Для начала решил разобраться с лёгкими сквозными. Каналы у них более-менее приятные, поскольку дробь не успела деформироваться и вышла. Небольшие рваные края у выходных отверстий я срезал, чтобы кожа нормально срослась, к тому же там начали появляться первичные признаки некроза. Там же во время реза, мною был обнаружен небольшой ушиб и образующуюся гематому. Однако как говорил тот самый единственный нормальный медик, старший лейтенант Ронжин, цитируя некого Пирогова «ушибленную рану надо превращать в резаную». Подложив небольшую прокладку, сделал надрез, вскрывая гематому и оставляя дренаж. Кровь из скопления сразу потекла вниз, тем самым закрывая рану. Пришлось поработать тампонами и стереть её. Попутно с резом, вводил шприцом антибиотик, на случай заражения. Также по заветам неизвестного, но цитируемого Ронжиным, Вишневского, проводил футлярную анестезию методом тугого ползучего инфильтрата, чтобы точно обезболить для Юленьки весь процесс.
Для любого нормального медика мои действия могут показаться дикими и отсталыми, но меня так учили и так я спасал людей. В условиях современной войны всё поменялось, но что тогда, что здесь, современных средств у меня нет.
Где-то на отдалённо заиграла следующая песня, все той же группы, «Пластилиновая Армия», но признаться честно, я уже не слушал, а был полностью поглощен процессом.
Иссечение двух сквозных раневых каналов было окончено довольно быстро, правда по моим прикидкам проиграло ещё две или три песни. Только под «ГиоПика — Отечество казённое» я закончил с лёгкими ранами. Пока что просто затампонировал, опять же с антимикробными препаратами, чтобы никакая зараза не проявилась. Сшивать рано, надо разобраться со слепым каналом. Там по любому будет ушиб, а чтобы его вскрыть, придётся проводить дополнительные разрезы. Мне хватило сделать один продольный и растянуть его крючками, зафиксировав те по четырём сторонам. Дальше в постепенно иссекал всё же образующийся некроз. Света было достаточно. Тем более что себе чуть сбоку я подвёл мощный походный прожектор, повесив его на крепёж второго яруса нар, но на случай чего, у меня ещё был налобник, правда тот пока что лежал в стороне, на табурете, где был лоток с запасными инструментами.
Очистив рану от всякой гадости, принялся извлекать чуть деформированную картечину. Это только в фильмах в рану можно спокойно залезть пинцетом и достать картечь. По факту, такими варварскими методами можно лишь дополнительно повредить раневой канал. В моём случае этого не произошло, поскольку рана уже была готова к извлечению и достаточно растянута. Картечину отложил в отдельный лоток. Приварю к ней потом цепочку, будет памятный подарок жёнушке. Обычно в женщин различные предметы, наоборот, засовываю, а тут пришлось доставать. Так что всё же сохраню, на память.
Внезапно заигравшая скандинавская музыка отвлекла меня от полёта фантазий. Уже не помню откуда в плей-листе взялась песня «Тор» группы «Helvegen», но она вовремя вернула меня на землю. Надо было вскрывать дальше. Благо что картечина не развалилась на части, а от деформации лишь сплюснулась, оставив лишь ушиб тканей, вместо образования дополнительных раневых каналов.
Я не был опытным хирургом и не мог как француз Лериш на глаз определить достаточность проведенного иссечения, а потому опять же, затампонировал и пока что оставил. Требовался перекур. Вновь от нервов меня начало мелко трясти, появилось стойкое желание выпить и закурить, хотя до этого я пил совсем кроху и то по праздникам, а к курению относился и вовсе уверенно отрицательно. Даже когда был в горах и работал с полутрупами в госпитале.
Однако дело было не закончено. Сняв крюки, я стянул края надреза и довольно умело наложил швы, не перекрывая при этом саму рану. Завтра гляну, что будет с ранами и уже тогда, возможно, зашью, а пока что, надеемся и верим, что заразы не будет.
Закончив операцию, я аккуратно наложил лёгкую повязку обычным бинтом, чисто чтобы защитить швы и отверстия ран от попадания грязи. Теперь можно и собираться. Закончил я, как ни странно, под песню «Shortparis — Говорит Москва», что опять же было не типично для плей-листа, но я его не перебирал со времён самой первой командировки, лишь время от времени докидывая в него новые треки.
Вынося табуретки с подносами из операционной, я пересёкся с Кристиной, которая уже заботливо расставила кастрюли на печи. Ни говоря ни слова, она быстро принялась составлять лотки с использованным окровавленным инструментом на парту у печки. Девочка явно что-то видела или знала, поскольку, натянув хирургические перчатки, принялась аккуратно отмывать инструментарий, сразу после этого откладывая его в кастрюльку с дезинфицирующим раствором.
— У неё отец лежал с мочеприёмником, врачей зачастую ждать приходилось долго, вот она вместе с матерью и вставляла его обратно, когда отец в припадке вырывал его, — негромко произнесла Алексис, неизвестно откуда оказавшаяся рядом. — Алексей, я сделала вам чай, пойдёмте посидим, Кристина быстро всё помоет и придёт к нам.
Странно, но сейчас у меня не было ни сил, ни желания сопротивляться её чарующему голосу. За тот час, что я оперировал жену, я морально и психологически устал. Я так не уставал, когда отстреливал банду Дамира, хотя нагрузка была ничуть не меньше.
Молча кивнув, направился за ней в спальню, где действительно на столе стояли кружки с заваренным чаем. Даже не пакетированным. Девчонки где-то нашли старый заварник и нормальный чай. Возможно видели, где он лежит у бандитов. Всё же ревизию в этой комнате я не проводил.
Я быстро скинул с себя лишнюю медицинскую оболочку. Маска, перчатки, берет, оно всё сейчас не к чему и вызывало некое раздражение. Хотелось как можно быстрее избавиться от любого напоминания об операции. Даже снял куртку камуфляжа, просто откинув её на спальник. Оказалось, что рубашка снизу вся пропотела насквозь и неприятно прилипала к коже. Пришлось скинуть и её тоже.
Усевшись на стул, откинулся на спинку и прикрыл глаза, сложив руки на груди. Отчего-то дико захотелось спать, но мне не дали даже погрузиться в дремоту.
— А что это у вас? — поинтересовалась Алексис. Я приоткрыл один глаз, проследил направление её взгляда. Всё ясно, увидела наколку.
— Да так, по глупости и молодости набил… Это знак с коммерческого шеврона, который мне тогда дико нравился, — отмахнулся я, надеясь вновь уловить ниточку дремоты, но не вышло.
— Ого, что это? Змея обмотала пулю с крыльями? Что это значит? — не унималась девушка, подсев сбоку и рассматривая татуировку сделанную небрежно, синими чернилами, практически в полевых условиях.
На самом деле эту татуировку я набил как раз в первую командировку, когда мне прилетел осколок плечо. По мелочи, чисто кожу порвало, да немного мясо, но зато ранение оставило крайне неприятный шрам. Чтобы жена не убила меня по возвращению, решено было набивать татуировку прямо на свежий шрам. После отбоя, в кабинете дежурного врача Ронжин, тихо матеря меня за подобную глупость, набивал её по-армейски. Тоненькую иглу обмотали ниткой, оставив лишь кончик… Короче, больно и неприятно, но уверен, моей Юленьке было бы больнее, увидь она меня вернувшимся с командировки, с рваной блямбой на руке. Не хотел её зря расстраивать, а потому терпел. Эскиз нашли сразу, у меня на сумке был шеврон военных медиков какой-то воюющей тут же ЧВК, который мне подарил местный начальник медицинской службы.
— Ну… Небольшая шутка. Змея как символ мудрости и бессмертия обвивает пулю, которая символ смерти, а крылья у пули как символ свободы и защиты. Поскольку змея не даёт пуле прорваться дальше. Вроде так, — я лишь пожал плечами, чуть нагнувшись вперёд и всё же взяв кружку с чаем.
— Красиво, — одобрила Алексис и хитро прищурившись, зашептала. — А у меня тоже татуировка есть. Как у вас, я тоже шрам скрывала.
Я аж поперхнулся от такой новости. Глянул на свою наколку, однако она выглядела всё так же, синеватой, полностью скрывающей всё. Разве что небольшой белесый кусочек кожи торчал из-под закрашенного сегмента. Но не может же быть, чтобы американка заметила его! Жена годами не замечала, а тут эта хоп и просекла что к чему.
— Не удивляйтесь, — она тихо рассмеялась. — У меня подруга набивала татушки, так что я знаю, что военные набивают их зачастую чтобы скрыть шрамы. А вы всё-таки крутой спецназовец, так что вот ни за что не поверю, что под татуировкой нет шрама от вражеской пули. Вы же, наверное, этот, краповый берет, да?
— Осколка, — лишь тяжко выдохнул я. — Но вообще-то я не спецназовец, да и краповика у меня нет. Предлагала сдать на него, но мне тогда было не до этого, а потом… Потом я уже понял, что сдача на краповый берет — это всегда позёрство. Все эти испытания на мужество, это дурость, по типу той же армейской придури, мол, чтобы стать полноценным десантником, прыгни с ИЛ-76, разбей бутылку об голову, сломай кирпич и сожри змеи или чё там у них. У меня есть друг. Снайпер из десантно-штурмового. Он десантировался только с вертушек, а остальное пёхом, но при этом за ним восемь зафиксированных целей. Вот он для меня, настоящий ДШБшник, крутой, подготовленный, знающий своё дело. А все те придурки что бьют бутылки, это либо красивая постанова для гражданских, либо идиоты. Гордое имя оправдывается только делом. Поэтому я и не особо люблю всю эту сдачу на берет. Берет нужно заслужить в боях, а не пробежав десяток километров с автоматом и в броне. Это всё дурость.
Не знаю от чего, но меня понесло. Возможно, начался отходняк и мне просто захотелось выговориться, а может просто накипело.
— Опять же, один мой хороший знакомый, будучи на словах крутым спецназером, при налёте на колонну обосрался и не понимал, что делать и откуда стреляют. В то время как простые пацаны работали. Так что для меня реальный спецназ это те самые мужики в полях, которые ебашут, — печально вздохнув, отпил чуть чая из кружки. Тёплый и сладкий, то, что надо. — Так что, в спецназе я никогда не был и не служил. Максимум, чисто по мелочи, где-то стрелком, где-то пулемётчиком. Иногда приходилось работать с гранатомётами и бронебоями. Пару раз помогал артиллеристам, в госпитале бывал. Ничего интересного, обычный солдат. Вчера приказывали стрелять с автомата, я и стрелял. Сегодня приказали подавить пулемётную точку с крупнокалиберного пулемёта, я и встал за Утёс… Таких как я много, и на таких армия и держится.