Другой сотрудник британской разведки, Джулиан Харстон, рассказывал, как они пытались примерно оценить масштабы очередного призыва в армию, подсчитав количество использованных прививочных шприцев в мусорных баках рядом с военным госпиталем[1138]. Население было настолько нищим, что единственными подарками, которые осмеливались принимать местные работники консульства, были комплекты для ремонта велосипедов, бритвенные лезвия, аспирин и даже пустые бутылки. Опираясь на такие жалкие крохи информации было почти невозможно составить адекватное представление об этой стране: в конце 1970 г. даже Дафна Парк была уверена в шаткости ханойского режима.
Вывод Китаем своего контингента, хотя военные поставки продолжались в прежнем режиме, отчасти пошатнул авторитет Ле Зуана и Ле Дык Тхо — самых горячих приверженцев Мао в Политбюро. 18 января на пленуме ЦК была принята резолюция, в которой заявлялось, что страна «должна отвечать на вражескую агрессию не только вооруженным сопротивлением и политической активностью, но и посредством дипломатии». Это расплывчатое заявление ни в коей мере не отражало раскола в северовьетнамском руководстве: ни один голубь не осмелился бы подать голос в ханойском Политбюро, — однако же показывало подспудную усталость от войны. Напряженность в отношениях между Ханоем и южновьетнамскими коммунистами заметно обострилась. Ханойские «пролетарии» высмеивали некоторых министров ВРП, таких как Чыонг Ньы Танг и Нгуен Ван Киет, за их буржуазное происхождение. Оскорбленный Танг писал: «Да, многие из нас были выходцами из зажиточных семей и привыкли к хорошей жизни, прежде чем присоединились к революционной борьбе. Нами двигали разные причины, но мы уже многим пожертвовали ради своей страны и были готовы пожертвовать ради нее всем»[1139]. Сам Танг утверждал, что никогда не считал себя коммунистом. «Тогда, в 1920 г., — писал он, — единственным союзником, который поддержал вьетнамское национально-освободительное движение, был Коминтерн. И Хо Ши Мин ухватился за него, как утопающий за соломинку»[1140]. Идеологическая непримиримость Ле Зуана вызывала у Танга все большее неприятие: «Они приносили в жертву совесть и прагматизм ради своей политической религии. Их непреклонное высокомерие не допускало никаких компромиссов»[1141].
Северовьетнамская армия испытывала хроническую нехватку людей, что отражалось на всем северовьетнамском обществе, но полиция и органы безопасности в зародыше подавляли любые протестные настроения. Вскоре кризис с нехваткой личного состава стал настолько острым, что ВНА была вынуждена призывать в свои ряды даже таких «ненадежных граждан», как 33-летний Нгуен Хай Динь, сын бывшего землевладельца. Динь пошел в армию с единственной целью — дезертировать на Юге: «На Севере я был изгоем»[1142]. Он лелеял тайную мечту уехать в Америку. После тяжелого и опасного перехода по тропе Хо Ши Мина Динь в составе 28-го батальона ВНА начал участвовать в боевых действиях и одновременно с таким усердием взялся за изучение коммунистической теории, что вскоре был назначен политруком: «Я делал все это умом, а не сердцем. Любому независимо мыслящему человеку, который хочет выжить в коммунистическом обществе, приходится быть хорошим актером».
В ходе одной из бомбардировок В-52 Динь получил разрыв барабанной перепонки; в конце концов в сумятице камбоджийского вторжения он сумел ускользнуть из своего подразделения и спрятаться в школе. 23 мая, дрожа от страха и размахивая белой тряпкой, он выбрался из своего укрытия и сдался солдатам 25-й дивизии США. Хотя он не ел два дня, когда ему дали рис с мясными консервами, он не смог проглотить ни крошки. Его отправили в лагерь перебежчиков в Сайгоне, где он чувствовал себя чужим среди других чиеу-хой, в большинстве своем простых крестьян: «Среди них были и убежденные антикоммунисты, но многие просто устали от войны»[1143]. После годичного курса «перевоспитания» им дали полугодовой отпуск, после которого они были обязаны продолжить службу в рядах ВСРВ. Но Динь больше не хотел воевать — ни за коммунистов, ни против них. Не имея перспектив эмигрировать в Америку, он через своего дальнего родственника сумел поступить в местную католическую семинарию. Там он провел следующие четыре года, прислуживая в церкви и якобы готовясь стать священником. Теперь он по много часов читал Библию, изучая ее так же усердно, как прежде коммунистические труды, глядя из окна семинарии на особняк главы программы CORDS Билла Колби, стоявший напротив. Но «самое главное, впервые с 1954 г. я как следует наедался»: Динь поправился почти на 30 кг, став одним из немногих бенефициаров камбоджийской авантюры Никсона.
Антипартизанская борьба
К 1972 г. количество чиеу-хой, превысило 200 000: большинством, как и Динем, двигало нежелание воевать, а вовсе не любовь к сайгонскому режиму. Как-то вечером Фрэнк Снепп пригласил одного перебежчика, которого собирался сделать своим агентом, в сайгонский бар с его обычной толпой проституток и пьяных американских солдат. Спустя немного времени бывший коммунист что-то пробормотал себе под нос. Переводчик неохотно перевел американцу его слова: «Я сделал неправильный выбор. Мне тут не место». Снепп понял, что совершил серьезную ошибку: «Выпивка, женщины, развлечения — все это не интересовало этого человека. [Посещение ночного бара] наглядно показало, что мы не могли предложить того, что ему нужно»[1144].
В период с 1969 по 1972 г. на территории Южного Вьетнама осуществлялась так называемая программа «Феникс», разработанная опытным сотрудником ЦРУ Уильямом Колби, целью которой было уничтожение сети партизанского движения путем захвата, перевербовки или физического устранения ключевых фигур. Руководство программы утверждало, что за эти годы их силы «нейтрализовали» 80 000 вьетконговцев и их пособников, четверть из которых были убиты. Провинциальные разведывательные отряды «Феникса» состояли из вьетнамцев и финансировались из кармана ЦРУ, которое не скупилось: их жалованье было в три раза выше, чем у соотечественников в ВСРВ. Некоторые утверждают, что, если бы союзники запустили такую широкомасштабную программу на несколько лет раньше, в противовес целенаправленным политическим убийствам Вьетконга, это могло бы изменить исход войны. Капитан морской пехоты Энди Финлейсон с удовольствием вспоминал то время, когда он работал с разведгруппами «Феникса»: он жил на вилле ЦРУ на базе в Тэйнине, где условия жизни и питание были «просто роскошными… это было словно в романе Грэма Грина»[1145]. «Эти парни собирали на местном уровне такие разведданные, о которых мы раньше могли только мечтать», — и использовали их для нанесения точечных ударов по ячейкам НФОЮВ. Фрэнк Скоттон был согласен с тем, что «Феникс» был эффективен, «хотя я бы предпочел менее летальный подход»[1146]. Провинциальные разведывательные отряды пользовались репутацией безжалостных убийц: австралийский офицер САС Эндрю Фримантл описал их как «абсолютных дикарей… Однажды на моих глазах они секатором отрезали пленному безымянный палец»[1147].
Как и следовало ожидать, подобные эксцессы «Феникса», став достоянием гласности, забили очередной гвоздь в гроб внутренней поддержки войны в США. Выступая перед сенатским комитетом в феврале 1970 г., Колби отрицал, что это была контртеррористическая операция, но ему вряд ли кто-то поверил. По словам Фрэнка Снеппа, «„Феникс“… действительно наносил коммунистам серьезный ущерб», но «Колби открыто лгал, утверждая, что в ее рамках производились в основном только аресты. Эта программа всегда была нацелена на физическое уничтожение». Можно с полным основанием утверждать, что Вьетконг использовал еще более кровавые методы: по оценкам американского исследователя Гюнтера Леви, эскадроны террористического крыла НФОЮВ «Бан-ан-нинь» убили 36 725 вьетнамцев и похитили 58 499, и эти цифры представляются вполне правдоподобными. Но американский народ не хотел, чтобы его армия была причастна к подобным расправам — вроде той, в которой участвовал сенатор, в то время лейтенант, Боб Керри.
Керри, уроженец Небраски и бывшая звезда университетской футбольной команды, по праву гордился тем, что летом 1968 г. был зачислен в ряды элитного спецподразделения SEAL — «морских котиков» — ВМС США. Тем не менее он надеялся, что война во Вьетнаме закончится, прежде чем он успеет туда попасть: «Я не думал о геополитике… У меня была романтическая мечта — стать командиром эсминца… Я не хотел идти на эту войну, но и отказываться тоже не хотел»[1148]. Выбрав военное поприще, он был настроен «с энтузиазмом исполнять свой воинский долг». Керри было 25 лет, когда в начале 1969 г. он со своим взводом высадился в бухте Камрань. Их начальство не дало им никаких четких инструкций. В конце концов молодой лейтенант решил, что их задача — помочь сайгонскому правительству победить коммунистов, используя по умолчанию те же методы, что и «Феникс». По собственной инициативе Керри разработал план операции: они прибывали на катерах Swift на пляжи на восточном побережье и отправлялись на поиск вьетконговцев во внутренние районы. Но их усилия не увенчались ни одним огневым контактом, поэтому они перебрались в дельту Меконга в Катло, откуда начали вести патрулирование в провинции Киенхоа (ныне Бенче), обширные районы которой контролировались Вьетконгом. Вскоре разведка сообщила, что в деревушке Тханьфонг в 120 км к юго-востоку от Сайгона, через которую проходил маршрут снабжения ВК, находится несколько высокопоставленных кадров НФОЮВ. К тому времени Керри и его люди находились во Вьетнаме всего пять недель, единственный опытный член их команды Майк Эмб