[722]. 21 февраля погиб выдающийся американо-французский журналист и военный историк Бернард Фолл: его джип наехал на мину на той самой дороге под Данангом, которую французские солдаты в свое время прозвали «улицей без радости». Скептики превозносили его как провидца: Фолл упрямо утверждал, что Соединенные Штаты повторяли все те ошибки, которые совершили французы в 1950-х гг., разве что с большей огневой мощью. К тому моменту силы «свободного мира» насчитывали 1,3 млн южновьетнамских и американских военнослужащих — один военный на каждые 15 гражданских лиц, — которых поддерживали 2000 самолетов тактической авиации и эскадрильи стратегических бомбардировщиков B-52. В то время как международный аэропорт О’Хара в Чикаго обслуживал 690 000 рейсов в год, в 1968 г. аэродром в Таншонняте обслужил 804 000 взлетов и посадок, в Дананге — 846 000, а в Бьенхоа — рекордные 857 000, и эти цифры не включали полеты вертолетов.
Скоттон был твердо убежден, что единственной стратегией, имевшей шансы на успех, было массированное развертывание американских войск на постоянной основе по линии между Куангчи и Меконгом. «Если мы этого не сделаем, мы обречены на затяжную войну того рода, к которой американцы не очень хорошо приспособлены». Однако представляется весьма сомнительным, чтобы таким образом можно было бы надежно перекрыть тропу Хо Ши Мина. Кроме того, даже военный успех не излечил бы сайгонский режим от загнивания и бессилия, подрывавших все остальные усилия. Тем не менее точка зрения Скоттона разделяется многими ветеранами вьетнамской войны.
Между тем на поле боя, вернее, на сотнях полей сражений в горах, на рисовых полях и среди густых джунглей американские войска, низведя ВСРВ до роли зрителей, старались найти, вовлечь в бой и уничтожить формирования ВНА и партизанские отряды Вьетконга — в 1967–1968 гг. последних по-прежнему было намного больше, чем первых. Уэстморленд требовал от своих командиров, чтобы их люди постоянно находились в движении, истощая силы противника. После сражения у камбоджийской границы 31 марта — 1 апреля 1967 г., когда 1-й батальон 26-го пехотного полка под командованием подполковника Александра Хейга дал жесткий отпор атаковавшему его полку Вьетконга, глава КОВПВ «устроил разнос» командующему корпусом Брюсу Палмеру, за то что его подчиненные не стали преследовать отступающего противника[723].
«Самым мучительным было то, — вспоминал Фред Вейанд, в то время командующий 25-й дивизией, — что вы проводили операцию по зачистке местности… теряли человек пятнадцать… Потом уходили, а, когда возвращались туда через месяц, снова находили там врага… и так повторялось из раза в раз»[724]. Вейанд скептически относился к убежденности Уэстморленда в том, что противника можно победить путем истощения его сил: «Это просто смешно». У американцев не было столько пехоты, чтобы удерживать под контролем территории за пределами районов, покрываемых базами огневой поддержки (БОП). К тому моменту сеть таких баз, хорошо окопанных и укрепленных, расположенных в основном на обработанных дефолиантами возвышенностях, была построена по всей стране. Пехотинцы выходили за пределы этих районов, сражались и уходили обратно, оставляя за собой пустые консервные банки и неразорвавшиеся боеприпасы, которым вернувшиеся вьетконговцы находили полезное применение.
Солдаты и офицеры ненавидели довлевшее над ними требование о «подсчете потерь противника», но на войне, где не было перспективы поднять свой флаг в столице врага, это казалось единственной доступной мерой успеха. Это не было чем-то новым в военном деле: все армии во всех войнах оценивают эффективность своих усилий в том числе и по тому, сколько врагов они уничтожили, ранили или взяли в плен. Но во Вьетнаме это переросло в настоящую одержимость: командиры распекали своих подчиненных, если те не обеспечивали им достаточного количества трупов. Эта одержимость — и это в лучшем случае — приводила к тому, что в число убитых солдат противника зачастую стали включать и случайные жертвы, безоружных крестьян.
Капитан Винс Феллеттер из 101-й воздушно-десантной дивизии жаловался, что его начальство «придает слишком много значения этому дерьму с подсчетом тел»[725]. Однажды его рота в ходе рытья окопов наткнулась на захоронение солдат ВНА: «Бригадный приказал нам выкопать все тела, и они доложили о них как о потерях врага в ходе предыдущего контакта». В штабе 9-й дивизии в дельте Меконга висел настенный график «боевой эффективности», измерявшейся на основе такого показателя, как «количество уничтоженных врагов в расчете на роту-день». Региональные и Народные силы имели показатель 0,3; ВСРВ — 0,75, а войска США — 1,5[726]. Другая настенная диаграмма показывала устойчивый рост потерь противника[727]: с 1998 убитых во втором квартале 1967 г. до 2671 за тот же период 1968 г. и до 8138 во втором квартале 1969 г. Позже генерал Абрамс вспылил по поводу «культа графиков… Война — это реальные действия и люди, а у вас вся война сводится к этим чертовым графикам!»[728]. Джон Ванн скептически относился к тому, как обеспечивались высокие цифры потерь противника, и в разговоре с Фрэнком Скоттоном высказался о «постыдном массовом помешательстве в 9-й дивизии»[729]. В двух провинциях, где действовала эта дивизия, количество жертв среди гражданского населения достигало 500 человек в месяц, в то время как в остальных 12 провинциях вместе взятых, находившихся в ведении IV корпуса, эта цифра не превышала 400 человек. Как язвительно заметил Ванн, командующий 9-й дивизией Джулиан Юэлл «убил бы собственную бабушку, если бы ее можно было учесть как убитого врага». Юэлл послужил прообразом генерала-злодея Лемминга в романе Джозайи Бантинга «Львиные головы», в котором бывший кадровый офицер 9-й дивизии подверг резкой критике американские методы ведения войны во Вьетнаме.
Однако было бы ошибочным считать, что 1967–1968 гг. были полностью провальными для США в тактическом плане: каждый раз, когда войскам Уэстморленда удавалось втянуть врага в бой, они наносили ему тяжелые потери. Захваченные документы свидетельствовали о падении боевого духа и дисциплины во многих подразделениях НФОЮВ и ВНА. В одном из них сообщалось о пропагандистских усилиях, предпринимаемых во 2-й дивизии «с целью противодействовать отчаянию из-за затяжной войны, нежеланию [воевать] … и положить конец дезертирству, перебежничеству, бегству с поля боя и самоубийствам»[730]. Вьетконговские командиры были в ярости из-за того, что в ходе контактов их люди нередко оставляли позиции и покидали поле боя. 28 февраля 1967 г. глава программы принуждения к миру Роберт Комер писал Линдону Джонсону: «Расточительно, дорого, но тем не менее мы, бесспорно, выигрываем войну на Юге. Немногие наши усилия — гражданские или военные — можно назвать высокоэффективными, но мы перемалываем врага массой и мощью»[731].
После одного из сражений в середине 1967 г., когда 514-й батальон НФОЮВ в дельте Меконга был атакован вертолетным и речным десантом и понес большие потери, один из выживших вьетконговцев пожаловался: «Нам всегда говорили, что длинноносые — плохие бойцы… а на самом деле они сражаются яростно… намного лучше, чем ВСРВ»[732]. 17 октября Объединенный комитет начальников штабов доложил Макнамаре: «Текущая стратегия и тактические действия приводят к устойчивому прогрессу… По всей вероятности, враг находится в значительно более трудном положении, чем показывает текущая боевая статистика и разведданные»[733]. Среди массы всевозможных вымыслов и фальсификаций, доминировавших над документальным ландшафтом этой войны, эта оценка не кажется такой уж фантастичной.
Между тем на заседаниях ханойского Политбюро «высказывались разные мнения о масштабах победы, которые могли быть достигнуты»[734]. К концу 1967 г. Драконий двор оценивал численность коммунистических сил в Южном Вьетнаме в 232 000 человек — 190 батальонов — по сравнению с 204 000 год назад. Такое увеличение было достигнуто за счет переброски значительных регулярных формирований ВНА с хладнокровным пренебрежением к растущим потерям. Как гласит официальная военная история Ханоя, это было время трудностей и разочарований: «После битвы в долине Йа-Дранг в ноябре 1965 г., когда мы уничтожили несколько американских батальонов, мы не провели ни одного сражения, в котором сумели бы выполнить поставленные задачи»[735]. Для коммунистического руководства было очевидно: если они не сумеют предпринять какую-либо впечатляющую инициативу, они обречены завязнуть в затяжной тупиковой войне. Но терпение их народа, вопреки тому, что они любили утверждать, не было неисчерпаемым. Таким образом, разработанный в июле 1967 г. стратегический план Ханоя призывал к «максимальной концентрации усилий ради достижения решительной победы через общее наступление-восстание, невзирая на любые издержки»[736]. Так началась предыстория Тетского наступления 1968 г. — первого крупного события этой войны, порожденного частично ложными надеждами, частично необходимостью показать своему народу результат.
Для Соединенных Штатов это также было непростое время. Антивоенное движение в стране набирало обороты быстрее, чем американские войска «искали и уничтожали» коммунистов в Юго-Восточной Азии. Вдумчивые политики и военные пришли к осознанию того, что ограниченные цели, которые ставили перед собой США в Южном Вьетнаме, — на фоне впечатляюще амбициозных целей коммунистического руководства — вовсе не были преимуществом, а, напротив, связывали США руки. Ограниченные цели ограничивали средства, приемлемые для их достижения, и прежде всего исключали возможность вторжения на Север. 9 августа 1967 г. Эрл Уилер писал: «Наше правительство постоянно подчеркивает, что мы не собираемся вторгаться в СВ… и не собираемся сокрушать ханойский режим… Мы просто хотим, чтобы СВ прекратил снабжать и поддерживать силы Вьетконга на Юге и вернул свои войска домой»