крыс безмолвствовал, если вообще кого-то замечал. Дрожащий и взвинченный до глубины всех своих чувств он, казалось, был поглощен некоей диковиной. Беспомощная душа подхватывала ее и, крепко зажав в объятиях, качала, нянчила.
Крот продолжал напряженно грести, пока лодка не вышла на траверз ответвившейся от реки длинной заводи. Крыс, на какое-то время бросивший было руль, слабо кивнул и решительно взял курс прямо в заливчик. В снопе струящегося света они невольно обратили внимание на колорит цветов, драгоценными камнями обрамивший реку.
– Уже яснее и уже ближе, – радуясь, закричал Крыс. – Сейчас вы наверняка должны ее услышать! Ах… я вижу… наконец, вы слышите!
Бездыханный пригвожденный к сиденью Крот беззащитно задрал весла – прозрачные звуки свирели волной обрушились на него, подхватили и помчали куда-то. Мельком он заметил на щеках друга слезы, склонил голову, и сам все понял. Открывшийся им обрамленный пурпурным вербейником берег повелительно требовал от них полной сдачи, и Крот снова взялся за весла. Свет по капельке набирал силу, но птицы вели себя так странно, будто не в их привычках было петь на рассвете, будто чарующей той музыки вполне хватало…
Сочная луговая трава тем утром, казалось, достигла, непередаваемой свежести. Никогда им не доводилось наблюдать столь яркие розы, столь шумные ивы, столь упоительно нежный горошек. Клокотание потока над близящейся запрудой становилось отчетливее, и они подсознательно ощутили, что приближаются к тому этапу своей экспедиции, где все, что угодно, может произойти – все, что для нее уготовано.
Широким полукружьем брызг, бликов и прыгающих зеленых гребешков огромная плотина перегородила заводь от берега к берегу. Лихими водопадами, крутящимися воронками, белыми ошметками кипящей пены она нарушала речной покой, вытеснив все другие шумы, кроме собственного величавого грохота. Прямо в распростертые объятия мерцающей воды чудом попал крохотный островок, покрытый ивами, ольхой и белой березой. Обособленный, несмелый, но полный значимости, он маскировался под ними, как под чадрой, до того самого часа, как его открыли.
Со смутными предчувствиями, но без колебаний, животные преодолели стремнину, причалив к цветущему краю острова. Молчаливо ступили на землю, продрались сквозь подлесок, затем через душистые высокие травы и остановились на небольшой лужайке, окруженной природным садом – дикой яблоней, черешней и вязким терном.
– Это место моей мечты, обитель музыки, которая во мне звучит, – в сладостном волнении прошептал Крыс, – это библейское место. Где, как не здесь, можно встретить кого-нибудь оттуда?!
Совсем неожиданно Крот почувствовал, как приковав ноги к земле и сделав мышцы ватными, к нему подступил Страх. Отнюдь не панический… в самом деле… ведь рядом с ним ощущался покой, и умиротворение… И все-таки это был Страх! Он подступил сзади и обнял за плечи… Даже не шевелясь, он вдруг осознал, что это означает чье-то близкое Горделивое Присутствие. С трудом ему удалось выпрямиться и отыскать друга, такого же напуганного и дрожащего. А еще мимоходом он уловил: птичье население тоже почему-то безмолвствует, хотя рассвет совсем близок…
Наверное, он сам ни за что не осмелился бы взглянуть туда, но вопреки молчанию свирели, призыв становился все требовательней. Крот не посмел бы сопротивляться, будь то призыв хоть самой Смерти – он уже смотрел однажды в ее лицо. Скованный страхом, он повиновался, смиренно поднял голову… И тут в колеблющемся свете зари, когда Природа, всколыхнув многоцветье красок, на миг сама задохнется… он поискал глаза… глаза Величия… но заметил поначалу выпуклые кривые рога, увидел строгий крючковатый нос между не очень приветливыми огоньками… которые оглядывали его с добродушной усмешкой… изломившийся в улыбке четко очерченный рот… увидел выпуклые бицепсы на руках, соединившихся на широкой груди… одна из них еще держала только что отнятую от губ дудочку… увидел роскошные дуги косматых ног, с величественной непринужденностью расположившихся на мягком дерне… В последнюю очередь он увидел уютно прикорнувшего меж копыт маленького круглого и толстого выдренка. Все это увидел он в один единственный миг, когда от красок задохнулось утреннее небо… и поскольку он увидел, значит, он еще жив, а поскольку жив, то он не мог не удивиться.
– Крыс! – собравшись с духом, выпалил Крот. – Вы боитесь?
– Боюсь? – переспросил Крыс, глаза которого светились невыразимой искренностью. – Боюсь! Боюсь Его? О, нет, нет! Но… но… о, Крот, я боюсь!
Оба животных встали на колени, склонили головы и единодушно попросили защиты у неба.
Внезапно над горизонтом раскинулся пышный солнечный веер, первые лучи пальнули жаром по заливным лугам, мгновенно ослепили глаза. Когда, протерев их, друзья опять взглянули в ту сторону, Видение исчезло, а воздух уже звенел от гомона птичьих голосов, весело приветствовавших утро.
С безмолвным недоумением всматривались они в пустое место, медленно восстанавливали все, что было и чего лишились. Но вот капризный легкий бриз, пританцовывая, подбросил ветви осины, встряхнул покрытый росой куст шиповника и ласково дунул им в лица. И это мягкое касание вмиг улетучило все. Потому что только Великое умеет дарить и оставаться незамеченным. А воспоминания о нем не разрастутся и не превратят вас в должника. Дарить надо так, чтобы одаренным было легко на сердце, и чтобы из трудностей они выходили просто и естественно.
Крот еще раз протер глаза, изумленно уставившись на Крыса, который и сам казался сбитым с толку.
– Я прошу прощения, вы что-то сказали, Крыс? – поинтересовался он.
– Я думаю… я только хотел заметить, – медленно проговорил Крыс, – что это как раз то место… где может оказаться… Эй, взгляните! Вон он, наш парень!
В какой-то момент мысли Крота смешались. Одна совсем было оторвалась от пережитого, но что-то властно дернуло ее назад, так и не дав оправиться от смутной тревоги. Хотя и это чувство скоро ушло прочь, а мечтателю осталось только покачать головой и последовать за Крысом.
Портли проснулся. С игривым писком выдренок бросился навстречу друзьям, которые в последнее время частенько с ним возились. Однако личико его вдруг сделалось смущенным, и он, поскуливая, с умоляющим видом стал осматриваться, словно ребенок, заснувший на коленях у няни, а проснувшийся в одиночестве. Этот безутешный упрямый малыш какое-то время обшаривал островок, пока не плюхнулся на землю и не расплакался.