Они вылетели в Сан-Сальвадор самолетом авиакомпании «Авианка» во второй понедельник февраля, купив обратные билеты на следующую субботу. Взяли с собой минимум багажа, копию рапорта о Марисоль, которую Селена получила благодаря сотруднику приюта, питавшему к ней слабость, и записи всего, что они сумели выяснить с помощью Аниты. Для Фрэнка эта поездка вылилась в настоящее приключение. До знакомства с Селеной он очень мало знал о Центральной Америке – просто место на карте, далекое и полное тайн. Новости из этого региона поступали почти всегда скверные: революции, партизаны, кровавые диктатуры, массовые убийства, гражданская война, коррупция, торговля людьми, наркотики, а в последние годы еще и банды преступников, такие как «Мара Сальватруча»[20]. Одна страна не отличалась от другой, все они казались Фрэнку более-менее одинаковыми, кроме Коста-Рики, куда он ездил в отпуск и где занимался серфингом в кристально прозрачных водах и фотографировал пеликанов и черепах. Эта страна в 1948 году распустила вооруженные силы и семь десятилетий жила в мире и процветании. Земной рай понемногу заселялся американцами, в основном вышедшими на пенсию. Взяв на себя защиту Аниты Диас, Фрэнк погрузился в историю и политику региона, откуда происходили беженцы и мигранты, которыми занималась Селена.
Кроме интернета и прессы, адвокат мог рассчитывать на информацию, которую предоставляла Селена. Фрэнк понял причины, по которым столько людей, даже дети без родителей, пускались в опасный путь на север, искать убежища в Соединенных Штатах. Тяжелая дорога и враждебный прием их не пугали – куда хуже казались им неизбывная нищета и безнаказанное насилие, от которых они бежали.
– В этом мире никто ни от чего не застрахован, Фрэнк. Любой из нас мог бы угодить в подобную ситуацию, – говорила Селена, но он даже представить себе не мог, чтобы кто-то из его окружения попал в такую беду. Когда он обмолвился об этом матери, та напомнила, что когда-то его отец, дед и бабка эмигрировали, спасаясь от сицилийской мафии.
В Сан-Сальвадоре был современный аэропорт с полным набором бутиков и магазинов народных промыслов. Скопилось столько народу, что им пришлось долго дожидаться получения въездного штампа в окошке регистрации. Перелет занял почти пять часов и обоим показался очень долгим, они устали, но вместо того, чтобы ехать прямо в отель, решили перекусить знаменитыми пупусами из Олокилты, о которых Селена столько слышала. Фрэнк сразу подумал, что еде с таким названием доверять не стоит, но решил на эти дни забыть о разборчивости в пище: не хватало еще выставиться перед Селеной глупым снобом. Как только они вышли из здания аэропорта, на них обрушилась тропическая жара.
– Да это турецкая баня! – воскликнул Фрэнк.
– Дыши глубже. Ко всему можно привыкнуть, – отдуваясь, посоветовала Селена.
Они поймали такси, а через двадцать минут уже стояли перед сковородой из черной глины, поставленной на живой огонь, и две женщины в синих фартуках вручную стряпали лепешки из рисовой и кукурузной муки. Они купили пару «бешеных» пупусов величиной с тарелку, с начинкой из сыра, фасоли и шкварок, и запили все это пивом. Так началось их знакомство со страной.
Фрэнк настоял на том, чтобы остановиться в хорошем отеле, – он все оплатит, ведь и билеты на самолет он купил в бизнес-класс, и Селена не возражала; очевидно, что из них двоих он располагал куда большими средствами. Они легли поздно, каждый в своем номере, и спали плохо: он думал о близости Селены, а она – о том, что у них всего четыре дня на то, чтобы найти Марисоль. От влажной жары на улице путешественники покрылись сыпью, у обоих распухли руки и ноги. А в гостинице, под кондиционером, они, напротив, дрожали от холода.
Анита лучше помнила бабушку, с которой жила с самого рождения, чем мать, но воспоминания ее, служившие ориентирами для поиска, были смутными.
– Мы знаем имя бабушки и знаем, что она работает с индиго, – такой итог Фрэнк подвел на следующий день, когда они завтракали на террасе.
– Анита упомянула, что бабушка принимает посетителей и туристов. Мы можем начать с археологического парка «Каса Бланка», там есть музей и магазинчики с индиго. Это в Чальчуапе, – предложила Селена.
– Далеко отсюда?
– Я спрашивала у портье – он сказал, примерно час двадцать на автобусе.
– Нам нужно как-то передвигаться, давай возьмем машину напрокат, – предложил Фрэнк.
– Движение здесь непредсказуемое, Фрэнк. Лучше закажем розовое такси на целый день. Это тоже портье посоветовал.
– Розовое такси?
– Такси для женщин, и водят их женщины. Очень надежные.
Чтобы сесть в машину, пришлось показать таксистке паспорта, поскольку Фрэнк выпадал из ряда привычных для нее пассажиров. Автомобиль был выкрашен в розовый цвет, на заднем сиденье лежали зеркальце и предметы косметики, чтобы поправлять макияж. Таксистка Лола, в белой униформе, маленькая, с пышными формами, говорливая и симпатичная, выдала целый поток информации. За время поездки она прочитала длинную лекцию о местной политике, новом президенте, набеге саранчи, бандах и мерах предосторожности, которые следует предпринимать.
– Твердят о том, что тут небезопасно, в прессе только об этом и кричат, можно подумать, что все мы в руках бандитов и наркош, но это преувеличение, – трещала Лола. – Мы тут живем спокойно и хорошо проводим время. Мы народ веселый, любим танцевать и петь. Помогаем друг другу и заботимся о семье. Я, например, по воскресеньям готовлю на всех, семья у нас большая и очень дружная. Жаль, что у нашей страны за границей такой плохой имидж. Каждый сальвадорец знает, как уберечь себя, куда можно ходить и в какие часы, как избегать опасных мест и подозрительных личностей. Со мной вам бояться нечего, я знаю эту страну как свои пять пальцев.
Узнав, что туристов интересует индиго, Лола прочитала им еще одну лекцию, о «синем золоте» – оно было известно с шестнадцатого века и обесценилось, когда изобрели синтетические красители, но страна по-прежнему славится народными промыслами. Затем таксистка перешла на доколумбовы пирамиды, предложила туда съездить, но у них не было времени на достопримечательности, и они направились прямиком к музею, колониальной постройке посреди парка.
В мастерской по производству индиго, где женщины по старинной методике изготовляли естественную краску и продавали изделия всех оттенков синего, хорошо знали донью Эдувихис, которая проработала там тридцать лет. В то утро ее на работе не было, но им дали адрес, и Лола быстро доставила своих пассажиров в рабочий квартал Чальчуапы.
Бабушка Аниты отнеслась к посетителям с недоверием, вела разговор со двора, через решетку, увенчанную колючей проволокой, а ее многочисленные собаки подняли лай; но когда Селена объяснила, что знакома с ее внучкой, и показала фотографию, старуха расчувствовалась, открыла им дверь и пригласила войти. Псы потянулись следом, виляя хвостами. Эдувихис двигалась легко и проворно, как молодая, но ее заметно старила печать страдания на лице. Вся ее жизнь прошла в трудах, в постоянных усилиях. Много лет эта женщина ухаживала за больным мужем, прикованным к постели, практически одна подняла на ноги пятерых детей и двоих из них похоронила.
– Моя девочка… Вот уже несколько месяцев я ничего о ней не знаю – где она? – спросила женщина с дрожью в голосе.
– С ней все хорошо, сеньора, она в Аризоне, в Соединенных Штатах, – отвечала Селена.
– Вы ее видели?
– Да, совсем недавно. Я вам привезла фотографии.
– Как я по ней скучаю!
– И она скучает по вам. Анита обожает свою Титу Эду.
Эдувихис пригласила их присесть, предложила «колу-шампань» – апельсиновую газировку, разлила ее по пластиковым стаканчикам. Лола предупреждала, чтобы они не пили воды: в этот квартал ее привозят на грузовиках раз в неделю и она не всегда чистая. На кухне возле порога стояли два бидона. Дом был блочный, квадратный, очень простой, всюду чистота и порядок, линолеум на полу, москитные сетки на окнах, открытых для проветривания.
– Аните исполнится восемь лет, она встретит свой день рождения без мамы, без бабушки, одна-одинешенька… Мне от этого так больно, просто нож острый в сердце, – расплакалась Эдувихис.
– Мы его отпразднуем, не переживайте. Даже пиньяту приготовим. Я уже выяснила, какой она хочет подарок: что-нибудь, чтобы слушать музыку. Фрэнк ей купит.
– Ей понравится. Анита знает все модные песенки. У нее очень хороший слух, она попадает в тон, это ее развлекало после аварии, пока она не вернулась в школу. Там ее учили играть на гитаре. Вы слышали, как она поет?
– Еще нет, сеньора, но, раз уж мы об этом заговорили, я позабочусь, чтобы вокруг Аниты было много музыки. Мы будем петь и танцевать вместе, – заверила ее Селена.
– Анита – девочка особенная, сызмальства такой была. В три года уже разговаривала, как взрослая. В пять лет я научила ее читать. Всегда такая прилежная, занималась сама, за ней и присматривать не нужно было. А как заботилась о сестренке! Говорила, что, когда мамы нету дома, она будет мамой Клаудии, ведь она старшая. А после аварии стала серьезной, уже не смеялась, как раньше.
– Что это была за авария, сеньора? – спросила Селена.
– Лобовое столкновение. Грузовик врезался в школьный автобус.
– Мне так жаль…
– Нам давно уже не везет. Теперь и Марисоль пропала! Вы не догадываетесь, где она? Мне она звонила три месяца назад, с тех пор я о ней ничего не знаю.
– Из-за нее мы и приехали, сеньора, – проговорил Фрэнк.
Бабушка извинилась, что ей больше нечего предложить, но, если гости останутся на обед, она быстро сбегает на рынок. Рассказала, что Рутилио, старший сын, был ей ближе всех: всегда такой ответственный, он заменил семье отца, когда тот заболел; никаких вредных привычек – не пил, не дрался, не гулял с женщинами, жил только ради дочек и Марисоль; они долго встречались и поженились, когда она забеременела. Рутилио почти и не успел узнать Клаудию – он погиб, когда девочке исполнилось всего три месяца. Он работал на фабрике строительных материалов, и по необъяснимой случайности его залило свежим цементом. Вовремя вытащить его не смогли. Эдувихис подозревала, что ее сына убили, ведь ему угрожали, он был профсоюзный активист, поднимал шум, сплачивал рабочих.