[49], Ж. Астрюк предположил, что оба указанных обозначения соответствуют двум источникам, использованным составителем Пятикнижия. В настоящее время один из них именуется Яхвистом, а другой соответственно Элохистом. Как полагал Астрюк, именно использованием и механическим сочетанием этих двух источников объясняются противоречия в дошедшем до нас тексте Пятикнижия, содержащиеся в нем повторения и варианты. Наряду с этим Ж. Астрюк выделил и множество мелких фрагментарных источников. Особое место занимает, по его мнению, Второзаконие — самостоятельный источник, в общем, не зависимый от остальных. Существенно важным этапом в развитии концепции Астрюка была теория К. Д. Ильгена, опубликованная в 1798 г.[50] Он выделил два элохистических источника: Элохист I и Элохист II. С развитием «новейшей документальной гипотезы»[51] в середине XIX в. гипотеза Ильгена стала общепринятой. В Пятикнижии теперь выделяли следующие источники: Элохист I (Основной источник, позже — Жреческий кодекс), Элохист II (далее — Элохист; теократическое сочинение), Яхвист (пророческое сочинение), Второзаконие. В 1912 г. Р. Сменд попытался выделить в Яхвисте два параллельных предания — Яхвист I и Яхвист II[52]; впоследствии О. Эйссфельдт обозначил Яхвист I как «Светский источник»[53].
Разработка «документальной гипотезы» столкнулась с целым рядом трудностей. По мнению ее сторонников, источники, о которых выше шла речь, не отделены в Пятикнижии один от другого, но, сведенные воедино, взаимно проникают друг в друга. Основным критерием, пользуясь которым исследователи пытаются выделить источники, служат лексические, грамматические и стилистические особенности текста. Результаты этой колоссальной работы отложились в широко распространенных учебных пособиях и сводах — введениях в Ветхий завет. Обращаясь к ним, мы обнаруживаем расхождения в классификациях отдельных стихов и глав. Так, Э. Зеллин[54] считал, что в 19-й главе книги Бытие стихи 13 и 16 являются элохистическими, тогда как О. Эйссфельдт 6 всю главу 19 не считает элохистической. В свою очередь О. Эйссфельдт признает элохистическими ряд стихов из 25-й главы этой книги (11а, 27—28), из 26-й главы (3—5) и всю 27-ю главу. Э. Зеллин ни один из этих отрывков Элохисту не приписывает. Можно привести множество таких примеров. Возникновение подобных разногласий, отсутствие однозначных решений заставляют усомниться в надежности критериев, положенных в основу текстологической работы, приводят к мысли об их субъективности.
Другая проблема, стоящая перед документальной гипотезой,— это проблема размещения выделяемых источников во времени.
Одним из важнейших этапов на пути ее решения стала гипотеза о времени возникновения Второзакония, которую предложил в 1805 г. В. М. Л. де Ветте[55]. Он отождествил Второзаконие с книгой закона, «найденной» во время ремонтных работ в Иерусалимском храме в 621 г. до н. э. Де Ветте опирался в ходе своих рассуждений на то, что реформы иудейского царя Иосии, связанные с находкой и введением в действие этого закона, привели к установлению единобожия Яхве и централизации его культа в Иерусалимском храме (2 Цар. [4 Цар.] 23:4—9) и что аналогичная тенденция наблюдается во Второзаконии (Втор. 12:2—8; 14:23). В особенности существенным казалось, что Второзаконие содержит предписание праздновать пасху (16:1—8), но, по приказанию царя Иосии, пасха была отпразднована непосредственно вслед за опубликованием книги закона.
Следующий этап в разработке проблемы датировок был связан с изучением Жреческого кодекса. Еще в 1853 г. Г. Рейсе высказал мысль, что так называемый «основной источник», т. е. Жреческий кодекс, является позднейшей составной частью Пятикнижия. Однако его теория, не подкрепленная сколько-нибудь основательными доказательствами, не была признана. Только после выхода в свет трудов К. Графа[56] и особенно составившей эпоху в научной библеистике книги Ю. Вельхаузена «Введение в историю Израиля»[57] (1878), где теория Рейсса получила наиболее полное обоснование и всестороннее развитие, она стала достоянием научной общественности и объектом бурной полемики. К. Граф и Ю. Вельхаузен сопоставили содержание законов, составляющих основное ядро Жреческого кодекса, с тем положением, какое рисуется по данным собственно исторических книг Ветхого завета, и пришли к выводу, что эти законы соответствуют обстановке, существовавшей в послепленный период; они предложили датировать их составление временем деятельности после пленного законодательства Ездры (около 444 г. до н. э.).
Что касается Яхвиста и Элохиста, то они датируются обычно началом I тысячелетия до н. э. При этом во внимание принимаются определенные тенденции в повествовании и отдельные анахронизмы. Однако при попытках как-то уточнить эти общие положения исследователей возникают расхождения во взглядах. Так, например, К. Будде полагал, что Яхвист возник в Иудее, тогда как Элохист — в Израильском царстве; об их датировке он ничего не говорит, ограничиваясь общим неопределенным указанием, что они древнее Второзакония[58]. Э. Зеллин принимает ту же локализацию, но он считает, что Яхвист был наиболее древним источником, возникшим, по-видимому, в царствование Давида или Соломона (X в. до н. э.). Элохист, по его мнению, появился позднее, однако от более точной датировки он предпочел воздержаться[59]. Наконец, О. Эйссфельдт думает, что древнейшим повествовательным источником был «светский», возникший, как он полагает, между 950—850 гг. до н. э. Яхвист появился, по О. Эйссфельдту, в середине VIII в. до н. э., но возможна и более ранняя датировка. Локализацию Яхвиста в Иудее, а Элохиста в Израильском царстве О. Эйссфельдт не считает доказанной[60].
Разработка документальной гипотезы велась либерально настроенными учеными-богословами, преимущественно протестантами. При всем своем свободомыслии они не выходили за рамки общего религиозного мировоззрения. Отвергая традицию римско-католической церкви, они пытались реконструировать истинную, с их точки зрения, историю божественного откровения и его кодификации. В результате, однако, независимо от их субъективных намерений разработка документальной гипотезы показала, что Пятикнижие в том виде, как оно дошло до нас, не могло быть составлено до завоевания израильтянами Палестины, не может быть приписано авторству Моисея. Эта гипотеза вскрыла несостоятельность традиционных религиозных догматов о происхождении Пятикнижия. Неудивительно, что она встречает до сего дня активное противодействие со стороны консервативно настроенных богословов как иудейских, так и христианских, стремящихся сохранить церковное предание в целости и неприкосновенности. Однако документальная гипотеза продолжает привлекать либерально и прогрессивно настроенных исследователей, и можно сказать, что ее принимает подавляющее большинство специалистов.
Тем не менее при разработке положительной части документальной гипотезы не было получено однозначных и убедительно обоснованных результатов. Различия во взглядах на структуру отдельных составных частей Пятикнижия свидетельствуют о ненадежности и субъективности критериев, положенных в основу их выделения. Аргументы, с помощью которых обосновываются датировки отдельных частей Пятикнижия, также не убедительны. С помощью доводов де Ветте можно столь же убедительно доказать, что в 621 г. до н. э. было открыто и опубликовано все Пятикнижие в целом. Принимая теорию Графа — Вельхаузена о времени возникновения Жреческого кодекса, мы оказываемся не в состоянии объяснить, каким образом Пятикнижие проникло к самаритянам: ведь реформы Ездры были направлены на то, чтобы отделить иудеев, входивших в Иерусалимскую гражданско-храмовую общину, от остального населения Палестины и прежде всего от самаритян. Как же могло случиться, что то же самое Пятикнижие, провозглашая которое иудеи отделялись от самаритян, является священным писанием самаритян? Сказанное выше с течением времени становится все более очевидным и побуждает даже сторонников документальной гипотезы говорить о ее кризисе и о необходимости искать новые пути. О. Эйссфельдт, один из наиболее авторитетных ее приверженцев, счел необходимым в своем «Введении в Ветхий завет» отметить, что документальная гипотеза окончательно не доказана, и предупредить читателя против чрезмерного доверия к результатам, полученным при ее разработке[61]. Нет ничего удивительного в том, что в исследовательской литературе были выдвинуты теории, полностью или частично отвергавшие документальную гипотезу.
Наиболее близка к ней точка зрения П. Фольца и В. Рудольфа. Они отрицают существование двух параллельных версий преданий Яхвиста и Элохиста. По их мнению, фактически существовало только одно изложение предания — Яхвист, тогда как Элохист не более чем интерполятор, вносивший свои дополнения с целью улучшить текст. П. Фольц отрицал существование Жреческого кодекса как самостоятельного источника, но к этому В. Рудольф не присоединился[62]. Известный норвежский библеист З. Мувинкель разработал теорию, примыкающую к воззрениям П. Фольца и В. Рудольфа. Существование самостоятельного элохистического источника З. Мувинкель отрицает. Что касается Яхвиста, то он был, по З. Мувинкелю, памятником иудейской придворной историографии, возникшим около 800 г. до н. э.; на основе Яхвиста развивается более поздняя традиция. Жреческий кодекс — это произведение, написанное для реставрированной в послепленный период иудейской общины; он представляет собой сочетание исторического и ритуально-законодательного источника. Благодаря ТРУДУ некоего редактора Жреческий кодекс был соединен с Яхвистом