В поселке рядом с авиабазой школьник-подросток Чан Ван Де осторожно выглянул через щель в воротах и увидел бойца в вьетконговском плетеном шлеме, который кричал на всю улицу: «Выходите все! Революционная армия пришла, чтобы освободить вас!» Но Де благоразумно затаился: католик по вероисповеданию, он с колыбели научился ненавидеть и бояться коммунистов. Вскоре после этого совсем рядом началась интенсивная перестрелка; Де вернулся в дом, где в страхе сидела его мать и четверо младших братьев и сестер. Он приложил палец к губам и заставил их всех залезть под большую кровать. Им пришлось пережить несколько страшных часов: пули легко пробивали хлипкую дверь; в небе кружили вертолеты и стреляли ракетами — одна из них попала в соседний дом, который вспыхнул как свеча. В конце концов они набрались смелости и, преодолев несколько сотен метров, добежали до канавы за пределами поселка. Там они скрывались следующие три дня; Де каждый день на рассвете ходил посмотреть, цел ли их дом. На третье утро он наткнулся на огромного американского солдата, который наставил на него винтовку. «Я школьник», — сказал Де по-английски. Солдат помедлил, но опустил винтовку, хотя в его глазах по-прежнему читалось подозрение.
Задача генералов состоит в том, чтобы обеспечить скоординированные действия крупных сил на территории ТВД. Фред Вейанд по праву гордился тем, что сумел наладить эффективную систему коммуникаций и оперативно перебросить подразделения своего II полевого корпуса к Сайгону. Остальная же часть генералитета КОВПВ позволила стране погрузиться в хаос. Взаимодействие между американскими и южновьетнамскими силами было, мягко говоря, неудовлетворительным. Многие командиры на местах оказались предоставленными сами себе. В первые часы американская военная полиция в Сайгоне понесла значительные потери просто потому, что — вполне естественно — не была подготовлена для ведения полноценных боевых действий, в отличие от пехоты. 16 полицейских были убиты и 21 ранены: многие из них ехали на одном грузовике, взорванном партизанами. В Шолоне тяжелые уличные бои шли несколько недель. Горстка австралийцев отбила атаку на свою базу, в ходе которой их повар, рядовой Климент по кличке Поп, застрелил вьетконговского гранатометчика[898]. «Когда он поднял эту канализационную трубу на плечо, — позже рассказывал тот на характерном национальном сленге, — я сразу понял: этот пришел сюда не сантехнику чинить»[899]. В целом силы союзников удержали практически все атакованные объекты и нанесли нападавшим гораздо более тяжелые потери, чем понесли сами, однако на улицах южновьетнамских городов несколько дней и даже недель шли яростные бои и лилась кровь.
Медперсонал 3-го полевого госпиталя Армии США в пригороде Сайгона последние месяцы в основном занимался тем, что лечил запущенные зубы местному населению и выдавал им разноцветные плацебо, которые те обожали. Но 31 января в госпиталь хлынула лавина раненых. Американские хирурги оперировали раненого вьетконговца, когда в операционную заглянул медбрат и сообщил: «Они напали на наше посольство». Врачи недоверчиво пробормотали: «Да, хорошо». Но медбрат настойчиво продолжил: «Оставьте этого. У нас там куча людей». По словам санитара Уильяма Драммонда, «начался настоящий марафон… Мы работали без перерыва почти 40 часов»[900].
Из-за отчаянной нехватки врачей им приходилось принимать трудные решения, отказываясь от попытки помочь некоторым тяжелораненым. Ходячих раненых грузили на автобусы и везли в Таншоннят, откуда их эвакуировали на Гавайи. Несколько сотрудников госпиталя не выдержали напряжения; так, по словам Драммонда, главврач хирургического отделения пережил нервный срыв: «Он стал вести себя как-то неадекватно. Было видно, что от него ничего не добьешься». Когда сам Драммонд вышел во двор, чтобы немного прийти в себя, он столкнулся с грузовиком, привезшим дюжину трупов американских солдат. Морг был переполнен; в какой-то момент в нем находилось 600 тел, американцев и вьетнамцев, поэтому для складирования трупов пришлось задействовать помещения, где жил младший медперсонал. Госпиталь был рассчитан на 150 коек, а на пике Тетского наступления в нем находилось около 500 раненых. Внутри помещения без окон «ты чувствовал себя как в могиле»: время от времени медики ненадолго выходили на улицу просто для того, чтобы узнать, ночь сейчас или день.
Мучительнее всего было ухаживать за «безнадежными» — ранеными, обреченными на смерть. «Было очень тяжело смотреть на своего ровесника, который мог бы быть моим братом, разговаривать с ним — и знать, что он умрет», — писал Драммонд. Старшая медсестра и ее заместительница, которым было за 50, относились ко всем раненым по-матерински. Когда одна из них увидела морпеха, который вылез из грузовика с торчащей вместо кисти локтевой костью, она с жалостью сказала: «Бедный мальчик, ты лишился руки». На что тот ответил: «Это ерунда, моя дорогая. Они прострелили мне яйца!» Поток раненых уменьшился только на третий день, когда запасы стерильных перевязочных материалов уже подходили к концу.
В Соединенных Штатах были ошеломлены новостями из Вьетнама, которые к тому же не всегда правдиво отражали реальность. Популярный ведущий вечерних новостей на NBC Чет Хантли сообщил зрителям, что вьетконговские снайперы проникли в здание посольства США и с его крыши обстреливали прибывших на помощь американских десантников. Сара Макклендон в столичной новостной программе Capital Tieline предостерегла: «Ситуация очень, очень сложная, и я думаю, наши люди должны осознать это в полной мере»[901]. Том Бакли из The New York Times выразил благоговейный ужас перед тем, что «после стольких лет войны и десятков тысяч жертв Вьетконг показал, что по-прежнему способен поставить под ружье тысячи бойцов, готовых не только делать вылазки по ночам и ускользать в джунгли, но и наносить массированные удары, фактически идя на осознанное самопожертвование»[902]. Майк Уоллес с CBS заявил, что Тетское наступление «разрушает миф о том, что союзные силы контролируют Южный Вьетнам». Сенатор Джон Стеннис от Миссисипи заявил журналистам, что эти атаки, хотя и дорого обошлись врагу, нанесли личное унижение Линдону Джонсону. Президент действительно счел это ударом в спину со стороны своих военных, и в частности Уэстморленда, — его доверие к ним было безвозвратно утеряно.
Между тем боевые действия продолжались. 1 февраля в 06:00 Чан Бать Данг и его штаб погрузились в большие моторные сампаны под флагами НФОЮВ, поднялись вверх по реке Сайгон и высадились в городе. Несмотря на перестрелки и орудийную пальбу, они двинулись по столичным улицам к мосту Батанг. Данг, ветеран Вьетминя, хорошо знал Сайгон в 1945–1946 гг. По пути он ненадолго забежал в дом некой миссис Чинь, где в те далекие времена размещалась штаб-квартира партийного комитета. На многих домах были вывешены революционные флаги. По словам одного из партизан, ему так понравилось ходить по столице, что он даже снял сандалии, чтобы лучше почувствовать ее улицы.
В тот день бригадный генерал Джон Чейссон в штабе КОВПВ с горьким восхищением написал: «Это невероятно. Они одновременно нанесли удары почти по всем аэродромам и крупным городам по всей стране. На данный момент причиненный нам ущерб довольно значителен, но человеческие потери невелики, и сам противник заплатил ошеломительную цену. Если мы сможем взять верх (а в этом нет никаких сомнений), не думаю, что у них останется много сил. Они пошли ва-банк и тем самым только сократят для нас войну»[903].
В сайгонском полевом штабе НФОЮВ боевой дух заметно ослаб. Согласно последним донесениям, почти все группы ВК в центре Сайгона были уничтожены. Данг разместил новый командный пункт в пагоде возле моста Биньтиен и отправил «оккупационные бригады» на улицы призывать гражданское население присоединиться к восстанию, но эти усилия ничего не дали. Ему сообщили, что на дом его знакомой миссис Чинь упала бомба, все его обитатели погибли. Следующие несколько дней и ночей они почти не спали, получая непрерывный поток плохих новостей, которые в основном доставлялись отважными женщинами-курьерами, рисковавшими жизнью на обстреливаемых сайгонских улицах. Под натиском союзных войск и растущей огневой мощи удерживаемые партизанами периметры стремительно сокращались. Над их позициями непрерывно кружили вертолеты, в ночные часы подвешивались осветительные бомбы. Американцы запеленговали радиопередатчик Данга, и артиллерия взяла этот район в вилку. Поток раненых рос, но они ничем не могли им помочь. Все эти дни Данг и его люди питались только утиным мясом и яйцами, которые вскоре возненавидели. Данг отчаянно требовал подкреплений, но их неоткуда было взять.
По всей стране почти каждое американское боевое подразделение было вовлечено в вооруженное столкновение того или иного масштаба. Капитан Майрон Харрингтон, 30-летний уроженец Огасты, Джорджия, принял командование ротой в 1-м батальоне 5-го полка морской пехоты всего за пять дней до Тета. Его смущало, что за восемь лет службы он еще ни разу не участвовал в боевых действиях: «Я прекрасно осознавал свою неопытность»[904]. Через несколько часов после начала Тетского наступления его рота получила приказ зачистить местность к югу от Хюэ вдоль старой железнодорожной линии, пролегавшей около побережья. В одной из заброшенных деревушек они наткнулись на отряд ВНА и вступили с ним в бой. Всю ночь их позиции периодически подвергались минометному обстрелу, но на утро Харрингтон получил новый приказ: вместе со своими двумя взводами присоединиться к остальной части батальона, находившейся почти в 20 км отсюда. Это был классический пример неграмотного командования: отправлять небольшой отряд в такой опасный марш было слишком рискованно. Харрингтон спросил у штабного офицера: «Между вами и мной