орки, – и вас научу?
– Да-а! Я вижу, у вас, тут, тоже было не скучно.
Маленькая керамическая чашечка с резным узором внешне выглядела настолько хрупкой, что казалось, может развалиться от одного неосторожного прикосновения. Однако рука короля Муёля не обладала достаточной физической силой, и керамическое изделие – подарок танских союзников, яростно зажатое в его ладони, не поддавалось. Это разозлило короля ещё больше, и он, просто, грохнул её об пол. Чашечка разлетелась мелкими осколками.
Чхунчху никогда не показывал своей ярости окружающим, создавая у всех впечатление, всегда находящегося в равновесии, человека, постигшего истинный путь дао. Но, рождённое ещё в детстве, это всепоглощающее чувство нетерпимости, когда он узнал о гибели матери, принцессы Чхонмён, от рук дворян его же страны, не покидало его и по сей день.
Долгое время королю казалось, что он, наконец, избавился от этого. Но, последние события вновь разбудили у него забытые ощущения.
Гибель дочери и, последовавший за этим, его приказ генералу Ким Юсину – ужесточить военные действия с Пэкче, не вступая ни в какие переговоры.
Затем, это коварное покушение… Его сестра и соратница – принцесса Чинсон… И хоть он сам участвовал в планировании их тактического представления, вид её «смерти» в тот день заставил сердце Чхунчху дрогнуть.
Тут же вспомнилась попытка похищения королевы с наследником, и перед его глазами возник образ нового врага, опасности которого он значения пока не придавал.
Яматай. Или, как его называли сами островитяне – Ямато. На момент этих событий, это было довольно слабое государственное образование. Являясь, больше номинальным, союзником Пэкче, приложившего немало усилий для поддержки и развития самого Ямато, это протояпонское государство, занимаясь мелкими грабежами на побережье, было не в состоянии оказать своему союзнику полноценную помощь. Хотя, вполне могло отчитаться перед ним такими громкими покушениями на членов правящей династии Силла.
Правители Ямато не ставили себе задачей – обязательное выполнение своих планов. Но, короля Муёля такая дерзость задела.
Посмотрев на разбитые осколки под ногами, король поднял твёрдый, но уже спокойный, взгляд.
– Кто там есть?!
Вошёл Минсок и поклонился.
– Яматайские пираты! – Губы короля плотно сжались.
– Да? – Минсок наклонил голову.
– Собери крепкий отряд хваранов и вычисти от этих оборванцев наше побережье.
Глава 8
Комья земли вперемежку с вырванной травой летели из-под копыт. Боевые кони возбуждённо хрипели, предвкушая битву их всадников, в которой они сами будут кусать и бить копытами лошадей противника. Налитые кровью глаза нетерпеливо искали вражескую конницу. Но перед ними разбегались только маленькие существа совсем непригодные для сражения: дети и женщины прятались в землянки и шалаши.
В отличие от коней, их всадников вовсе не удивляло отсутствие на их пути достойного противника. Ведь так и было спланировано: дождаться, когда мужчины племени уйдут на охоту и напасть на это лесное поселение мохэ.
Несколько подростков выбежали на дорогу и выставили перед собой копья. Заметив их, танские всадники пришпорили коней. Сверкающие на солнце ламеллярные доспехи, лязг железной амуниции и конский топот – всё это быстро и неумолимо приближалось.
Сердца подростков дрогнули. Они мгновенно осознали всю безнадёжность такого противостояния и разбежались в стороны, но… не все.
Один из них, лет тринадцати, остался стоять на своём месте, посередине дороги. С гримасой ярости и отчаянной решимости на лице он стоял, отставив назад одну ногу и крепко сжимая в руках вытянутое перед собой копьё.
Мальчик не убежал, потому что боялся. Боялся, что такого случая отомстить за своих погибших родителей у него больше не будет. Он не знал, хватит ли ему в следующий раз смелости и сил…
Всадники приближались. Один из них вырвался вперёд и уже занёс меч над головой мальчика… Его конь, оцарапав грудь о выставленное копьё, сбил подростка с ног. Мальчик упал, и меч со свистом рассёк пустоту.
В горячке, не чувствуя боли от падения и уже войдя в азарт схватки, мальчик вскочил на ноги и снова бросился с копьём на всадника.
Танский воин придержал коня, чтобы тот опять ему не помешал и криво усмехнулся, предвкушая, как он сейчас двойным ударом: сначала отобьёт копьё мальчишки, а потом сверху расколет ему череп.
Он сделал замах, но вдруг… замер и, выронив меч, схватился за бок и горло, откуда торчали две стрелы.
Миран, наконец, научилась этому мохэскому способу стрельбы. Перебегая от дерева к дереву, она и ещё несколько молодых женщин стреляли по всадникам из луков.
Чуть дальше, с другой стороны дороги, в нападавших летели короткие стрелы. Стоя в проходе землянки женщина била из арбалета в незащищённые лица солдат.
Она не могла бросить свой дом и скрыться в лесу. За её спиной, на ложе из шкур, лежал её больной муж. Мысли о том, что она может потерять его ещё раз, придавали ей твёрдую уверенность в своих действиях.
Слева от женщины раздался шорох, и она вскинула арбалет в ту сторону.
– Оюн, стой! Это я! – Жена вождя Кальтэ подбежала и спрыгнула в проход землянки. – Есть ещё что-нибудь?
Продолжая стрелять, Оюн кивнула на раскрытый ящик с танскими арбалетами. Взяв в руки один из них, жена вождя поджала губы.
– Простого лука нет?
Оюн отрицательно покачала головой и, оглянувшись, озадаченно посмотрела на жену брата.
– Просто заряжай их и клади рядом со мной. – Оюн пихнула ногой корзину с короткими арбалетными стрелами.
Жена вождя кивнула, и дело пошло.
Многозарядный скорострельный арбалет Чжугэ Ляна в условиях близкого боя ещё раз доказал свою эффективность. И Оюн в душе похвалила себя за то, что покидая горную крепость, не поленилась захватить с собой один из трофейных ящиков.
Сражение начинало затягиваться, и внезапность нападения стала терять свою эффективность. Жители селения, большую часть своей жизни, проводившие в войнах, быстро приноравливались к неожиданно возникшей неприятности.
Подростки с копьями нападали на группы всадников и уводили их за собой в лес, под обстрел скрывавшихся в засаде лучниц.
Грузный всадник, лениво покачиваясь в седле, продвигался среди деревьев. Он отстал от своих товарищей, и, по всей видимости, не горел желанием активно участвовать в сражении. Его раздражала вся эта беготня. Вот если бы к нему подвели кого-нибудь из этих мерзавцев, то тогда бы он с удовольствием разрубил его своим мечом, а так…
Вдруг недалеко от себя он увидел группу детей, тайком пробиравшуюся через заросли. Его глаза сразу ожили. Он, улыбнувшись, потянулся к мечу… и вдруг закричал от боли.
Опустив взгляд, танский всадник увидел, торчавшую в своём животе, стрелу. Вторая – ударила в грудь…
Девочка лет двенадцати удобно устроившаяся на дереве для верности всадила в толстого всадника третью стрелу.
Губы девочки скривились в не по-детски жёсткой усмешке. Она выбрала для стрельбы очень удачное расположение, и за спиной у неё висело два колчана стрел. Девочка была очень довольна собой.
– Сарга, помоги мне! – Маленький мальчик, с трудом пытаясь удержаться, повис на ветке, чуть ниже девочки. – Дай руку!
Резко обернувшись, девочка бросила на него грозный, полный недовольства, взгляд.
– Ты мне мешаешь! – Ответив холодным каменным голосом, она отвернулась и, взяв лук наизготовку, стала высматривать новую жертву.
– Сарга! Ну… – мальчик сорвался с ветки и, упав на землю, схватился за ногу.
Миран видела, как к упавшему мальчику подбежал подросток и, осмотрев его, задрал голову наверх, всматриваясь в густую крону. Она тоже перевела свой взгляд туда и пристально посмотрела на суровую маленькую лучницу.
Вдруг Миран почувствовала какое-то движение. Танские всадники спешно выходили из леса мелкими группами и уносились прочь. Им вслед под ликующие крики летели стрелы, копья…
Выбегавшие из леса женщины и дети оживлённо указывали руками в сторону, противоположную отступлению врага.
Миран посмотрела туда и облегчённо вздохнула.
По зелёному склону горы к селению приближался большой конный отряд. Мужчины племени возвращались с охоты.
Шальной порывистый ветер, словно, участвовавший в дневном сражении с приближением сумерек стал успокаиваться и вскоре совсем затих.
Солнце уже зашло за гору, и пламя костра стало более отчётливым и ярким. Собравшиеся вокруг него дети, разгорячённые последними событиями, весело и оживлённо общались, перебивая друг друга и пересказывая особенно впечатлившие их моменты сражения.
В центре всего этого действия чаще других оказывалась худенькая девочка-подросток в безрукавке из волчьей шкуры, не выпускавшая из рук свой лук.
– Сарга, сколько ты убила?
– Я не считала. – Девочка скривила губы. – У меня было два колчана. – Она пристально посмотрела на прыгающие языки пламени. – Были бы ещё стрелы, убила бы ещё.
– О-о-о! – Вокруг раздался хор восхищённых детских голосов.
Невдалеке от костра, на небольшом бугре, поросшем травой, сидели две женщины. Одна из них задумчиво смотрела на девочку у костра, вспоминая услышанные когда-то слова пророчества. Тогда они показались ей чем-то невероятным. Но прошли годы, и в облике девочки стало всё больше проступать что-то тревожное.
Вторая женщина, проследив за взглядом Миран, посмотрела на детей у костра и улыбнулась.
– Сарга сегодня героиня!
– Сегодня… да-а. – Миран грустно улыбнулась.
– Что ты имеешь в виду? – Женщина с тревогой взглянула в глаза провидицы. – Ты что-то видела?
– Я, – Миран пожала плечами, – видела кое-что, но не много. А вот Соён…
– Соён? А… это та пэкческая провидица?
– Да. Она сказала… – Миран замолчала. – Да ладно. Всё это ещё…
Чтобы сменить неприятную тему она встряхнулась и повернулась к собеседнице.
– Я видела, как ты сегодня заскочила в землянку Оюн. Как там у них?