[978]. Очевидно, что их целью было дождаться американцев и заставить их ввязаться в бой на выгодных для себя условиях, что и произошло всего 24 часа спустя.
Рано утром 30 апреля в соответствии с приказом полковника Халла четыре роты батальона Уэйса рассредоточились по местности на 11-километровом отрезке, почти вплотную приблизившись к позициям 6-го батальона ВНА, которые к тому времени еще не были обнаружены. С крыши заброшенного дома у реки капитан Джим Уильямс через бинокль наблюдал, как корабли ВМС США обмениваются огнем с противником, засевшим в деревне на северной стороне. В какой-то момент в корпус десантного корабля попал снаряд 57-мм безоткатного орудия: один моряк был убит, двое ранены. Пока патрульные катера поливали берег огнем, конвой повернул на запад к Донгха; ВМС объявили протоку Бозьеу закрытой для движения, пока прибрежная зона не будет очищена от противника.
В 08:18 ланс-капрал Джеймс О’Нил, снайпер, сопровождавший патруль роты H Уильямса, заметил какое-то движение в 500 м и предупредил лейтенанта: «Сэр, думаю, там впереди целая куча гуков». Тот сказал: «Подстрели одного». Из-за висевшей в воздухе влажной дымки О’Нил не мог отчетливо разглядеть цель через оптический прицел, но, сделав два выстрела из своей «Ремингтон 700», он увидел на краю окопа фигуру с наполовину снесенной головой[979]. Вскоре после этого Уильямс получил приказ от Уэйса (позывной «Дикси Дайнер 6») атаковать со своей ротой H деревню Донгхоанг с севера, в то время как рота F должна была взять деревню Дайдо менее чем в 2 км западнее от них. На этом этапе полковое командование разрешило Уэйсу задействовать всего две роты и ни взводом больше. Это было первой фатальной ошибкой: атаки такими малыми силами обеспечили врагу численное превосходство.
Из-за боевых потерь, болезней и отпусков в ротах F и H оставалось меньше сотни человек в каждой. Уэйс и его командная группа погрузились в мелкосидящий бронированный монитор, с которого они могли следить за ходом боя, двигаясь вверх по течению параллельно с пехотой на берегу. Как обычно, не было никаких разведданных: они могли наткнуться как на горстку коммунистов с одной безоткатной пушкой, так и на 200 и даже на 2000 бойцов на хорошо укрепленных позициях. Американская 105-мм и 155-мм артиллерия начала работать по объектам атаки фугасными и дымовыми снарядами. Примерно в 13:30 головные взводы роты Н, двигавшиеся к деревушке Донгхоанг, наткнулись на плотный огонь из-за стены деревьев. Уэйс доложил в штаб полка, что, по всей видимости, противник сосредоточил здесь довольно крупные силы. Ему выделили в поддержку два танка М-48 и корабельную артиллерию. Один морпех выстрелил из своей М-16 по вражескому солдату и в шоке воскликнул: «Охренеть!», когда того разорвало на части: морпех не сразу понял, что одновременно с его выстрелом разорвался 90-мм снаряд. Сначала морпехи передвигались ползком, а на подходе к Донгхоангу поднялись на ноги, выстроились цепью с пятиметровым интервалом и двинулись вперед, стреляя от бедра.
Некоторые солдаты ВНА выскакивали из своих паучьих нор и бросались наутек, но другие продолжали стрелять. Морпехи побежали вперед, но Уильямс — 30-летний уроженец Миннесоты, прославившийся своей храбростью, — бросился за ними и затормозил их, чтобы они не попали под собственный заградительный огонь. Краем глаза он заметил, как из ближайшего окопа высунулся вражеский солдат и швырнул в него гранату. Он успел отпрыгнуть, прежде чем та взорвалась, свалив его с ног и нашпиговав осколками бедра и ягодицы. Морщась от адской боли, он попытался встать на ноги, но не смог. Посреди оглушающей какофонии стрельбы и взрывов он приказал своему радисту привести к нему старшего сержанта. Тот, пригибаясь и маневрируя, побежал на поиски, но вскоре вернулся и доложил, что сержант не придет: «Он в окопе и отказывается оттуда вылезать!» Тогда Уильямс приказал передать «уклонисту», что либо тот немедленно явится к своему командиру, либо он собственноручно его пристрелит. Позже один из офицеров попытался оправдать трусливого сержанта: «Этот парень участвовал во многих сражениях и так и не привык находиться под пулями». Командование ротой H взял на себя лейтенант Алекс Прескотт по прозвищу Скотти.
Между тем сражение продолжалось: один штаб-сержант лишь слегка пошатнулся, когда недалеко от него прогремел взрыв, но вскоре рядом с ним взорвалась еще одна граната, выбив из рук винтовку и разбив дайверские часы на запястье. Когда он поднялся на ноги, то обнаружил, что у него кружится голова. Он попросил санитара дать ему пару пощечин — это помогло. Остаткам роты H потребовалось 15 минут, чтобы взять деревушку Донгхоанг, неся потери почти на каждом шагу и паля по вражеским солдатам, разбегавшимся из паучьих щелей на их пути. «Черт возьми, там повсюду лежали мертвые гуки, — позже вспоминал сержант Джо Джонс, чернокожий гигант, взявший на себя командование взводом, когда они потеряли своего лейтенанта. — И раненые морпехи… Люди из разных отделений и взводов все смешались, не поймешь, кто где»[980]. Лейтенант Карл Гибсон, бежавший в метре за спиной Прескотта, когда они вступили в деревню с южной стороны, упал, сраженный пулей в голову. Месяц назад он женился и пробыл во Вьетнаме всего 10 дней.
Оставшиеся в живых сформировали периметр посреди царившего хаоса. Один санитар истерически рыдал над раненым товарищем. Другой санитар кричал рядом с лежавшим на земле сержантом, мертвенно-бледным от потери крови: «Мы должны эвакуировать его отсюда! Он умирает! Умирает!» Поскольку вертолетам приземляться было слишком опасно, в 15:30 к берегу в сотне метров южнее Донгхоанга подошли небольшие лодки — «скиммеры», которые доставили боеприпасы и эвакуировали 30 раненых. Неожиданно появился сам полковник Халл, который принялся бомбардировать «Скотти» Прескотта вопросами. Напыщенный и недалекий солдафон, командир полка заявил, что Уэйс и его люди действуют недостаточно напористо. Он потребовал «переть на врага грудью», что заставило его начальника оперативного отдела возразить, что «люди Уэйса и так находятся к врагу настолько близко, что тот способен вспороть ножом их брюхо»[981]. Уильямса погрузили в лодку, на дне которой в луже крови, в том числе его собственной, плавала чья-то фляга. Не в силах сдержать тревогу, мучащую многих раненых, он подозвал санитара и попросил: «Слушай, у меня там все онемело, я ничего не чувствую. Можешь посмотреть, мои яйца на месте?» В их батальоне служил сержант-майор Джон Малнар по прозвищу Большой Джон, потерявший одну тестикулу в Корейской войне. Санитар внимательно осмотрел причинное место и сообщил: «На мой взгляд, с ними все в порядке, сэр». Этот эпизод мог бы показаться комическим, но его участникам было не до смеха.
С побережья раненых доставляли на Iwo Jima, где о прибытии очередной волны вертушек объявляли по громкоговорителям: «Прибытие медэваков… Прибытие медэваков». В какой-то момент в переполненный медицинский отсек зашел раненый морпех и объявил, что 2-й батальон в беде и все, кто способен сражаться, должны вернуться на берег и помочь товарищам. Несколько перевязанных морпехов решительно направились на ангарную палубу, где лежали груды окровавленных бронежилетов и снаряжения, экипировались самым необходимым и полетели обратно, хотя на поле боя их не допустили. Если санитары в боевых частях имели отличную репутацию, это не распространялось на весь медицинский персонал: все знали, что медики не прочь поживиться чужим имуществом. Когда Джима Уильямса на борту Iwo Jima попросили сдать пистолет, тот, несмотря на острую боль, вцепился в него и прорычал: «Ни один чертов моряк не получит мое оружие!»[982] В конце концов он отдал свой пистолет калибра.45 одному из морпехов. Прошло несколько месяцев, прежде чем Уильямс смог нормально сидеть, а к службе его признали годным только через год.
Несмотря на то что в 13:50 рота H уже вела тяжелое сражение за Донгхоанг, в паре километров западнее от нее рота F («Фокстрот») приближалась к деревушке Дайдо с севера на гусеничных десантных бронемашинах, совершенно не зная, чего ожидать от врага. Внезапно рядом с машиной, на которой сидели пятеро радистов, прогремел взрыв — один из радистов свалился на землю, крича от боли. Под градом рвущихся гранат из РПГ морпехи спрыгнули с машин и нерешительно двинулись вперед. Бо́льшая часть роты была пригвождена к земле в сотне метров от деревни; шедший по правому флангу взвод застрял на маленьком кладбище.
Командир роты капитан Джеймс Батлер, спокойный 25-летний техасец, сын генерала, запросил воздушный удар напалмом — жестяные канистры падали с неба и, ударяясь о землю, выбрасывали клубы инфернального черно-красного пламени меньше чем в 40 м от одного из лейтенантов. «Черт возьми, здесь жарко! — завопил тот в радиоэфире. — Не подходите ближе!» Четыре часа спустя Батлер сообщил Уэйсу, что у него осталось всего 26 боеспособных солдат, и попросил разрешения отступить к Донгхоангу. Уэйс разрешил, но деморализованным остаткам роты потребовалось еще два часа, чтобы разорвать контакт под прикрытием Phantom и пулеметов десантных бронемашин калибра.50BMG. Если бы северовьетнамцы решили нас преследовать, позже вспоминал Батлер, «у них были все шансы стереть нас с лица земли»; к счастью, они этого не сделали[983].
В 17:00 рота B — «Браво» — 1-го батальона морской пехоты получила приказ переправиться через реку и поддержать атаку 2-го батальона 4-го полка. Рота пользовалась не очень хорошей репутацией: там были серьезные проблемы с дисциплиной, ее младшие командиры враждовали между собой и с рядовыми — недавно один обкуренный радист угрожал взорвать всех гранатой[984]. Гусеничные амфибии пересекли реку напротив деревни Анлак, откуда рота В должна была направиться к Дайдо на усиление батальона Уэйса. Но, как только бронемашины выползли на песчаный берег, из близлежащих зарослей на морпехов обрушился град огня; командир роты, один лейтенант, сержант и семеро солдат почти сразу были убиты, еще 14 тяжело ранены. «Это был полный хаос, — позже вспоминал ланс-капрал Даг