— Ты хочешь забрать себе самое лучшее, а нас заставляешь делить жалкие остатки? — За спокойным голосом эрзянского воеводы можно было уловить, что его терпение иссякает.
— Овтай… я просто донес до тебя свое мнение, а разбираться будем вместе, — решил больше не играть на его нервах ветлужский полусотник, получив одобрительные кивки от своих десятников. — У нас в дележе от совместной битвы три десятка доспехов с лишним. Скажи, сколько тебе кольчуг надо, и покончим на этом. Я уступлю. Главное, чтобы итог казался справедливым нам обоим. Только при этом учти, что остальное железо ну… за небольшим исключением, мы можем оставить тебе. Признаюсь, что нам не с руки таскать с собой все эти окованные щиты и нашлепки на кожаных доспехах, предстоит неблизкий путь…
— А если я захочу большую часть? — задумчиво произнес Овтай.
— А вдруг я соглашусь? — наклонил голову Иван и хитро ухмыльнулся. — В любом случае мы будем знать, что такова твоя справедливость.
— Тогда я возьму десять кольчуг. И, конечно, одну лодью.
— Хорошо, — без промедления наклонил голову полусотник. — И в знак уважения мы хотим преподнести еще два доспеха. Из нашей доли. Один в подарок твоему великому князю. У вас он зовется инязором, так? Мы ее сняли с того татя на первой лодье, который щеголял в красном мятле.[79] Твои же люди его, кажется, и вытащили из воды… Знатная кольчуга. А второй доспех — для тебя, надеюсь, что его качество ты тоже оценишь. И еще… Я хотел бы попросить тебя сохранить для нас две остальные лодьи и помочь починить нашу. А из остальной общей добычи выделить нам десяток крепких секир и побольше хороших ножей. Договорились?
— Да! — перевел наклон головы эрзянского воеводы Андяс и продолжил переводить его речь, потому что тот и не думал останавливаться. — Странный ты воин, Иван. Не купец, как положено быть доброму ратнику. То рьяно торгуешься, то предлагаешь решать самому… Да и после боя лично за сбором добычи не следил, отдав сие дело на откуп мне, ушел своими ранеными заниматься. А если бы я тебя обманул, а? С другой стороны, ты сразу же после сражения расставил окрест дозоры, и ныне твои вои вместе с моими ходят. С одной стороны — доверие, а с иной… Отчего не доверишься совсем моим людям на нашей земле? Измотались вы в битве побольше нашего… Да, раненые ваши как?
— Отвечу сначала на последний вопрос, — помотал головой Иван, чтобы показать эрзянину, что уже начал забывать начало его речи. — Один мой воин так и умер, не приходя в сознание. Второй, думаю, выживет, но еще плох… сутки отлежится — тогда будет видно. У остальных ратников раны не смертельные, если, конечно, не воспалятся. Из них двое неходячих, но надеюсь, что через пару месяцев бегать начнут: жилы не перебиты. Лекарством травяным запаслись мы вдоволь, да и лекарь наш ветлужский троих моих воев учил, как раны обрабатывать. Кроме того, сам я тоже кое-что умею. Выкарабкаются.
— Добрые вести… А я не премину тебя отблагодарить за помощь моим пострадавшим — со сноровкой твои люди с лечением управились. Травы все знакомые, иной раз и мы их пользуем, однако все больше внутрь, если кто животом мается или иной болью. А уж то, что рану шить можно шелковыми нитями, так это я в первый раз увидел…
— Вполне можешь потом применять такое лечение на своих воях. Помни только, что нужна чистота в таких делах, воду надо кипятить, иголки и нитки в нее окунать. То же самое с тряпицами. А отвар надо готовить отдельно, остужать и процеживать. Шелковые же нитки вполне у булгарцев найти можешь, другие в ранах не рассасываются, а загнивают. А по поводу моих дозоров не обижайся: приучаю я своих воинов, чтобы службу несли, не расслабляясь даже после битвы. Кто знает, когда враг новый подойдет?
— Хочешь сказать, что твои вои еще обучение проходят? Не похоже на то, да и не все из них неоперившиеся юнцы…
— Правильно. Но учиться можно всю жизнь, а они со мной всего лишь с начала лета, некоторые даже меньше месяца. Большинство из них были в недавнем прошлом охотниками, однако пришлось им и за мечи взяться…
— Мокша рассказывал про ваши беды, хоть сам и не все видел… — Андяс перевел дух, еле успевая толмачить в обе стороны, отхлебнул из чаши с хмельным медом, пущенной по кругу, и продолжил: — После его сказаний о вашей земле у нас прибавилось к вам веры. Знаем ныне, что не просто так вы к нам шли.
— Значит, не всю головушку ему отбили, еще помнит что-то? — улыбнулся Иван, скосив глаза на эрзянского умельца. — Это хорошо, уж больно мастер он хороший. А насчет того, зачем к вам шли… это и есть ответ на твой первый вопрос, про торговлю. Брони из добычи нам сильно пригодятся. Да ты сам видел, что мы, имея добрые доспехи, почти не получили ранений. Однако нужны они нам не ценой ругани с тобой и твоим князем. Я и торговался лишь потому, что иначе ты меня просто не понял бы.
— Может, все тогда отдашь? — улыбнулся Овтай.
— Ну уж нет, сговорились так сговорились! Да и три с половиною десятка кольчуг на дороге не валяются. А насчет нашего дела… Что знаешь ты о нас?
— Что? — Овтай крепко задумался, достал из-за спины глиняную бутыль, оплетенную ивовой лозой для сохранности, налил в довольно большую расписную братину остро пахнущий летом и травами напиток и поднялся на ноги. — В честь дележа честного добычи воинской! Да пребудет с нами Инешкипаз, Вере Чипаз![80] Отпейте, гости дорогие, настоящего медового пуре.[81] Это не чета вашему хмельному меду. Напиток сей силу набирает несколько лет, выдерживается в закопанных в землю дубовых бочках.
Братина пошла по кругу, и каждый воин после внушительного глотка счел либо одобрительно крякнуть, либо удивленно покачать головой. Даже полусотник, имевший в прошлом немалый опыт в приготовлении разных ягодных настоек, с наслаждением закрыл глаза, перекатывая во рту хмельной нектар.
— Знаем мы о вас мало… — продолжил тем временем Овтай с помощью своего толмача. — Весть о вас дошла в конце лета. Есть, мол, такой народец на Ветлуге, что булгар побил, защищаясь… А как Мокша поведал, так и с новгородцами не побоялись схватиться.
— Перебью тебя, Овтай, извини, — вскинул руку Иван. — Дабы не возникло потом кривды в пересказе… Не булгар мы побили, а разбойников, что на нас напали. И были они из племени буртасов, хоть и служили многие на службе Великого Булгара прежде. А с булгарскими купцами было у нас лишь недоразумение на Оке, но не стали после этого мы распалять вражду с ними, добром расстались…
— Про последнее нам Мокша подробно изложил, похваляясь, как он к засеке речной руку свою приложил. Знаем мы ныне, да и подтверждение нашли в рати вашей, что не только из Переяславля у вас людишки, но и из иных племен. Как вышло, что одним целым вы стали, одним названием зоветесь?
— Ветлужцами? Не все так лепо, как кажется, Овтай. Черемисы от нас еще немного наособицу, хотя вместе с нами ратятся и в других делах помогают. Да и потерялись бы мы среди этого народа, не так уж нас и много… А соединились мы по одной простой причине: вместе от врага отбиваться легче и дела делать сподручнее. Поэтому и ищем мы на просторах окских друзей для себя… тех, кто на подмогу придет в случае надобности и в делах наших верным товарищем будет.
— И к нам придете, если позовем? — скептически изогнул бровь эрзянский воевода.
— Почему бы и нет, если друзьями станем? — поднял на Овтая взгляд, до этого неотрывно внимающий прогорающим углям костра, ветлужский полусотник. — А что? Есть такая нужда? Расскажи мне, что на Оке у вас творится, а то слухи все больше друг другу противоречат. Даже про землю эту мы ничего не знали… кому она принадлежит? То ли вам, то ли князю муромскому?
— Ну слушай, коли желание есть. — Степенная речь Овтая почти сливалась с переводом Андяса. Было ощущение, что они не раз об этом говорили, и толмач иногда ненароком забегал вперед. — В соседях у нас Ярослав, который, в отличие от брата своего, Олега Святославича, воинственным и буйным нравом никогда не отличался, завсегда ходил у него в подручных, почитал его яко отца. Однако два десятка лет тому назад, как князья на Руси сговорились,[82] что каждый держит отчую землю, осел он на землях муромских и рязанских… С прицелом на Чернигов. Обустраивается ныне, крепости и города строит. Тот же Переяславль Рязанский[83] — его рук дело. На землях ниже по Оке смердов расселяет по нашему берегу, и тут бы селища свои поставил, да наш род отпор ему дал. И еще… Людишки свободные, кто христианства не принимал, издавна на муромскую землю бежали, надеясь тут спастись. В этих местах издревле кроме нас мурома жила, мещера, булгары частенько захаживали. Каждое племя чтило своих богов, а пришлые еще принесли веру во Христа, Магомета… никто из-за этого никому обиды не чинил. Однако с приходом Ярослава начал он силком людей крестить…
Хотя нет, не с того началось, наговариваю я. Изначально именно ему обиду учинили. Первыми в Муром, как наместники отца, прибыли его сыновья, Михаил и Федор. Говорят разное, но в городе началась смута между местными и пришлыми, между христианами и… теми, кого они язычниками называют, хотя одной с ними крови. Мыслю, что восстание было из-за того, что власть мирно поделить не смогли. Тогда-то один из княжичей, Михаил, был убит, а Ярославу пришлось брать город с оружием в руках. Потом были еще раздоры, и даже на жизнь самого князя покушались, но в итоге Святославич взял вверх, а людишек во многом числе на реке Оке крестил. Те же, кто власти его или веры не принял, уходить стали, у нас многие осели, мурома так целыми селениями переходила на наш берег…
С тех времен и Андяс к нам прибился. А Ярославу такой победы оказалось мало, и он ушедших от него тоже захотел заставить во Христа поверить — начал и в наши земли захаживать. Хотя говорил, что это они против него козни строят. Тут уж пришлось дать ему укорот: талантом воинским он никогда не блистал, поэтому побили его — и с тех пор он к нам не суется… Как тебе мой рассказ, Иван? Встанешь против Ярослава? Ты ведь христианин?