— Как хорошо видеть тебя счастливой, — сказал кто-то на эльфийском позади нее.
Винн обернулась и обнаружила в нескольких шагах за спиной Ошу, его распущенные волосы трепал бриз. Одетый в бриджи и темно-коричневую рубашку, он едва ли был похож на юного анмаглака, с которым она когда-то путешествовала. К сожалению, ей понравилось, как он теперь выглядел.
Чейн в дремоте лежал на своей койке, а Тень осталась с ним, возможно, на тот случай, если придёт Николас. И так как Оша подошел один, Николас, скорее всего, остался в их каюте.
Винн не могла сдержать ощущения, будто осталась с Ошей наедине, хотя вокруг сновали матросы. Её счастье угасло.
— Жаль, что мы опять что-то ищем, — не задумываясь, проговорила она. — Просто в Гильдии я чувствовала себя… словно под арестом.
Оша подошел ближе:
— Не сожалей. Я чувствовал то же самое. Нет никакого позора в счастье, особенно когда оно такое редкое.
По крайней мере, теперь он казался менее сердитым — как и решительно пытаться вспомнить прошлое. Хотя сейчас ей не то чтобы не хотелось полностью избегать всех элементов прошлого. Воспоминания, что показала ей Тень, встали перед ее мысленным взором: гладкий камешек в ладонях Оши, из-за которого он был вынужден покинуть Леанальхам и Глеанна.
Винн боялась, что её лицо может выдать это, когда Оша указал ей за спину. Она оглянулась и увидела две бочки, стоящие у мачты на небольшом расстоянии друг от друга.
— Помнишь плавание вдоль восточной береговой линии моего континента? — спросил он, его голос звучал гораздо мягче. — И как мы сидели в укромных местах на корабле моего народа и играли в дреуган… или просто говорили?
Винн с трудом сглотнула. Она не забыла время, проведённое с ним, и его рассказы о прошлом — то, что он никогда не рассказывал никому. И она прекрасно понимала, чего он пытается добиться теперь.
У него тоже были вопросы к ней и то, что он хотел обсудить. Возможно, учитывая его сегодняшнее настроение, это было не так уж плохо. Винн молча повернулась к мачте, уселась на одну из бочек и только тогда посмотрела на Ошу.
Оша замер, когда Винн развернулась и пошла прочь, а затем почувствовал смятение, когда она села на бочку и просто посмотрела на него.
Прошлым вечером он был зол, когда та не-мертвая вещь обустроилась в ее каюте. Все инстинкты кричали ему, что нужно вмешаться, но, поскольку Винн не возразила, он не мог сделать ничего.
Ночью он осознал, что там, где заинтересована она, открытый конфликт с этим монстром не сослужит ему хорошей службы. Такое поведение лишь оттолкнёт её.
Проснувшись этим утром, он обнаружил, что юный Хранитель, Николас все еще спит, иногда судорожно дёргая ногой. Оша понял, что у него появилось одно преимущество: Винн больше не проводит всё своё время за исследованиями или с премином Хевис. А Чейн целый день пролежит мёртвым и не сможет ему помешать.
Под солнцем Оша мог побыть с Винн.
Она сказала ему, что, как только сойдут на землю, они будут путешествовать по ночам, но сейчас-то они ещё в море. Он мог использовать это время, чтобы хотя бы отчасти вернуть то, что они потеряли. Никто никогда не говорил с ним — и не слушал — так, как она когда-то.
Но теперь Оша смотрел на нее почти с подозрением. Он не ожидал, что она согласится так быстро. Она приглашала его сесть рядом и поговорить, как когда-то давно?
Он медленно подошел и устроился на второй бочке напротив нее.
— Не всё в том путешествии было приятным, — произнесла она, отодвинув прядь своих легких, тёмно-русых волос от лица. — В Пиках Оспины было трудно.
Ему даже не пришлось подталкивать ее, так что он, ничего не говоря, осторожно кивнул.
— А позже было еще хуже, — прошептала она. — Путь через Пустоши и… смерть Сгэйля…
Оша не хотел говорить о смерти Сгэйльшеллеахэ, поэтому отвел взгляд.
— Но свадьба Магьер и Лисила… это был хороший день, — продолжила Винн.
Оша снова повернул голову к ней. Даже сидя она была намного ниже, чем он. И да, тот день и вечер, проведённые вместе с нею, были одними из лучших его воспоминаний, даже несмотря на ту печаль, которую он нес тогда в сердце.
— А затем мы распрощались в доках Белы.
Она наконец заговорила об этом, признала, что это действительно было. Но теперь, когда эти слова прозвучали в открытую, он растерялся и не знал, что сказать.
Винн сдвинулась немного, склонилась к нему, не сводя с него глаз.
— Что произошло потом? — спросила она почти яростно. — Я знаю, что ты должен был вернуться домой и рассказать Леанальхам и Глеанну о Сгэйле, а также отдать тетрадь, которую я подготовила Бротану. После этого что-то случилось, и тебе пришлось уйти от них. Что с тобой произошло?
Каждая мышца в теле Оши напряглась, он прямо посмотрел на нее. Как она узнала, что ему пришлось уйти? Леанальхам проговорилась?
— Расскажи мне, — прошептала Винн.
Неужели только это волновало её? Он хотел преодолеть разрыв между ними, который образовался за то короткое время, что они провели в Миишке, и, по-видимому, стал пропастью теперь, когда он нашел ее снова. Отчасти он стремился рассказать ей все, но боялся её реакции на некоторые вещи.
Некоторыми тайнами не следовало делиться с другими. Горе, падения и неудачи следует переживать в тишине, наедине с самим собой, не делясь с теми, кто особенно важен.
Винн все еще с надеждой наблюдала за ним, и Оша отвёл взгляд. Несколько из этих тайн было связано с ее тетрадью.
Так мало в её записях имело значение для тех, кто не знал ее так хорошо, как он. Но упоминания на страницах артефакта, шара, были использованы Вельмидревним Отче и Бротандуиве, чтобы развязать открытую войну среди их народа. Если бы Оша знал тогда, к чему это приведёт, он сжег бы эту тетрадь ещё до прибытия домой.
Нет, он не смог бы сделать этого. Тетрадь и его кратенький отчёт об их поездке были всем, что осталось от неё.
Оша изучил овальное лицо Винн: она была первым человеком, которого он хорошо узнал, и понял, насколько отличаются люди от того, что ему преподавали в юности. Она не просто отличалась. Она была уникальна для него.
— Это началось с другого пути, — прошептал он.
После того, как Оша был отозван из главного поселения Койлехкроталл, он три дня следовал за Бротандуиве через леса их народа. Он не мог прекратить думать о том, что ему не следовало покидать Глеаннеохкатву и Леанальхам — он должен был остаться, разделить их горе и успокоить их.
Но это был и способ не думать о причине этого внезапного, срочного путешествия.
Гладкий камешек с его именем, выцарапанным маленькими когтями.
На третий день в лесу, когда солнце мягко мерцало сквозь лиственный навес, Бротандуиве внезапно остановился и оглянулся назад.
— Иди вперёд, — прошептал он. — Я догоню.
Озадаченно оглядев тропу, которой они пришли, Оша повиновался и зашагал вперед, задаваясь вопросом, что заставило греймазгу остановиться. Ему не пришлось долго ждать.
Вскоре Бротандуиве вылетел из леса, не заботясь о соблюдении тишины. Не останавливаясь, он приказал Оше прибавить ходу.
Оша перешёл на бег, Бротандуиве обогнал его и стал петлять по чаще. Наконец греймазга остановился и присел под навесом ярких листьев приземистого клена. Крайне взволнованный Оша опустился на землю рядом.
— Нас преследуют, — прошептал Бротандуиве. — Я больше не могу идти с тобой, мы должны действовать быстро.
Оша покачнулся и опёрся о корявый ствол клёна, чтобы не упасть. Кто мог следовать за ними? Что ещё важнее, он не мог продолжать путь в одиночку.
— Но, греймазга… — прошептал он. — Только старшие касты знают точный путь к Пылающим.
Молодым посвященным завязывали глаза на определённую часть пути. Даже их йоины не знали последних шагов до определённого возраста — а могли и вообще никогда не узнать. Оше нужен был проводник.
Бротандуиве схватил Ошу за воротник серо-зелёной туники.
— Слушай внимательно, — прошипел он. — Ты со скоростью ветра отправишься к морю, где Приграничные Горы, что люди называют Коронным Кряжем, встречаются с восточным побережьем в дальнем углу наших земель…
— Греймазга! — громко прошептал Оша. — Не нарушай соглашение!
Рассказывая Оше об этом, он нарушал священное соглашение между Хейнасами и анмаглаками.
— Молчи! — приказал Бротандуиве.
Греймазга пролил тайны в лесной воздух, и Оша не смог остановить его.
Бротандуиве рассказал ему, как добраться до пещеры Пылающих. Никто не должен был знать об этом. К тому времени, как греймазга закончил, Оша оцепенел, не веря, что это происходит в реальности.
Тогда это было слишком для него, поскольку по-настоящему тяжёлые времена ещё не настали.
Поднимаясь, Бротандуиве внимательно осмотрелся вокруг, а затем прошёл к участку яркого света в разрыве между деревьями.
— Что ты делаешь? — спросил Оша, едва пришедший в себя достаточно, чтобы заговорить.
— Молчи и следуй за мной. Не разговаривай, пока я не разрешу тебе.
Они достигли края прогалины, греймазга остановился и жестом приказал Оше оставаться на месте. Потом мастер-анмаглак ступил в центр прогалины и закрыл глаза.
Внутри Оши всё похолодело, хотя он совершенно не понимал, что происходит. Тянулись секунды… пока тяжелая поступь не заставила его отвести взгляд от Бротандуиве.
Среди кедров на противоположной стороне прогалины что-то двигалось. Из зарослей показалась длинная, стройная нога. За ней последовала голова с прозрачными голубыми глазами, и это был не маджай-хи.
Любой олень показался бы малышом рядом с этим великим священным существом, столь же большим, как лось или лошадь. Серебристо-серая манишка из длинной шерсти неровно бежала через его плечи и широкую грудь. То, что Оша сначала принял за ветки, было рогами: высокими, гладкими, без единого зубца.
Голос Оши вернулся к нему, и он потрясённо выдохнул:
— Клуассас!
«Слышащие» были среди самых древних священных существ, кто, как и маджай-хи, охранял земли Ан’Кроан от нарушителей. Он видел их только три раза за всю свою жизнь, и то издалека. То, что священный стоял так близко к греймазге, почему-то показалось ему тревожным.