Посвященный по обету матери отрок Самуил (а не по рождению от Левия или Аарона) служил в этом храме, приютившем ковчег, вместо неведомо куда исчезнувшей скинии Пятикнижия. И служил он, как и некогда И. Навин, сторожил его и спал в самом храме около самого ковчега (1 Цар 3, 3). Трогательная простота первобытного благочестия людей, очевидно, не читавших еще нашего Пятикнижия! Когда ковчег затем возвращается из плена от филистимлян, никто не торопится поставить его под сень хотя бы подобия Моисеевой скинии. То его хранят в частном доме Аминадава, то переносят в дом даже иноплеменника Аведдара, военнослужащего у Давида. Наконец, Давид догадывается перенести его в свое иерусалимское новоселье, ставит его во дворе дворца в особой, преданием завещанной простой палатке и начинает мечтать о построении богатого храма, как это сделано было в соседних оседлых и старших по времени царствах.
Если бы Давид имел пред собой писаное Пятикнижие, то при его ревности, благочестии и власти он ни дня не должен был потерпеть этого безхрамового, безуставного, безбогослужебного существования. При наличности Пятикнижия невозможна была бы и вся дальнейшая судьба культовой жизни Израиля уже после построения иерусалимского Соломонова храма. Храм, при непостижимом согласии легального священства, наполнился идолами Ваалов, Астарт, дополнительными алтарями для них, обелисками (маццебами), колесницей богу Солнца (Шамашу), а вне его народ по всей земле, с помощью множества священников, исполнял на высотах поклонение своему Богу Ягве в полном смешении с Ваалами, Астартами, богами Ханаанскими и затем Ассирийскими.
Главными борцами против этого векового, бытового, религиозно малограмотного политеизма были вдохновенные аристократы духа, элита духовная, свидетельствующая о специальном гении народа. Это – пророки Израиля, явление в истории единственное в своем роде, исключительное, величественное. От этих-то выдающихся сынов Израиля сравнительно поздней, литературной эпохи мы, к счастью, и имеем ряд подлинных их произведений, первых живых личных человеческих документов, уясняющих нам действительные этапы развития израильской религии. И вот что интересно и решающе убедительно. Вся деятельность пророков и все их писания совершенно были бы непонятны, если бы они знали, читали и руководились Пятикнижием. Допленные пророки его не знают, ни разу не вспоминают не только случайно, но и там, где, казалось бы, они должны были прямо ссылаться на него, например, при изобличении народного политеизма и идолопоклонства. Они вынуждены действовать на народ, на царей и на самих язычествующих священников ссылками не на ясный писаный Моисеев закон, а на свои собственные откровения, дерзать говорить: «так говорит Ягве-Господь», «выслушайте слово Ягве-Господне» и терпеть за эти дерзкие слова и презрение, и насмешки, и прямые гонения и страдания. Никогда пророки, громя жертвенный и храмовый культ Израиля и Иуды, не делают ни малейшей оговорки, что есть какой-то другой, лучший и легальный, узаконенный Моисеем культ! Некоторые даже в прямых выражениях отрицают происхождение жертвенных законов от Моисея.
Первый из пророков-писателей Амос (середины VIII в. до Р. Х.), уроженец Иудеи, идет в Северное Царство и обличает израильтян не за золотых тельцов, которые вообще были исстари, по традиции, вынесенной еще из Египта, привычной иконой национального Бога-Ягве. За золотых тельцов не обличал их даже и грозный ревнитель-пророк Илия, а только за двубожие, за служение и Ваалу. Амос обличает за самый культ, не соединенный с социальной правдой, и прямо говорит, что при Моисее этого культа не было. Вот что Ягве говорит его устами: «Ненавижу, отвергаю праздники ваши и не обоняю жертв во время торжественных собраний ваших. Если вознесете Мне всесожжение и хлебное приношение, Я не приму их и не презрю на благодарственную жертву из тучных тельцов ваших. Удали от Меня шум песней твоих, ибо звуков гуслей твоих Я не буду слушать. Пусть как вода течет суд и правда – как сильный поток! Приносили ли вы Мне жертвы и хлебные дары в пустыне в течение сорока лет, дом Израилев?» (Ам 5, 21–25).
Трудно перетолковать столь ясные слова. Пророк Осия, младший современник Амоса, уже знает о каких-то писаных законах Бога Израилева, но только это не культовые законы Пятикнижия, а законы нравственные. Пророк выражается от лица Ягве так: «Написал Я ему (т. е. Израилю) важные законы Мои, но они сочтены им как бы чужие. В жертвоприношениях Мне они приносят мясо и едят его. Господу неугодны они» (5, 12–13). «Милости хочу, а не жертвы, и боговедения более, нежели всесожжений» (6, 6). Более чем через столетие, в конце VII в., в Южном Царстве, в иудейском Иерусалиме пр. Исайя громит культ так же безоговорочно: «К чему Мне множество жертв ваших? – говорит Господь. – Я пресыщен всесожжениями овнов и туком откормленного скота. И крови тельцов, и агнцев и козлов не хочу. Когда вы приходите являться пред лице Мое, – кто требует от вас, чтобы вы топтали дворы мои? Не носите больше даров тщетных; курение отвратительно для Меня; новомесячий и суббот, праздничных собраний не могу терпеть: – беззаконие и празднование! Новомесячия ваши и праздники ваши ненавидит душа Моя; они бремя для Меня; Мне тяжело нести их» (Ис 1, 11–14). Точно так же безоговорочно отвергая смысл жертвенного культа, пр. Михей, современник Исайи, в том же Иерусалиме требует только нравственного служения Богу: «Можно ли угодить Господу тысячами овнов или неисчетными потоками елея? О, человек! сказано тебе, что – добро и чего требует от тебя Господь: действовать справедливо, любить дела милосердия и смиренномудренно ходить пред Богом твоим» (Мих 6, 7–8).
Иеремия, современник конца Иерусалима (586 г.), говорит тоже от лица Ягве: «Для чего Мне ладан, который идет из Савы, и благовонный тростник из дальней страны? Всесожжения ваши неугодны и жертвы ваши неприятны Мне» (Иер 6, 20). Иеремия сам священнического рода; ему ближе всего знать бы о писаных культовых законах Моисея. Тем интереснее, что он отвергает их существование в его время: «Так говорит Господь Саваоф, Бог Израилев: всесожжения ваши прилагайте к жертвам вашим и ешьте мясо; ибо отцам вашим Я не говорил и не давал им заповеди в тот день, в который Я вывел их из земли Египетской, о всесожжении и жертве. Но такую заповедь дал им: слушайтесь гласа Моего, и Я буду вашим Богом, а вы будете Моим народом, и ходите по всякому пути, который Я заповедаю вам, чтобы вам было хорошо» (Иер 7, 21–23).
Своеобразно показательным свидетельством о неизвестности Пятикнижия в эпоху уже начала плена вавилонского является кн. прор. Иезекииля. Как член правящего класса и священник, Иезекииль уведен был вместе с царем Иоакимом в Вавилон в 597 г. Там он продолжал пророчествовать и писать в 582–570 гг. Человек вообще крайне больной, он болезненно переживал весть об окончательном разрушении Иерусалима и прекращении храмового культа. Как священник по происхождению, Иезекииль был очень заинтересован в своих пророческих видениях и мечтах планами о грядущем восстановлении именно храма, священства, левитства и всего теократического уклада Иерусалима. Этим планам в его книге посвящены последние главы с 40 по 48. Планы эти построяются у него, так сказать, на чистом поле. Пред взором Иезекииля нет никакого заранее предписанного образца и устава. Он просто не знает Пятикнижия и во многом глубоко с ним расходится. Не мог же священник не знать книг Левит и Чисел, если бы они для него существовали? Это обстоятельство настолько соблазняло раввинов-установителей канона, что они долго спорили: принимать ли книгу Иезекииля в канон? А после того как рабби Анания-бен-Хизкия, издержав 300 мер масла на многонощное сидение над комментированием кн. Иезекииля, наконец, истолковал ее, спор угас, книга канонизирована, но остался обычай не давать читать ни первую, ни последние девять глав незрелым еще юношам.
Когда же, наконец, составлено Пятикнижие, кем и из каких материалов?
Раньше всего составлено Второзаконие еще в Иерусалиме, при царях иудейских. Кто, преодолевая в себе два указанные нам Пушкиным недостатка, полюбопытствует прочитать 22 и 23 главы 4-й кн. Царств, пусть спросит себя: как по совести понять рассказанную там совершенно неожиданную и невероятную историю будто бы случайного нахождения при ремонте Иерусалимского храма «книги закона», или «книги завета», книги совсем не известной ни нашедшему главному священнику Хелкии, ни благочестивому, то есть верному Ягве, царю Иосии, ни всему народу? И это спустя чуть не 1000 лет после Моисея, когда народ прожил на основе Моисеевых преданий уже почти всю свою государственную историю! Это было в 621 году, то есть 100 лет спустя после законченной в 722 г., уже отшумевшей политической истории 10 северных колен Израильских, и всего за 36 лет до конца Иудейского царства, до взятия Иерусалима Навуходоносором.
Можно ли это осмыслить, держась привычной концепции священной истории? Нет, это можно понять, только признав, что при царе Иосии была найдена не старая, странно забытая и заброшенная книга, а совершенно новая, но убедительно открывшая глаза благочестивому царю на религиозный долг и на грехи его народа пред своим праотеческим Богом. Только священники, не читавшие, в отличие от позднейших иудеев, текста I и II заповедей, могли развести по всей земле иудейской, в столице и в самом храме Ягве такой чертополох разноименных языческих богов, их идолов, суеверий и культов до безобразия священного блуда включительно. И когда искренно потрясенный новооткрытой книгой Второзакония (спору нет, это – она) Иосия с помощью единомысленного с ним Хелкии, части священства и всего союза истинных пророков выметает, наконец, железной метлой всю языческую нечисть, с чего бы вы думали ему приходится начать его реформу? «И повелел царь всему народу, сказав: "совершите пасху Господу вашему, как написано в сей книге завета, потому что не была совершена такая пасха от дней судей, которые судили Израиля, и во все дни царей Израильских и царей Иудейских"» (4 Цар 23, 21–22). У Израиля и Иуды в самый блестящий период их политической и культовой жизни, ни при Сауле-Давиде-Соломоне, ни при всех их преемниках, при наличности тысяч священников не совершалось даже Пасхи!