Ветер знает мое имя — страница 25 из 42

– Да ладно тебе, капитан, не горячись: я знаю, это вышло случайно. – Женщина в тонком платье до середины бедра, с влажным от пота вырезом на груди, улыбнулась, откинула с лица прядь волос, скрестила ноги.

– Уходи, тебе нельзя здесь оставаться, – приказал Гомес, хватая ее за руку.

Селена сделала вид, что оступилась и чуть не упала, но охранник крепко ее держал. Они стояли, глядя друг другу в глаза, разделенные лишь несколькими сантиметрами.

– Я просто хочу поговорить, капитан. Где бы мы могли встретиться? Марисоль рассказывала о тебе, мне стало любопытно. Мне нравятся сильные мужчины, заставляющие себя уважать… – проворковала Селена, растягивая слова.

* * *

Карлос Гомес назначил встречу на вечер в «Цветке юкки» – темном, мрачном заведении с барной стойкой, танцполом и латинской музыкой. У него не было денег, чтобы отвести Селену в место, достойное такой женщины, но он рассчитывал, что после пары рюмок и танцев с обжиманием цыпочка поймет, что ее лапает настоящий мужчина, и укротить ее будет несложно. Проще простого. Всегда срабатывало. За сорок лет его жизни Марисоль оказалась единственной, кто перед ним устоял, – но это не он провалился, а она дура. Гомес до сих пор не мог понять, какого черта он так ею увлекся, – Марисоль была тощей, костлявой бабенкой, да еще и с двумя детьми в придачу. Надо было отделаться от нее сразу, пока все не усложнилось.

Фрэнк и Лола, следовавшие за Селеной, расположились за соседним столиком: она заказала пиво, он – минеральную воду. По такому случаю Лола избавилась от своего белого балахона и надела сережки. Фрэнк сказал, что она чудесно выглядит, а Лола, сдавленно хихикая, предупредила, чтобы он не питал надежд, потому что она, к сожалению, замужем.

Пока Селена прихлебывала отвратительную «маргариту», теплую и приторную, Гомес пил уже третью кружку пива. Он утратил бдительность и разговорился. Мексиканочка опасности не представляла – еще одна горячая штучка, она у него в руках, и они закончат вечер как полагается. Гомес тискал ее во время танца: роскошная самочка, беленькая, а как двигается, от нее пахнет потом и духами, а самое лучшее – зубы и ноги, эти сандалии и кораллового цвета ногти, высший класс. Он заказал виски, чувствуя себя щедрым, галантным, открытым, уверенным. Мексиканка слушала разинув рот, она была очарована; женщины любят насилие и хотят, чтобы ими помыкали, – даже если они сопротивляются, даже если кричат, он прекрасно это знал и в социальных сетях цеплял девчонок своей брутальностью. С мексиканкой приятно говорить, она умеет слушать.

– Стрелять я не хотел, просто всегда ношу с собой пистолет, я научился стрелять еще в детстве, отец научил, ствол вот здесь, я даже не снимаю его, когда танцую, хочешь, покажу тебе, я не выпускаю его из рук, потому что этого требует мой долг, я даже во сне с ним не расстаюсь, мы ведь должны защищать хозяев, за это нам и платят, чтобы никакому паршивцу не пришло в голову чего-нибудь спереть, собаки не помогают, их травят, здесь много ублюдков, воров, бандитов, для этого мы и нужны, нас шестеро, мы дежурим по восемь часов, двое на смене. В день, когда это произошло, я заступил в ночную смену, с десяти вечера и до шести утра, было пасмурно, разгар сезона дождей, темнеет рано, напарник обходил периметр, а я стоял у входа и – я говорил, что было поздно? – в саду тогда горело мало фонарей, но после происшествия с Марисоль их стало больше, теперь у нас есть фонари с датчиками движения, они тут же включаются, если почуют собаку или птицу, а еще ярче, если появится нарушитель, но в ту ночь было ни зги не видно. Еще «маргариту»? Я услышал, что кто-то ступает по гравию, на всякий случай достал пистолет, никогда не знаешь, что может случиться, спросил «кто идет», никто не ответил, я снова крикнул, потом еще раз, и опять ничего, потом увидел какую-то тень среди папоротников, там точно кто-то прятался, я приготовился защищаться, приказал выйти на свет, а когда он начал убегать, я и выстрелил – в воздух, чтобы припугнуть, я не хотел убивать, я и предположить не мог, что это Марисоль, зачем ей бродить по парку в одиннадцать вечера, сама во всем виновата, почему она спряталась, почему не ответила, почему побежала… Что говоришь? Выстрел был в грудь, а не в спину? Ну, подробностей я не помню, все есть в полицейском протоколе, хорошо, что не насмерть, представь, какой бы поднялся шум, если бы… Эй, парень! Еще виски! – приказал он официанту.

– По словам Марисоль, это ты назначил ей встречу в саду, сказал, что должен поговорить с ней по поводу ее дочери, – перебила его Селена, сочиняя на ходу.

– Она набрехала. А еще набрехала, что я собирался встретиться с ней у нее дома, как она заявила полиции. Она мне никогда не нравилась, я не трачу время на таких сучек, у меня полно шикарных женщин, чего мне таскаться за этой костлявой уродиной. Вот что в ней точно было роскошным, так это волосы, но она сбрила их, как чесоточная. Она была сумасшедшей.

– Почему ты говоришь о ней в прошедшем времени, будто она умерла?

– Я знать не знаю, жива она или мертва! Мне плевать. Она вышла из больницы и исчезла, ушла.

– Куда?

– Ко всем чертям, наверное. Ты же с ней виделась в Мексике?

– Она ехала на север, хотела попросить убежища в США.

– Ха! Как и тысячи других горемык. Всех депортировали.

– Ее депортировали?

– А ты как думаешь, красотка? Думаешь, гринго приняли ее с распростертыми объятиями?

– Ты видел ее после этого? – настаивала Селена.

– Нет! Хрен знает, где она. А если бы вернулась, я бы узнал.

– Откуда?

– У меня свои источники.

– Если ее здесь нет, может, она в Мексике? – предположила Селена.

– Там ее тоже нет.

– С чего ты так уверен?

– Я же сказал, у меня есть источники. Но почему мы говорим об этой шлюхе? Что тебе до нее? – грозно спросил Гомес и крепко сжал запястье Селены.

– Ничего. Мне все равно, расскажи лучше о себе… Только отпусти… – ответила она.

– Лучше не зли меня! – пригрозил Гомес.

– Мне больно…

Карлос Гомес пристально на нее поглядел. Остекленевшие от выпивки глаза налились кровью. Селена выдержала его взгляд – целую минуту, которая показалась ей бесконечной, пока он наконец не отпустил ее запястье и не откинулся назад со стаканом в руке.

– Точно не хочешь еще «маргариту»? Ну, тогда потанцуем…

* * *

Сказав, что ей нужно попудрить носик, Селена поднялась из-за стола – Гомес, уже сильно поддатый, только покивал. Она незаметно выскользнула из бара, за ней последовали Лола и Фрэнк. Они сели в такси и отправились поужинать в небольшой французский ресторанчик в Сона-Роса[21], где Фрэнк намеревался порадовать дам хорошим вином и белыми скатертями – его начинала тяготить местная обильная еда. Он предложил Лоле взять с собой мужа, но таксистка заявила, что желает хоть раз в жизни развлечься без него. Она устроилась в кресле и, не раскрывая меню, заказала «манхэттен»[22].

– Не знаю, что это, я только в кино видела, но всегда хотела попробовать, – призналась она.

Лола с головой погрузилась в миссию двух гринго, как она называла Фрэнка и Селену, и у нее возникло несколько теорий о судьбе Марисоль. Лола рассказала, что, пока они были у бабушки Эдувихис в Чальчуапе, она сходила в библиотеку, залезла в интернет и откопала сведения о Карлосе Гомесе – и о скандале, на котором оборвалась его карьера в Национальной гражданской полиции. Его обвинили в изнасиловании и жестоком избиении одиннадцатилетней девочки – но перед самым судом родители отозвали заявление, и дело развалилось. В одной газете была версия, что полиция заставила родителей замолчать с помощью денег, чтобы избежать очередного скандала – у сальвадорской полиции и так хватало проблем, – но Лоле кажется, что куда вероятнее другое: Гомес угрожал семье.

– Поэтому неудивительно, что Марисоль боялась за Аниту, – подытожила Лола. – Этот мужик – сущий дьявол. Да и потом, яблоко от яблони… Ведь его отец был военным, он уже давно в отставке, но всем известно, что он командовал войсками в Эль-Мосоте. Вы знаете, что там людей сжигали заживо? И даже детей, представьте себе! Этот психопат так и не поплатился за свои преступления – и Карлос Гомес тоже.

Еда оказалась по-настоящему французская, как и значилось в меню. Лоле такая готовка не понравилась: за половину этой цены они могли бы вдоволь набить пузо в другом месте, например на пляже, когда поедут искать брата Марисоль. Около полуночи Лола, высосав две банки пива, два «манхэттена» и по бокалу вина и шампанского, доставила Фрэнка и Селену в отель и уехала, напевая, в розовом такси, пообещав забрать их завтра, чтобы отправиться на встречу с братом Марисоль.

* * *

За те дни, что они провели вместе, Фрэнк и Селена значительно сблизились. Фрэнк брал ее за руку или под руку, они прикасались друг к другу, делились едой из своих тарелок, пили из одного бокала – словом, между ними росло чувство сообщничества, которое возникает у тех, кто уже знает, что ночь любви неизбежна. Вместо того чтобы разойтись по комнатам, как они без воодушевления поступали прежде, Фрэнк и Селена отправились в сад – в этот час там никого не было. Зонты уже убрали, но шезлонги были на месте, и они легли рядом друг с другом, слегка одурманенные ужином и пробудившимся желанием. В ту среду дневная жара сменилась теплым вечерним ветерком, разносившим по воздуху сладкий аромат лилий и свежескошенной травы. В спокойной воде бассейна отражалась луна. Музыка и голоса в отеле давно смолкли, и лишь стрекотание сверчков нарушало тишину сада.

Селена почувствовала, что мягко проваливается в шезлонг: тело стало ватным, веки отяжелели, на руках выступил пот, между ног стало влажно, а в воздухе витал навязчивый аромат тропических цветов. «Я слишком много выпила», – пробормотала она, почти засыпая. Провести ночь здесь, так близко к Фрэнку, но не прикасаясь к нему, ощущать его энергию, его напряжение – вот это блаженство, подумала она. А Фрэнк был уже начеку: он внимательно следил, как ведет себя девушка, и изучал разделявшее их огромное расстояние – пропасть шириною в полметра между креслами.