– Ты можешь оставить Иисуса, но Он никогда не оставит тебя, – повторял Эдгар и молился на коленях о спасении дочери.
Однако церковь требует веры, а вера пропала: Летисия задавала слишком много вопросов. Она верила, например, что святой Иуда помогает в безвыходных ситуациях, и носила с собой иконку святого Христофора, покровителя путников, чтобы не попасть в аварию. Церковь она оставила, поскольку не могла терпеть, чтобы очередной пастор указывал ей, что думать, как жить и даже за кого голосовать. Один из таких хотел заставить ее и дальше терпеть водопроводчика, который ее избивал, ибо Господь не приемлет жен капризных и надменных, считающих себя равными мужчине, в то время как в Библии ясно сказано: Ева создана из ребра Адама и поэтому должна ему покоряться. К мужчинам тот пастор был снисходительнее.
Любовный пыл новобрачных очень скоро вылился в агрессию: они заводились из-за ревности, из-за денег, из-за его пьянок, поскольку Летисии надоело складывать гамбургеры в «Макдоналдсе» и при этом не вылезать из долгов, пока супруг пропивает заработанное; одним словом, любой предлог был хорош, чтобы вспыхнула ссора, посыпались ругательства, крики, тумаки. Водопроводчик когда-то занимался боевыми единоборствами, и эта быстро прервавшаяся карьера оставила ему сломанный нос, зловещие татуировки с демонами и драконами и неуемную тягу к насилию. Их отношения длились недолго, Летисия быстро поняла, что живет с двумя разными людьми. Один, которого все знали, был заводным, компанейским и щедрым, он хорошо зарабатывал в своей профессии, но деньги у него не держались, он вечно покупал ненужные вещи, делал ставки или одалживал друзьям. Летисия влюбилась в эту версию, в короля вечеринок, но обнаружила, что внутри у мужа притаилось чудовище, которое выходит на свет божий под воздействием алкоголя. По ее мужу было незаметно, сколько он выпил, иногда он целыми днями вел себя нормально, даже будучи навеселе, но наступал момент, когда парень слетал с катушек.
Спиртное разжигало в нем неконтролируемую ярость, которая раньше помогала ему на борцовском ринге, но в обычной жизни она не находила применения и накапливалась в крови, требуя выхода. Летисия жила, не спуская с мужа глаз, определяя, насколько опасно он пьян, ведь если не успеешь укрыться в безопасном месте, получишь трепку. Два года она терпела, надеясь, что парень исправится, как он и обещал при каждом примирении, пока однажды ночью, когда муж уже был готов ее избить, Летисия не бросилась на него, словно бык на арене, и не ударила со всей силы головой в грудь. Такое нападение застало драчуна врасплох, он потерял равновесие и упал спиной на гранитный кухонный стол. Удар пришелся на затылок; муж застыл в луже крови, а Летисия быстрым шагом прошла двадцать два квартала до отцовского дома. Ей и в голову не пришло вызвать «скорую». Она явилась к отцу совершенно спокойная, в испачканных кровью туфлях и заявила, что убила своего мужа. Но вышло так, что Летисия его не прикончила, а просто оглушила. С того дня супруг ее зауважал. И не посмел возражать, когда она заявила, что уходит. Летисия никогда больше не виделась с этим парнем и никому больше не позволяла себя запугивать.
Водопроводчика заменил другой мужчина – чтобы выйти за него замуж, уже не требовалось фальшивого свидетельства о рождении, – но и этот быстро исчез из ее жизни. Они познакомились в ресторане, где оба работали официантами. Он был неплохим мужиком, но через несколько месяцев после свадьбы спутался с другой, с заурядной лахудрой, как называла ее Летисия в тех редких случаях, когда вообще о ней упоминала. Откровенно говоря, этот муж оставил по себе так мало воспоминаний, что в последующие годы она даже имени его не могла припомнить.
О Сальвадоре Летисия знала очень мало – только то, что успела преподать ей учительница в сельской школе Эль-Мосоте, – но все, что требовалось, нашла в публичной библиотеке. В интернете, книгах и журналах перед ней предстали сотни картин: тропическая растительность, очень много воды, яркие краски фруктов и цветов, горы и вулканы, лазурный Тихий океан. Летисия прочла книгу о птицах, на обложке которой красовался торогос[6], символ Сальвадора, птица с ярким опереньем и длинным хвостом. Беженку уже ничего не связывало с этой землей, но у нее было много друзей из Сальвадора, из региона Баия, а еще она сохранила акцент, некоторые традиции, слушала музыку, любила национальные блюда, но при этом не разделяла ностальгии своих соотечественников. Друзья Летисии каждый год ездили навещать родных, но она решилась поехать только однажды.
– Что мне там делать? – отвечала она, когда ее спрашивали о причинах.
У нее там не было ни родных, ни знакомых, и к тому же, по слухам, там было опасно. После того как в 1992 году были подписаны мирные соглашения между правительством и партизанами, официально закончилась гражданская война, но не насилие. Переполнявшие тюрьмы преступники и наркоторговцы, татуированные с ног до головы, входили в состав гнусных банд, с которыми никакое правительство было не в силах справиться.
В двадцать два года, между пьяницей-водопроводчиком и парнем из ресторана, который ушел к лахудре, Летисия съездила в Сальвадор. Отец отказался ее сопровождать: он поклялся, что нога его не ступит на землю, обагренную кровью его семьи. Летисия собиралась отыскать какую-нибудь родню – она знала, что оставались какие-то троюродные и четвероюродные братья, – но сохранилось слишком мало данных, чтобы их найти. Девушка направилась прямо в Эль-Мосоте, навстречу своим воспоминаниям и кошмарам.
Она нашла проводника, готового доставить ее в деревню, где прошло ее детство, однако тот сразу предупредил, что там ничего не осталось. Десять с лишним лет правительство замалчивало бойню, уничтожая доказательства, затыкая рот выжившим очевидцам, но после окончания гражданской войны правда вышла на свет. Все в округе помнили о случившемся. Летисия с проводником приехали в тот район на автобусе, а затем шли пешком. Она узнала местность, хотя растительность оказалась куда гуще, а климат – куда жарче, нежели ей помнилось. Они шли долго, иногда прорубаясь сквозь чащу, потому что тропа то и дело пропадала, но проводник хорошо знал дорогу. Пареньку было десять лет, когда случилась резня, и он выжил, прячась в холмах, где крестьяне укрывались во время гражданской войны. Солдаты появлялись каждые два-три месяца для проведения очередной жестокой операции, и тогда местные убегали в пещеры. Так продолжалось долгие годы, рассказывал проводник: он вырос, вечно убегая, и до сих пор не может успокоиться. Всю его семью тоже убили в декабре 1981 года. Солдаты выполняли приказы, никто не требовал у них отчета, вот они и дали себе волю.
– Зачем они убивали детей? Ни один дикий зверь не способен на такую жестокость. А это сотворили люди, такие же, как их жертвы, люди из народа, бедняки, – сокрушался проводник.
Летисия не нашла ни следа своего прошлого – ничего не осталось от матери, братьев и бабушки. Там, где раньше стояла их деревушка, на земле, среди сорных трав, лишь виднелись кости да различались развалины хижин. Никто сюда не приходил. В воздухе висело жужжание насекомых и ропот потерянных душ. Слышался детский плач, но, может быть, это тростник шелестел на ветру.
Эдгар Кордеро умер, когда Летисия жила с Биллом Ханом, своим третьим мужем. Эдгар так и не увидел внучку, появления которой ждал с великим нетерпением; дочь обещала ему, что назовет ее Алисией, в честь своей матери. Когда Эдгара нашли, он сидел на стуле, опустив голову на Библию, раскрытую на столе. Он не был ни болен, ни стар, просто жизнь в нем угасла – можно сказать, милосердная смерть. Пастор заверил, что Эдгар Кордеро вознесся на небо в объятиях Господа Иисуса. Крус Торрес занялся похоронами, оплатил все, от гроба до цветов, а потом повел скорбящих в мексиканский ресторан.
Летисия пришла под руку с мужем, с семимесячным животом, с распухшим от слез лицом – только чтобы не обидеть Круса.
– Теперь, когда дона Эдгара нет, помни, Летисия, что я тебе как крестный. Ты всегда можешь обратиться ко мне в случае нужды.
– Спасибо огромное, дон Крус, но Летисия – моя жена, я о ней позабочусь, – почтительно вмешался Билл Хан.
– Ну конечно, вот только никогда не знаешь, что может случиться. Надеюсь, Летисия, мы не потеряем друг друга.
Билл Хан происходил от первопроходцев, которые в 1849 году в погоне за золотом пешком пересекли американский континент. Его прапрадеды влачили нищенское существование, преследуя призрачную мечту, которая так и не сбылась. Некоторые их потомки ненадолго добивались процветания, но этому роду выпала тяжелая карма: много усилий и мало отдачи. Гордясь своим происхождением, Билл усердно изучал золотую лихорадку в Сан-Франциско, даже собрал письма и документы своих предков. Благодаря такому интересу к истории он получил работу в музее Окленда: зарплата скромная, но достаточная, чтобы прилично содержать жену. Он не хотел, чтобы Летисия работала, пока носит ребенка, да и потом, когда нужно будет ухаживать за новорожденной дочкой. Человек замкнутый, глубоко чувствующий, он влюбился в Летисию с первого взгляда, едва увидев ее в холле музея. Его пленили ее фигура, ее уверенная походка, а главное – благодарная улыбка, которой девушка его одарила, когда он показал, где находится кафе. Впечатление оказалось таким сильным, что он оставил свой пост, побежал за ней и, преодолев врожденную застенчивость, попросил позволения сесть за ее столик. С той минуты он стал методично ухаживать за девушкой, пока не добился успеха. Они жили в браке два с лишним года, и Летисия никогда еще не была так довольна жизнью. Этот мужчина, с виду невзрачный, обладал неисчерпаемым запасом нежности и удивительным чувством юмора.
И все-таки никогда не знаешь, что может случиться, как прозорливо заметил Крус Торрес в день похорон. Несколько недель Билл страдал от сильной головной боли, которую заглушал, горстями глотая обезболивающие; у него все расплывалось в глазах и немела шея, но он откладывал визит к врачу, надеясь, что симптомы исчезнут сами собой, как обычно бывает со всеми недугами. В тот вечер, перед закрытием музея, когда Билл Хан проверял, все ли в порядке, готовясь сдать пост ночной охране, коварная аневризма лопнула у него в мозгу. Вспышка боли ослепила Билла, он упал на пол, где его и нашли два часа спустя.