Абрамс негодовал: «Это преступление — позволять им [коммунистам] сидеть там в безопасности… и безнаказанно жиреть»[1030]. Но, когда он предложил своему заместителю, генерал-лейтенанту Эндрю Гудпастеру, отправить бомбардировщики B-52 и «по ошибке» нанести удары по ту сторону границы в рамках операции «Световая дуга», тот твердо ответил, что на это требуется санкция Вашингтона. Абрамс был взбешен аналитическим исследованием ЦРУ, которое утверждало, что военные действия против районов-убежищ практически бесполезны. Как заметил Грег Даддис, со сменой главы КОВПВ изменилась только риторика, но не стратегия[1031]. Некоторые военные операции при Абрамсе, как, например, штурм высоты 937 в долине Ашау в полутора километрах от лаосской границы, прозванной солдатами 101-й воздушно-десантной дивизии высотой «Гамбургер», мало чем отличались от многих бессмысленных сражений, которые имели место при Уэстморленде.
Еще один подобный эпизод стал известен как «сражение за Маттерхорн» благодаря одноименному автобиографическому роману Карла Марлантеса. 25-летний лейтенант Лэнден Торн командовал взводом в той же роте С, что и Марлантес. Сын дипломата, он был одним из сравнительно немногих выходцев из привилегированных слоев американского общества, которые без возражений отправились служить во Вьетнам: его дед был морским пехотинцем, отец — офицером радиолокационной службы на авианосце Hornet во время Второй мировой войны, и Торн также хотел испытать себя. Все последние месяцы перед выпуском из Йельского университета его однокурсники горячо обсуждали, стоит идти на войну или нет, и большинство решило, что нет: «Чем больше я узнавал о Вьетнаме, тем сильнее меня мучили сомнения. Мне говорили: „Эй, слышал о Карле? Его недавно убили“. Но многие мои ровесники, которые стали уклонистами, серьезно испортили себе жизнь, а некоторые до конца дней мучились от чувства вины»[1032]. Его младшая сестра Джулия проводила его до Сан-Франциско, где он должен был сесть на транспортный корабль. По пути они заскочили в легендарный ресторан «На вершине Марка» на крыше высотного отеля. Вскоре после его отъезда Джулия отправилась учиться в Европу, где стала убежденной противницей войны.
На базе в Дананге Торн и его новые товарищи встретили толпу ветеранов, ожидавших отправки домой, которые мрачно приветствовали их: «Добро пожаловать в самое грязное зеленое болото на земном шаре! Вам придется несладко». Два дня он ждал, когда транспортный CH-46 доставит его на базу передового развертывания «Аргон», которая послужила прототипом базы «Маттерхорн» в романе Марлантеса и куда он перенес события, которые в реальности происходили на базе под названием «Зона высадки Мак». Прибыв на место, Торн обнаружил, что с позиций, которые занимает его рота, отлично виден лагерь ВНА, расположенный на холме на расстоянии всего двух выстрелов по ту сторону лаосской границы. В первую же ночь рота Торна подверглась обстрелу: «Раздались ухающие думп-думп-думп вражеских минометов, работавших по нашим позициям». Он понял, что попал далеко не в лучшее подразделение: «Командир предъявлял к нам неразумные требования. Молодые морпехи способны на фантастические подвиги, но плохое командование все портит». После того как они потратили несколько недель на зачистку близлежащей высоты под кодовым названием «Невиль», на ее вершине была размещена база огневой поддержки с тремя 105-мм орудиями, где Торн был назначен передовым наблюдателем. Под утро 25 февраля их периметр, защищаемый всего двумя взводами, был атакован саперной ротой ВНА: в предрассветной темноте около 200 солдат в новенькой зеленой униформе и сандалиях выбежали из джунглей, доходивших почти до самого проволочного заграждения. «Они прорывались на наши позиции три раза, у нас закончились мины Claymore, но получить пополнение запасов по воздуху мы не могли, потому что по нам работали 60-мм и 82-мм минометы». Постам прослушки было приказано «сидеть тихо», т. е. затаиться и надеяться на то, что враг их не заметит. Внутри периметра в нескольких местах начались пожары: полыхнули зарядные картузы, сваленные рядом с орудийными ямами, одна из которых ненадолго оказалась в руках врага.
Они сумели вытеснить северовьетнамцев только после ожесточенного трехчасового боя, подчас пуская в ход не только винтовки и гранаты, но и саперные лопатки. 12 морпехов и двое санитаров были убиты, а многие выжившие получили устойчивое повреждение слуха из-за многократных близких взрывов. В следующие дни противник продолжал осаждать сокращающийся периметр Невиля, вертолеты по-прежнему не могли сесть из-за плотного огня, а сброшенные на парашютах боеприпасы приземлялись вне досягаемости. Торн был так напуган, что еда не лезла ему в горло: «Адреналин зашкаливал. Все были эмоционально дестабилизированы, потому что все время думали о смерти. Тот, кто выживает после такого, становится другим человеком. На вторую ночь основной проблемой стала огневая дисциплина: все были на нервах и, чуть что, разряжали магазин в темноту или давили кнопку на Claymore. Я вызывал артиллерию, как только мы слышали какое-то движение». На третий день после мучительного запора он почувствовал острый позыв опорожниться, и едва он присел за ящик из-под патронов, раздалось ненавистное «Бух! Бух!» минометного обстрела. «Но в тот момент я был готов умереть, лишь бы просраться».
Постепенно атаки затихли, и они смогли восстановить заграждение из колючей проволоки вокруг периметра. Погода все еще была нелетной для вертушек, но вскоре прибыла отправленная им на выручку рота, — ей потребовалась целая неделя, чтобы преодолеть пешком весь путь. В конце концов они услышали долгожданный стрекот Sea Knights. Санитары очистили тела убитых американцев от личинок, а трупы северовьетнамцев сбросили с крутого склона. «Потом ВНА вернулись и устроили адские времена для Карла [Марлантеса] и роты С». Торн был переведен в Донгха передовым авиационным наблюдателем. Его первой мыслью было: «Как я могу оставить своих парней?» А второй мыслью: «Что за болваны в штабе отправили нас сюда?» Последующие трагические события, пережитые 1-м батальоном 4-го полка морской пехоты и так ярко описанные в романе Марлантеса, были следствием безрассудной, но, к сожалению, присущей некоторым старшим офицерам склонности ставить относительно небольшие американские подразделения в трудные боевые ситуации, преимущество в которых оказывалось на стороне противника. Сражения в этом районе продолжались весь апрель — командовавший 1-м батальоном полковник погиб под минометным обстрелом, став жертвой собственной тактической глупости. Хотя ВНА, как всегда, понесли более тяжелые потери, чем американцы, именно последние чувствовали себя побежденными.
Парадоксально, но позже коммунисты признали 1969 г. самым тяжелым годом войны, ознаменовавшимся самыми большими потерями и упадком воли к победе. В июне в горах провинции Куангнгай даже пламенная революционерка д-р Данг Тхюи Чам писала, что она и ее товарищи обессилены и пали духом, многие не могут даже есть: «Круглыми сутками, днем и ночью, вокруг нас оглушительно рвутся бомбы, кружат реактивные самолеты, штурмовые вертолеты и UH-IA. Весь лес в воронках от бомб, в искореженных стволах, оставшиеся деревья стоят желтыми из-за токсичных химикатов. Мы теряем много людей. Все, даже коммунисты, отчаянно устали»[1033].
В своем романе Бао Нинь описал зловещий район — «Лес вопиющих душ», где был почти полностью уничтожен северовьетнамский батальон: «По ночам жалобный шепот [неприкаянных душ погибших солдат] можно было услышать в лесной чаще, а крики их разносил по джунглям ветер… В этих местах можно было услышать птиц, которые кричат человеческими голосами. Эти птицы не умеют летать, они только сидят на ветках и кричат. И ни в каком другом месте Центрального нагорья не встречались побеги бамбука такого жуткого цвета… похожие на сочащиеся кровью куски мяса. А светлячки там были огромные… По ночам деревья и кусты стонут здесь ужасающе дружно. Когда привидения запевают хором, душа приходит в смятение, и весь лес кажется сплошной массой, где бы ты в нем ни находился. Это место не для робких людей. Здесь можно сойти с ума или умереть от страха»[1034]. В этом лесу солдаты ВНА тайно соорудили буддистский алтарь и молились перед ним за своих погибших товарищей.
Однако же, при всей усталости коммунистов от войны, союзники не ощутили ни малейшего проблеска надежды на то, что они побеждают. Начальник армейской разведки КОВПВ, бригадный генерал Фил Дэвидсон с горечью назвал Соединенные Штаты «полем битвы, где в 1968 г. враг одержал свою главную победу»[1035]. 15 марта он доложил Абрамсу о снижении интенсивности движения грузовиков на тропе Хо Ши Мина. Генерал предостерегающе ткнул в него пальцем: «Давайте не будем видеть в этом обнадеживающий знак»[1036]. «О нет, сэр. Я не вижу никаких обнадеживающих знаков», — отреагировал Дэвидсон. Абрамс негодовал: «Мы должны защищать наши базы, города и население. Если бы противнику пришлось защищать свои базы, территории и население, мы бы выиграли войну через месяц! Мы бы столкнули его под зад в океан!»[1037]
Директива ЦУЮВ № 55, распространенная в апреле, предписывала командирам НФОЮВ использовать более прагматичный подход, не ставить на кон все свои силы в любой отдельно взятой операции, а вместо этого «сохранять устойчивый боевой потенциал для будущих действий». Выпущенные вслед за этим директивы № 81 и № 88 определяли цели НФОЮВ как «вынудить врага пойти на переговоры с нами, вывести войска… согласиться на коалиционное правительство». Вьетконговцы по-прежнему поддерживали достаточную боевую активность, чтобы обеспечивать постоянный поток американских и южновьетнамских потерь, но