В Септуагинте (3 Цар. 8:53) до нас дошло отсутствующее в масоретском тексте указание, согласно которому речь Соломона при освящении им Иерусалимского храма (1 Цар. [3 Цар.] 8) находилась в Книге Песен. В этом можно видеть свидетельство об еще одном источнике, которым пользовался составитель Пятикнижия.
Особое место среди использованных составителем Пятикнижия источников занимали родословия. Это были перечисления имен — от предков к потомкам — с указанием важнейших событий, которые были связаны с данным персонажем или эпохой, когда последний жил. Образец таких родословий содержат первые главы 1 Книги Хроник [Паралипоменон], содержащие генеалогию с очень краткими примечаниями. Постепенно понятие «родословия» приобрело более широкий смысл, оно стало обозначать историческое повествование как специфический жанр устной и письменной словесности. Соответственно этому к жанру родословий отнесено одно из преданий о сотворении человека и о его грехопадении (Быт. гл.2—3), сказание об истории потомков первого человека (Быт. гл.5), история Ноя и потопа (Быт. гл.6—8), перечисление потомков Сима, Хама и Иафета — сыновей Ноя (Быт. гл.10), вероятно наиболее близкое к первоначальной форме повествования.
Археологические находки последнего времени в Заиорданье позволяют выявить еще один аспект в истории повествовательной части Пятикнижия.
В книге Числа (22—24) содержится рассказ о том, как моавитский царь нанял пророка Валаама (Билеам), чтобы тот проклял Израиль. Пророк заявляет посланцам царя, а затем и самому царю, что он может говорить только то, что скажет Яхве. По дороге к моавитскому царю Валаама встречает божий посланец, преграждающий ему дорогу. Ослица, на которой Валаам едет, сходит с дороги; Валаам, не видящий посланца, не понимает, в чем дело, и бьет ослицу; божий посланец отверзает ее уста, и она упрекает Валаама в бессмысленной жестокости. Теперь божий посланец является самому Валааму и требует, чтобы он говорил то, что скажет Яхве. Придя к моавитскому царю, Валаам трижды произносит вместо проклятий Израилю благословения; он предрекает Израилю процветание и могущество, а врагам Израиля — погибель. Целый ряд реалий, содержащихся в этом тексте, а также архаизмы в его языке позволяют думать, что в своем первоначальном виде он сложился в X в. до н. э., а в VIII в. до н. э. был дополнен. Апологетическая, патриотическая тенденция этого рассказа бросается в глаза. Между тем в Пятикнижии (Чис. 25:1—5; 31:15—16) содержится и иное предание: по совету Валаама моавитский царь соблазняет израильтян к отпадению от Яхве и к блудодейственному служению Ваал-Фегору (Баал-Пеору), за что израильтяне были наказаны мором. Это предание сохранялось вплоть до позднего времени; оно известно и Новому завету (Апок. 2:14; Иуд. 11). В Талмуде Валаам фигурирует как злодей (Санхедрин, 105а), делающий глаз злым, научающий высокомерию и зазнайству (Авот, 5, 19). Книга Иисуса Навина (13:22) кратко сообщает читателю, что израильтяне убили Валаама. Есть основания полагать, что эти представления о Валааме проникли и в Коран (7: 174—175). Внутреннее противоречие в иудейском предании очевидно. Удивительно, что, говоря о Валааме, последующая традиция не упоминает его предсказаний израильтянам.
В 1967 г. во время работ голландской археологической экспедиции в Телль Дейр Алла (Заиорданье) были открыты многочисленные обломки надписи, выполненной черными (некоторые фрагменты — красными) чернилами на штукатурке. По всей вероятности, она была сделана на внутренних стенах местного храма или на стенках алтаря. Кропотливейшая работа по прочтению текста, соединению его мельчайших фрагментов и отрывков в связные фразы продолжалась почти десять лет; ее результаты были опубликованы только в 1976 году[86]. Удалось реконструировать лишь незначительную часть памятника, преимущественно отдельные части фраз и слова; тем не менее общий характер и смысл надписи выявился достаточно определенно. Оказалось, что перед нами — отрывки из книги пророка Валаама. В дальнейшем мы еще будем иметь случай вернуться к этой книге; здесь отметим только, что Валаам надписи из Телль Дейр Алла — это языческий пророк, вещающий о деяниях богини плодородия Шегер, бога плодородия Астара; ни о Яхве, ни об исполнении воли Яхве здесь речи нет.
Сопоставление всех этих материалов дает основание считать, что рассказ о благословениях Валаама был сочинен в апологетических целях. Слишком очевидна его литературная заданность, его, если угодно, памфлетность. Делая Валаама главным действующим лицом, Пятикнижие хочет показать, что даже такой популярнейший «языческий» пророк, как Валаам,— заклятый враг Израиля — не может преступить волю Яхве.
Другой существенной проблемой, возникающей при рассмотрении повествовательной части Пятикнижия, является проблема ее исторической достоверности.
Прежде всего мы должны обратить внимание на вопрос: несколько точно изложены в Пятикнижии предания, бытовавшие в иудейско-израильской среде? Думается, что его составитель стремился в этом плане достичь максимальной близости к исходным фольклорным версиям, хотя он и исключил (правда, не полностью) «языческую» традицию, которую не считал соответствующей монотеистической идее, а потому и истинной. В повествование включены даже те варианты предания, которые противоречат его основным идеям. Мало того, в Пятикнижии излагаются подчас различные варианты преданий об одном и том же событии.
Так, например, в одном рассказе о сотворении человека говорится (Быт. 1:26—31): «И сказал бог: сделаем человека по образу нашему, как подобие наше, и пусть они (люди.— И. Ш.) властвуют над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над землею, и над пресмыкающимися на земле. И создал бог человека по своему образу, по образу бога он создал его, самцом и самкою он создал их. И благословил их бог, и сказал им бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и овладевайте ею, и властвуйте над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над всеми животными, пресмыкающимися на земле. И сказал бог: вот, даю я вам всякую траву, приносящую семя, которая на всей земле, и всякое дерево, в котором плод дерева, приносящий семя,— вам они да будут в пищу, и всех животных земных, и всех птиц небесных, и всех пресмыкающихся на земле, у которых душа живая, и всякую зелень-траву в пищу. И было так. И увидел бог все то, что он соделал, и вот: очень хорошо! И был вечер, и было утро,— день шестой». За этим следует другое предание, в ряде деталей существенно отличающееся от предыдущего. Оно начинается так (Быт. 2: 7—8): «И сотворил Яхве-бог человека из праха земного, и вдунул в его нос дух жизни, и стал человек душою живою. И насадил Яхве-бог сад в Эдеме и поместил там человека, которого сотворил». Далее мы узнаем (Быт. 2:21—25): «И напустил Яхве-бог сон на человека, и он заснул, и он (бог.— И. Ш.) взял одно из его ребер, и нарастил плоть вместо него. И сделал Яхве-бог ребро, которое он взял у человека, женщиной, и привел ее к человеку. И сказал человек: она на сей раз кость от моих костей и плоть от моей плоти. Ее будут называть женщиною[87], ибо от мужчины взята она. Поэтому оставит мужчина своего отца и свою мать и прилепится к своей жене, и они будут единой плотью. И они были вдвоем нагими, человек и его жена, и не стыдились». Как видим, в отличие от первого во втором рассказе мужчина и женщина создаются не одновременно, а последовательно. Во втором рассказе ничего не говорится о власти людей над животными и т. д.; здесь констатируется только, что бог поместил человека в саду в Эдеме, т. е. в своем собственном жилище.
Приведем еще один пример. На юге Палестины имеется местность Вирсавия (Беер-Шева); это название может быть переведено как «колодезь семи» и «колодезь клятвы». В нашем распоряжении имеются два рассказа о его происхождении. В одном из них (Быт. 21:25—34) речь идет о конфликте из-за колодца между Авраамом и филистимским царем Авимелехом. Конфликт урегулирован так: «И взял Авраам овна и быка, и дал Авимелеху, и они вдвоем заключили договор. И поставил Авраам семерых ягнят отдельно. И сказал Авимелех Аврааму: что это за семеро этих ягнят, которых ты поставил отдельно? И он сказал: ибо семерых ягнят ты возьмешь из моих рук, чтобы они были мне свидетельством, что я выкопал этот колодец. Поэтому называется это место Беер-Шева, ибо там они поклялись». В другом случае (Быт. 26:26—33) ситуация в целом повторяется; однако на этот раз вместо Авраама действует его сын Исаак, и ситуация разрешается следующим образом: «И сделал он им (Исаак Авимелеху и его приближенным.— И. Ш.) пиршество, и они ели и пили. И встали по утру, и поклялись, один другому, и отпустил их Исаак, и они пошли от него с миром. И было в тот день, и пришли рабы Исаака, и сказали ему: мы нашли воду. И он назвал его (колодезь.— И. Ш.) Шива[88], поэтому имя города этого Беер-Шева до сего дня».
История о том, как патриарх выдает свою жену за сестру, дважды использована в предании об Аврааме (Быт. 12:10—20; 20:1—14) и один раз в легенде об Исааке (Быт. 26:1—11). О переселении в голодный год в Египет говорится дважды: один раз в предании об Аврааме (Быт. 12:10—20) и другой раз — в предании об Иакове (Быт. 46:1—6). С точки зрения составителя Пятикнижия, эти версии были равнозначащими элементами традиции, которые не могли быть удалены без ущерба для нее. Многие предания Пятикнижия по своим сюжетам и мотивам близки к фольклору других народов, в особенности соседних. Таково предание о потопе, имеющее параллель в месопотамском эпосе о Гильгамеше; таково предание об Иосифе и жене египетского вельможи, близкое по содержанию с египетской сказкой о двух братьях. Однако сопоставительный анализ показывает, что во всех этих случаях мы имеем дело каждый раз с самостоятельной разработкой одинаковых сюжетов. В них похожи только наиболее общие мотивы, тогда как конкретные подробности настолько резко различаются между собой, что мысль о прямом заимствовании кажется малоправдоподобной.