– Здесь привыкли выполнять приказы, мама, и нам здесь безопаснее, чем где угодно, не волнуйся, – сказала Алисия.
Запрет на выход из дома серьезно ударил по Мистеру Богарту, привыкшему к своему неизменному распорядку; теперь он не сможет ходить в спортзал, читать лекции, встречаться каждую неделю со своим квартетом, как раньше. А еще не сможет до полуночи сидеть в одном из клубов Сан-Франциско, слушая и играя джаз. Он наполнялся несвойственной для его возраста энергией, когда садился за фортепиано во время джем-сейшена. Единственное, что хозяин мог делать из дома, – это записывать свою программу для радио с классической музыкой.
– Надеюсь, ты меня не бросишь… – сказал он Летисии.
– Кажется, лучше мне не приходить к вам, Мистер Богарт. А то вдруг я принесу вирус? В вашем возрасте это смертельно опасно.
– Все мы от чего-нибудь умрем.
– Мои клиенты уже отказались от меня из предосторожности. Вирус – штука серьезная.
– Если нас посадят на карантин, ты должна остаться здесь, с нами.
– В этом доме?
– Да, в этом самом доме. Все займет две-три недели, не может же эпидемия продлиться дольше. Взаперти мы с Пако умрем от скуки. Да и что мы будем есть? Я даже яйца сварить не сумею.
– Вы знаете, что у меня есть работа в других местах.
– Но ты ведь сама говоришь, что клиенты от тебя отказались. Я буду платить больше, а у тебя появится куча свободного времени. Что скажешь?
– Вам нужна не уборка и еда, а компания, так?
– Именно. Здесь тебе будет удобно. Подумай о том, каково будет остаться одной в твоем доме на колесах, – как в одиночной камере без связи с внешним миром.
– Мой дом небольшой, но очень уютный.
– Соглашайся, Летисия!
– Мне придется взять с собой Панчито, моего попугая…
– Никаких проблем. Добро пожаловать, Панчито!
Летисия отправилась взять все самое необходимое: попугая, одежду, вязальные спицы, пряжу, витамины и роман, который она читала в книжном клубе. На обратном пути Летисия зашла в супермаркет и набила багажник двухнедельным запасом продуктов. Вернувшись, она встретила Мистера Богарта, который готовился выгуливать собаку (это еще разрешалось). Он был очень доволен, что они будут жить вместе, и предположил, что, если попытка окажется удачной, Летисия сможет жить у него постоянно.
– Конечно, мы бы подписали соглашение о зарплате, – повторил он.
– Ни за что, – ответила Летисия, думая, как тяжело будет круглые сутки его обслуживать; ей пришлось бы терпеть неудобства брака со стариком и притом не иметь никаких преимуществ – если тут вообще бывают преимущества.
Мистер Богарт не обиделся, но принялся настаивать, пока наконец не сломил ее сопротивление, предложив лучшую комнату с видом на сад и отдельной ванной – комнату, где раньше располагалась мастерская его жены. Там все еще стоял ее любимый ткацкий станок и несколько гобеленов. Летисия быстро устроилась на новом месте, готовая подолгу нежиться в ванне и смотреть телевизор до поздней ночи. Ее давно уже зацепила бразильская мыльная опера из двухсот сорока серий, дублированная на испанский язык.
Камиль, дочь Мистера Богарта, позвонила около четырех часов (у нее в Нью-Йорке было уже семь вечера), пожаловалась, что из-за пандемии теперь нельзя ходить в офис – она была редактором модного журнала, – и перечислила все свои беды: ей придется планировать следующий номер из дома, торжественный прием, где хотели собрать средства для балета, отменен, ее любимый салон красоты закрыли, рестораны, которые продают еду в картонных коробках, кажутся ей ужасными, да и что она будет делать без филиппинки, которая убирает ее пентхаус? Об отце Камиль не спросила. Отношения были натянутые.
В момент особой печали Мистер Богарт посетовал, что Камиль интересуют только деньги и положение в обществе – она не похожа ни на его дочь, ни на дочь Надин Леблан. О Мартине, своем единственном внуке, он тоже был не очень высокого мнения.
– Фашист похлеще Муссолини, – заявил Мистер Богарт, и Летисии пришлось искать эту фамилию в интернете.
Ей тоже не нравился Мартин, но она считала, что он явно не дурак, раз в таком молодом возрасте уже работает советником президента. То была вторая причина, по которой дедушка его не любил. Летисия знала Мартина с детства и в последний раз видела на похоронах Надин, когда ему было лет двадцать восемь, а он уже облысел, как Муссолини. С дедушкой Мартин не виделся пять лет.
Отец Мартина – мошенник, по словам Мистера Богарта, – заработал деньги на бизнесе, поступая весьма дальновидно, но не слишком порядочно; впрочем, после развода Камиль досталась очень приличная сумма. Мартин вырос на Манхэттене, в доме со швейцаром, учился в лучших частных школах и университетах и с юности слыл фанатичным расистом и страшным консерватором, что не нравилось большинству его друзей и учителей. Но Мартин не только не страдал, но даже хвастался враждебностью, которую вызывает у людей; к тому же вокруг него всегда вертелась кучка подпевал. Он любил унижать соперников – в этой игре ему всегда удавалось победить.
Мистер Богарт пытался вспомнить, каким умным и жизнерадостным ребенком был Мартин, прежде чем стал радикалом; как они смотрели детские передачи по телевизору и как дедушка учил его шахматам, когда Мартину исполнилось пять лет. В семь он уже обыгрывал своего учителя. Они собирали пазлы, и, пока дед находил две детали, Мартин складывал десять. На каникулах, когда мама отправляла ребенка в Калифорнию к бабушке с дедушкой, они брали лодку, ловили палтуса и осетра в заливе Сан-Франциско и катались на велосипедах по холмам. Мистер Богарт пытался установить с внуком отношения, которые не сложились у него с дочерью. Старик рассказывал Летисии о том времени, задаваясь вопросом: какого черта его мальчик так изменился?
Она тоже с грустью вспоминала первый год их знакомства: Мартин тогда был на пороге юношества. Несколько месяцев он вел себя как обычный ребенок, с аппетитом уплетал ее блины. Но как только пошел в среднюю школу, начал превращаться в подонка – из тех, кого так ненавидел хозяин. Летисия запомнила первый сигнал этих тревожных перемен. Как-то бабушка Надин велела внуку отнести посуду на кухню, а Мартин в ответ бросил тарелку на пол и заявил, что это обязанность Летисии: разве не она работает в их доме прислугой?
Летисия жалела, что у Мистера Богарта такая маленькая и такая скверная семья. Помимо товарищей по квартету, у него почти не было друзей – овдовев, он стал избегать прежних знакомых. Пока была жива Надин, двери дома были открыты, они часто принимали гостей; Летисия научилась готовить острые блюда по рецептам Нового Орлеана, чтобы хозяйка могла щегольнуть перед друзьями. Без Надин особняк осиротел, друзья отдалились, а Мистер Богарт не приложил никаких усилий, чтобы их удержать, потому что в них не нуждался. Он замкнулся в себе. А может быть, он и всю жизнь был таким, думала добрая Летисия.
С начала пандемии прошло два месяца, а Летисия все еще жила в доме своего хозяина. Она и предположить не могла, что самоизоляция настолько затянется. Пришла весна, а с ней праздник пчел и цветов; садовники в это время не работали, но хорошая погода немного развеяла всеобщее уныние. Вирус не собирался давать слабину, в стране погибло уже более девяноста тысяч человек, в остальном мире – еще сотни тысяч, в то время как несколько лабораторий соревновались в дикой гонке за создание вакцины. Пандемия стала политическим оружием: одни все списывали на происки оппозиции и отказывались носить маски, а другие следовали указаниям вирусологов. По мере того как число смертей росло, а больницы заполнялись, правительство пыталось преуменьшить значение пандемии и рекомендовало совершенно дикие методы лечения – например, щелочные инъекции. Летисия видела дочь и внучку только по «Фейстайму» раз в два-три дня и потеряла всех клиентов, но денег, получаемых от Мистера Богарта, хватало, чтобы оплачивать счета, покрывать немногочисленные расходы и помогать дочери. Сравнивая себя с другими, Летисия чувствовала, что ей повезло.
За это время они с Мистером Богартом установили распорядок, который устраивал обоих. Хозяин потребовал, чтобы она обедала с ним за одним столом, а не на кухне, как раньше.
– Когда ты уже будешь называть меня по имени, Летисия? Мы знакомы сто лет, а ты все еще называешь меня Мистер Богарт.
– Никогда, хозяин. Нужно соблюдать субординацию, фамильярности между начальником и подчиненным плохо кончаются, – ответила Летисия.
Она знала, что его зовут не Богарт; прозвище в самом начале знакомства дала ему будущая жена, потому что в молодости он был похож на Хамфри Богарта – такое же печальное лицо и сдвинутая набекрень шляпа; этот актер снимался так давно, что Летисия о нем никогда раньше и не слышала. Но довольно скоро она его узнала, потому что несколько раз по просьбе хозяина посмотрела «Касабланку». Сначала Летисия не хотела, потому что фильм был черно-белый, но вскоре вошла во вкус и просила ставить его хотя бы раз в неделю. Она запомнила наизусть несколько диалогов и, чтобы приободрить старика, декламировала их с преувеличенным драматизмом. Она пыталась представить, каким был бы Хамфри Богарт в свои восемьдесят, но актер не дожил до старости и скончался из-за курения в пятьдесят семь лет незадолго до ее рождения. Хозяина звали Самуил Адлер, но для нее он навсегда остался Мистером Богартом.
Надин, жена Мистера Богарта, не верила, что умирает, хотя диагноз был страшный, поэтому и не подготовилась к смерти. У Летисии было много свободного времени, и она воспользовалась этим, чтобы навести порядок в хаосе, который остался после Надин. Поначалу Мистер Богарт противился.
– Я скажу тебе, когда почувствую, что готов, тогда и делай с вещами жены что хочешь, – сказал он.
Мистер Богарт всеми силами пытался не допустить, чтобы дочь прикасалась к тому, что осталось после Надин, но Камиль сумела тайком забрать все, что захотела.