Пожилая жительница Хюэ Нго Тхи Бонг и ее сыновья спали в своем доме № 103 на улице Чан Хынг Дао, когда началось наступление[880]. Они так привыкли к стрельбе, что поначалу не особо встревожились, пока не спустились на первый этаж и не увидели через щели в ставнях около двух десятков очень молодых вьетконговцев. Бонг, которая потеряла мужа на Первой индокитайской войне, а в 1966 г. — сына, служившего в ВСРВ, с горечью сказала: «Я знала, что началось время страданий». По всему городу разгорелись разрозненные бои, но уже утром 31 января бо́льшая часть древней столицы и укрепленной цитадели оказалась под контролем коммунистов. Тем не менее два важных объекта — штаб 1-й дивизии ВСРВ в секторе Мангка в цитадели и комплекс КОВПВ, где были расквартированы американские советники, который находился в полутора километрах к югу от Ароматной реки, — продолжали держать оборону. Многие южновьетнамские солдаты бежали из города, позволив атакующим захватить склады с боеприпасами и оружием, которое тут же было роздано сотням коммунистов, освобожденных из городских тюрем. Саперы взорвали бронетанковый парк в пригороде Тамтхай, а подразделения ВНА создали укрепленную линию обороны к северу от города.
26-летний лейтенант Чан Нгок Хюэ спал в своем доме на территории цитадели, когда услышал интенсивную стрельбу[881]. Он отвел родителей, жену и дочь в подземное убежище, которое было вырыто под домом у каждого благоразумного южновьетнамца, а сам, надев гражданскую одежду, сел на велосипед и помчался по темным улицам цитадели к условленному месту сбора. Хюэ командовал ротой быстрого реагирования «Хак Бао», или «Черных пантер», — элитным подразделением 1-й дивизии ВСРВ, силы которого были рассредоточены по всему городу. В какой-то момент он обнаружил, что едет в колонне солдат ВНА, которые были так увлечены происходящим, что не обратили на него никакого внимания. В конце концов он добрался до небольшой взлетно-посадочной полосы на территории цитадели, где собралась часть его роты. Связавшись по рации с командованием, он получил приказ немедленно двигаться к дивизионной штаб-квартире. Как только они туда прибыли, подразделения ВНА начали атаку — и были отбиты. Один из взводов роты Хюэ защищал областную тюрьму на южном берегу Ароматной реки. Незадолго до того как коммунисты захватили тюрьму и убили всех ее защитников, командир взвода передал лейтенанту последнее сообщение, попросив позаботиться о своей жене и семерых детях.
На протяжении всего дня 31 января сражение вокруг штаба 1-й дивизии ВСРВ и базы КОВПВ то затихало, то вспыхивало с новой силой. Коммунисты обстреливали защитников минами и 122-мм ракетами, те отвечали им огнем из гранатометов LAW. В какой-то момент атакующие прорвались в периметр южновьетнамского штаба; их удалось вытеснить оттуда только после того, как оборонявшиеся вызвали огонь артиллерии на себя. Все последующие дни южновьетнамцы упорно держали оборону. Между тем командование ВК/ВНА разместило свою штаб-квартиру в тронном зале соседнего Дворца совершенной гармонии, и коммунисты принялись колесить по городу на американских джипах, хватая всех людей любого возраста и пола, уличенных в связях с сайгонским режимом или американцами.
Когда началось наступление, пятая часть личного состава 2-го батальона 3-го пехотного полка под командованием майора Фам Ван Диня была отпущена домой на Тет. В полдень 31 января Динь получил приказ выбить коммунистов из города. Его американский советник капитан Джо Болт не сумел добиться ни воздушной, ни артиллерийской поддержки. Во второй половине дня Динь со своими 260 людьми дошел до берега Ароматной реки, но в районе рынка они наткнулись на яростное сопротивление, потеряв 10 человек убитыми и еще больше ранеными. Большинство солдат Диня героически сражались, стремясь прорваться в ту часть города, где жили их семьи — и которая теперь контролировалась коммунистами. Сам Динь лишь намного позже узнал, что его жена и дети успели уйти вместе с другими беженцами. На следующий день рано утром люди Диня перебрались через массивные стены цитадели, но попали под плотный огонь. Пока они пытались пробиться по ее улицам, Джо Болт сумел добраться до базы КОВПВ и вернуться с полным джипом боеприпасов и сухпайков. Он также раздобыл два 106-мм безоткатных орудия, которые как нельзя лучше подходили для уничтожения снайперских позиций. Но все попытки батальона Диня прорваться в цитадель потерпели неудачу. Коммунисты и южновьетнамцы на открытых радиочастотах обменивались взаимными оскорблениями и угрозами. Хотя впоследствии американцы справедливо обвиняли южновьетнамских защитников Хюэ в низкой боевой эффективности, цифры потерь указывали на то, что далеко не все солдаты ВСРВ были трусами.
Перед домом Нго Тхи Банг лежал истекающий кровью солдат правительственных сил, но никто не осмеливался ему помочь. В конце концов к раненому подошел вьетконговец и добил его выстрелом в голову. Вскоре после этого коммунисты постучали в дверь Банг. Они не угрожали, но сурово сказали, что они — победители, поэтому будет разумно оказывать им всяческую помощь. В последующие дни вьетконговцы жили в ее доме, ели, проводили пропагандистские собрания и пели коммунистические песни. Некоторые самые бедные жители — рикши и другие — помогали коммунистам, перевозя для них оружие и боеприпасы, но представители среднего класса, такие как семья Нго Тхи Банг, старались участвовать как можно меньше.
Суровые и неулыбчивые оккупанты были озадачены тем, почему буддисты, несмотря на свою явную нелюбовь к сайгонскому режиму, не выказали энтузиазма в связи с приходом новой власти. Впоследствии коммунисты признали, что, «если мы хотели поднять массы, нам следовало продемонстрировать нашу военную силу в полную мощь, чтобы люди поверили в нашу победу»[882]. Другими словами, одного только революционного пыла и обещания победы было недостаточно — солдаты Ханоя должны были выглядеть победителями, а они не были таковыми в глазах большинства жителей Хюэ. Перепуганные беженцы заполнили церкви, университетские здания и базу КОВПВ, где из-за нехватки воды приходилось пить содовую с апельсиновым ароматом, которую вскоре все возненавидели. Сражения за город продолжались на протяжении всего февраля: американские и южновьетнамские войска с тяжелыми боями, буквально метр за метром, вытесняли коммунистов из тех районов, которые те захватили в первые сутки. Почти половина древней столицы была разрушена; погибли тысячи мирных жителей. Первое американское подразделение, отправленное на помощь осажденной базе КОВПВ, — «Оперативная группа X-Ray» из Фубай — не сумела пробиться в город, натолкнувшись на крупные силы ВНА и понеся большие потери. После этого осажденный гарнизон получал непрерывный поток подкреплений в основном по реке. Несмотря на это, старшие офицеры продолжали отдавать нереалистичные приказы наподобие того, который подполковник Эрни Читхэм, командир 1-го батальона морской пехоты, получил от своего полкового командира в субботу утром, 3 февраля: «Я хочу, чтобы вы прошли через весь город и очистили его от ВНА!»
Первая попытка пересечь Ароматную реку по мосту Чыонгтиен, ведущему к цитадели, обошлась отряду из 100 морских пехотинцев в 10 человек убитыми и 56 ранеными. Морпехи не были обучены искусству ведения войны в городских условиях — им приходилось осваивать его на ходу, неся тяжелые потери от снайперов и автоматического оружия, пока они не научились правильно передвигаться по узким улочкам, где в каждом здании и развалинах мог скрываться враг. Ни один представитель американского командования выше звания полковника ни разу не побывал в Хюэ, чтобы своими глазами увидеть обстановку, вместо этого генералы предпочитали отдавать невыполнимые приказы из Кэмп-Эванс на севере и Фубай на юге.
В первые десять дней боев американское и южновьетнамское командование в благородном стремлении уберечь культурное достояние страны запретило нанесение артиллерийских и воздушных ударов по цитадели, где были сосредоточены силы ВНА. Но в жилых кварталах к югу от реки был задействован массированный огонь 106-мм безоткатных орудий, снаряды со слезоточивым газом и гранаты. Тем временем в захваченных районах коммунисты активно занимались «уничтожением тиранов и ликвидацией преступников», как они называли массовые убийства тысяч мирных граждан. Электричество и вода были отключены, городское радио не работало. На протяжении многих дней и ночей жители Хюэ были невольными заложниками — и жертвами — беспощадной войны.
В течение большей части февраля Уэстморленд серьезно недооценивал масштабы присутствия противника в Хюэ и вокруг него — отчасти из-за своей одержимости Кхешанью и отчасти из-за провалов американской машины оперативного управления, особенно разведки. Командование считало, что коммунисты развернули в городе около 2000 человек, тогда как в действительности их было в пять раз больше. В результате командование Армии и морской пехоты раз за разом отправляло туда относительно небольшие силы, которые коммунисты могли эффективно сдерживать по отдельности, в то время как американские солдаты и морпехи были вынуждены сражаться на условиях, которые им диктовал враг. Именно затянувшееся сражение за Хюэ сыграло немаловажную роль в пропагандистском успехе разыгранного Ханоем Тетского гамбита. КОВПВ обманывало себя тем, что Хюэ был всего лишь одной из неудачных попыток провалившегося наступления. На самом же деле битва за Хюэ стала триумфом: ожесточенное сопротивление ВК и ВНА превратило ее в такое же легендарное сражение, как битва за Коррехидор в 1942 г. — проигранное, но героическое.
Капитан Чарльз Крон, офицер разведки 2-го батальона 12-го кавалерийского полка, сравнил участь своего подразделения, бездумно отправленного в Хюэ на четвертый день, с судьбой Легкой бригады в Крымской войне: «Нам нужно было преодолеть всего пару сотен метров, и мы, как и Легкая бригада, превратились в живую мишень из волны людских тел, в то время как оборонявшиеся почти не подвергались риску… Не было никакой необходимой и убедительной причины, чтобы бросать американский батальон в атаку на укрепленные позиции северовьетнамской армии на открытой местности»